Сама идея маленькой свадьбы и отдыха на островах мне также нравилась, как и осознание того, что Тэмми, наконец увидит мир, который, из нашей семьи, за исключением Сэм, никто толком и не видел. Кажется, после моей поездки за границу, я слишком часто стала рассматривать каталоги интересных мест, заглядывать на порталы путешественников и просматривать дешевые туры, даже не рассчитывая в ближайшем будущем куда-нибудь вырваться из этого городка. В своё время Эмметт и Эмилия склонились в пользу роскошной свадьбы, отклонив свадебное путешествие «до следующего раза», чего я определенно не могла понять, поэтому сейчас я всеми фибрами души поддерживала идею Рика и Тэмми о мини-свадьбе с отпуском на каком-нибудь белоснежном пляже Бали или Джакарты. * * * — Она молчала две недели и не сказала даже тебе? — удивился Мартин, когда в понедельник на закате дня мы выбрались на улицу, чтобы покататься на ретро-велосипеде Доротеи, на котором она ежедневно являлась к порогу поместья Олдриджей. — Представь себе, — довольно ухмыльнулась я мальчишке, сидящем на бежевой раме велосипеда, у руля которого была я. — Рик, конечно, крутой! Тэмми понравилась мне еще на свадьбе твоей старшей сестры. Мне бы столько родственников, как у тебя, честное слово!.. Но твоя младшая сестра слишком скованная. Ей бы распоясаться. — Уж Рик-то её распоясает — более чем уверена в этом. — И как страж мебельной фабрики отреагировал на то, что его кондитерскую фею хотят перевести на другой материк? — ухмыльнулся Мартин, имея в виду должность охранника моего отца и работу Тэмми в булочной. — Он на седьмом небе от счастья. Ему бы только поскорее всех своих дочерей выдать замуж и, наконец, ни с кем кроме мамы не воевать за пульт от телевизора. — А ты не собираешься выходить замуж? — Не-а. — Только если вдруг соберешься, предупреди меня. Не хочу терять няню прежде, чем успею найти тебе замену. — Уж поверь мне, я буду с тобой до конца, — грустно вздохнула я и попыталась перевести тему. — И даже если вдруг меня похитит прекрасный принц или хотя бы граф, о тебе сможет позаботиться Доротея. Всё равно кроме совместного распития чаев мы с ней почти не участвуем в твоем воспитании. — Вот еще! Да я с тобой общаюсь больше, чем с одноклассниками. Ты та еще зануда, поверь мне, — утвердительно пару раз кивнул головой Мартин, чтобы я даже не думала сомневаться в его словах. — Если я когда-нибудь рехнусь и решу жениться, и ко всему прочему моим первым ребенком будет девочка — я точно не назову её Глорией. — И как же ты её назовешь? — решила поддержать непринужденный разговор я, с болью ощущая где-то глубоко в душе, что все наши с ним разговоры относительно его будущего — лживый фарс с моей стороны. — Назову Дэкиэной. — Странное имя. — Оно румынское, означает «волчица». У меня мама-румынка, значит у меня наполовину Британские, наполовину Румынские корни. Поэтому мальчика я хочу назвать Британским именем, а если родится девочка, тогда исключительно Румынским. — А что если у тебя и второй родится девочка? — И вторую тоже Глорией не назову. — А если твой третий ребенок тоже будет девочкой? — У меня будут только мальчики. — А если у тебя будет дюжина девочек и ни одного мальчика? — У меня по-любому будет мальчик, потому что мы с женой будем рожать до тех пор, пока не родится мужик, даже если перед этим нам придется родить с три десятка девочек. Хотя, если честно, я от ужаса уже после пятой поседею, даже если к тому времени мне будет всего тридцать. Разве такое возможно, чтобы рождались только девочки?! Ужас! Даже у твоего отца один из четверых детей был нормальным. — То есть, по-твоему, девочки — все ненормальные? — Не знаю как все, но ты точно. Хотя знаешь… Если десятой к ряду у меня родится снова девочка, я точно назову её Глорией. — Почему? — Потому что после такого имечка никто кроме мальчика у моей жены родиться не сможет. Мы со всей скорости скатились с ровной горки вдоль сада, мимо которого я каждый день бегаю на работу. Домой же мы возвращались по ухабистым кочкам сада. Я вела велосипед справа от себя и наслаждалась поздними сортами яблок, которые взрывались вкусовыми гаммами у меня во рту. Сад несколько лет назад был выкуплен одним из соседей Олдриджа, но так как новоявленный хозяин сада приезжал в город лишь на Рождественские праздники, а сам сад был не огражден, он считался общественным, чему его хозяин не возражал. И зачем было покупать сад, если он тебе не нужен? Утопая в ароматах увядающей травы, растоптанных яблок, прелого мха и блаженствуя от оранжевых лучей заходящего солнца, я наслаждалась жизнью так, словно лишь вчера родилась. Наверное, всему виной был адреналин в крови, который я подняла до максимума, пока летела с горки на бешенной скорости с орущим от восторга Мартином, крича что-то невнятно-веселое ему в ответ и совершенно не боясь, что в любой момент мы можем потерять равновесие. Сейчас Мартин весело лепетал о мимо пролетевшей птице, уверяя меня в том, что это был дятел; бросался вперед мелкими ветками, пытаясь побить мой рекорд; приходил в восторг от найденной им под одной из яблонь небольшой норы, которая наверняка принадлежала ежу, коих в этом сезоне наплодилось столь много, что я лицезрела их метания на опушке у сада каждый вечер, а один из них даже зачастил в мамин палисадник… Всё вокруг пахло, светилось и радовалось жизни. Мы с Мартином продвигались вверх по саду и улыбались лишь потому, что нам хотелось улыбаться. А потом наступил завтрашний день. Глава 69 Это произошло за полчаса до выезда в школу. Из-за разболевшейся головы Мартин отказался от завтрака, положив в портфель пару свежеприготовленных мной сэндвичей. Он стоял посреди гостиной, ожидая меня, пока я копошилась на кухне в поисках ключей от автомобиля, которые всё никак не могла отыскать. Когда в гостиной раздался звук упавшего тела, я чуть не отключилась от накатившего на меня ужаса, как вдруг поняла, что за грохотом последовали страшные звуки, походящие на возню мышей, которых одновременно кто-то пытается буквально размазать по паркету. Оставив ненайденные ключи и своё сердцебиение на кухне, я молниеносно вбежала в гостиную. То, что я увидела, привело меня в ужас, который не позволил мне оцепенеть от неожиданности перед увиденным — Мартин лежал навзничь на полу, с закатившимися глазами и содрогался в конвульсиях. Мгновенно упав перед мальчиком на колени, я попыталась его приподнять, но поняла, что его тело, словно натянутая струна, сопротивляется мне судорогами, из-за чего мне не под силу будет перетянуть его на мягкую поверхность. Осознав это, я быстро метнулась к дивану и, стащив с него валик, подложила его под голову мальчика. Мартин всё еще бился в страшных конвульсиях и у него начал появляться страшный хрип. Испугавшись того, что мальчик может подавиться собственной слюной или задохнуться завалившимся языком, я расстегнула воротник его рубашки и туго затянутый ремень, с огромным трудом перекатила его на бок и попыталась зафиксировать его трясущиеся ноги, одновременно набирая номер телефона главного дома, в надежде на то, что Джонатан быстро ответит на звонок, но он поднял трубку лишь со второго раза. К тому времени, как Роланд, Джонатан и Якоб прибежали мне на помощь, Мартин уже сидел на полу и смотрел на нас непонимающим взглядом. — Он просто упал и его начало трясти, — дрожащим голосом говорила я, принимая трясущимися руками из рук Роланда стакан с водой. — А потом он притих и я думала, что он… Что он уже… Что это конец, — я громко всхлипнула и сделала глоток. — Но он потом вдруг открыл глаза. Я не знаю что это было… Похоже на эпилептический приступ… По крайней мере, я предприняла все меры первой помощи, о которых узнала еще в университете на лекциях по неврологии, но я… Я не уверена, что сделала всё правильно… Мартин находился в своей спальне под присмотром Джонатана и Якоба, и единственное, что его сейчас беспокоило — это повышенное внимание со стороны странно обеспокоенных мужчин. Из слов мальчика стало ясно, что он не помнит ничего из произошедшего, поэтому Роланд решил сказать ему, что у него был обычный обморок. Врачи в белых халатах появились в нашем домике уже спустя десять минут, но мне казалось, будто они ехали целую вечность. Медики установили лишь незначительно пониженное давление ребенка и настаивали на полном его обследовании. Они даже таблетку не смогли прописать, страшась того, что случайно вызовут рецидив или, чего хуже, прикончат беднягу. На лице главной докторши читался страх перед тем, что именно в её смену произошло ЧП в поместье Олдриджа. От злости я чуть собственноручно не вышвырнула за порог этого дома трясущуюся над своей репутацией докторшу, чему, впрочем, она была рада — буквально бежала в сторону города, в котором живут среднестатистические дети, коим не страшно выписать быстродействующие транквилизаторы. Уже через час мы находились в элитной поликлинике соседнего города, в которой впервые диагностировали аневризму Мартина. Посетителей, как и в прошлый раз, почти не было, поэтому результаты ЭЭГ[44] мы получили достаточно быстро. По обыкновению, Мартин отправился в детскую комнату ожидания, а я с Роландом, бледные как девственный мольберт художника, уставились на сидящего напротив нас доктора. — То есть, это был приступ эпилепсии? — приглушенно уточнил Роланд. — Да, — подтвердил доктор, и я гулко сглотнула, подумав о том, что час от часу становится всё сложнее. — При аневризме головного мозга у пациента могут случаться эпилептические припадки. С учетом того, что Мартин считается… Гхм… Неоперабельным, — наконец выдавил доктор, обойдя слово «приговоренным». — Можно утверждать, что инцидент не будет единственным. Вам необходимо быть готовыми к подобным ситуациям, чтобы предотвратить преждевременную потерю мальчика… Доктор начал со слов о том, что Мартин может банально удариться головой о косяк и закончил тем, что ухудшение когнитивных функций происходит лишь в сравнительно редких случаях, что значило следующее — умственно отсталым Мартин, в последние дни своей жизни, не должен стать, если только он не «тот самый редкий случай». * * * До двух часов ночи, под шум внезапно грянувшего ливня, я просидела в поисках информации об эпилепсии. По привычке я начала с википедии: «… Особенно опасен эпилептический статус в связи с выраженной мышечной активностью: тонико-клонические судороги дыхательной мускулатуры, вдыхание слюны и крови из ротовой полости, а также задержки и аритмии дыхания ведут к гипоксии и ацидозу; сердечно-сосудистая система испытывает запредельные нагрузки в связи с гигантской мышечной работой; гипоксия усиливает отёк мозга; ацидоз усиливает нарушения гемодинамики и микроциркуляции; вторично все больше ухудшаются условия для работы мозга…». Дальше — хуже. Я прочла массу статей о том, что эпилепсия ведет к смерти, зацикливаясь на таких моментах как: «…Активация НМДА рецепторов активирует поток кальция в нейрон с аккумуляцией внутриклеточного кальция до уровня выше, чем вмещает цитоплазматический кальций связывающий белок. Свободный внутриклеточный кальций является токсичным для нейрона и ведёт к серии нейрохимических реакций, включающих митохондриальные дисфункции, активирует протеолиз и липолиз, уничтожающие клетку…» — Этот замкнутый круг и лежал в основе гибели больного при эпистатусе. Еще битый час я шарила по форумам эпилептиков и читала далеко не утешающие факты из их личных медицинских карточек, изучала Войта-терапию и основы Кетогенной диеты. В итоге, спать я легла около трех часов ночи, в совершенно разбитом состоянии, а проснувшись в шесть поняла, что мне просто необходимо с кем-то поговорить. Конечно, мне хотелось, чтобы здесь и сейчас передо мной возникла Сэм, но это было бы слишком шикарно для моей скромной персоны. Тэмми же, на которую обрушился Эльбрус[45]. в виде хорошей работы, свободной от старших сестер комнаты и предстоящего замужества, мне не хотелось дергать. Поэтому, заплетя волосы в тугой хвост, совершенно забыв о макияже, я достала из шкафа свою не самую любимую ветровку из плащевки (выбирать что-то более благолепое не было настроения), запрыгнула в свои старые садовые сапоги (всё лучше, чем Свинка Пеппа) и направилась, по уже изученному маршруту, в сторону нового местожительства своей старшей сестры. Прекрасно зная о том, что Эми не любит неожиданных сюрпризов, я позвонила ей заранее, чтобы предупредить о своём приходе. Дождь лил как из ведра и меня едва спасал огромный бежевый зонт-трость бабушки, который я без спроса заняла на сегодняшний день. Вообще, это был лучший зонт в нашей семье, за который мы зачастую устраивали эмоциональные битвы. И если посчитать количество дождливых дней над туманным Альбионом, можно с точностью вычислить сумму наших боев, и, разделив полученное число пополам, отдать пятьдесят процентов эпохальных побед папе. — Если честно, мне никто не рассказал о том, что мальчик болен, — кутаясь в махровый халат от холода, которым от меня сильно веяло, сообщила Эми, протягивая мне чашку кофе. Я обратила внимание и на новый халат сестры, и на остатки прежде красиво уложенных локонов, которые она раньше не любила, и на дорогую чашку в её руках, и на докупленные к интерьеру стеклянный журнальный столик с ковром молочного цвета. Было видно, что сестра начала новую, семейную жизнь и наслаждалась мелкой бытовой роскошью, которую мог себе позволить организовать её супруг, растрачивая накопления с подаренных друзьями на свадьбу денег. — Они вообще это не обсуждают, чтобы сберечь свои нервы, — я выдохнула и, пытаясь сдержать досаду где-то внутри своих, вдруг сжавшихся после прогулки на холодном воздухе, легких, добавила. — Они даже двойняшек оградили от общения с ним. Ну, знаешь, чтобы не травмировать… — Отвратительно себя чувствуешь, — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнесла Эми. — Да. — Еще более дерьмово ты будешь себя чувствовать после того, как всё произойдет. — Мама того же мнения… — А отец? — С папой мы не разговаривали на эту тему… Я ведь говорила, что все предпочитают молчать в тряпочку, чтобы не комментировать мой выбор, от которого явно никто не пребывает в восторге лишь потому, что все боятся за моё душевное спокойствие, о котором я совершенно не пекусь, считая его, в данной ситуации, привилегией эгоистов. — Только не говори, что ты считаешь их эгоистами… — Их нет. Скорее я зачастую считаю себя эгоисткой, неосознанно желая вмешать во всё это дело свою семью. Мне хочется, чтобы Мартин дружил с двойняшками… Но я не могу подвергать подобному стрессу собственных племянников и одновременно не могу объяснить Мартину, почему Дин с Элис перестали к нему приходить. — Что по этому поводу говорит Олдридж?