Собою подожженный танк у рубежа Земли. Из ста ушедших тех ребят вернулось только три. Не потому ли я живу, что умерли они? – Все, дошли. Дорога и спрятанные машины прямо под тем местом, где мы сейчас находимся, – проговорил идущий передо мной Луис. Большим сюрпризом для нас оказался бьющий с небольшой скалы родник. Тихоокеанцы быстро достали из рюкзака большой котел, в котором обычно готовят обед на всю группу. А еще через несколько минут вода в котле, стоящем на костре, уже начала закипать. В костре жарко горели сухие плотные ветви вяза. Причем сам костер был устроен в быстро вырытой ножами ямке. Огонь при этом был совершенно не виден. Вволю напившись зеленого чая с кусковым сахаром и галетами, наша штурмовая группа завалилась спать, положив под голову рюкзаки, а на землю – нарубленные хвойные ветки горного кустарника. Нашим боевым охранением и своим основным делом занялась подгруппа радиоразведки. Я проснулся словно от толчка и, не делая ни малейшего движения, прислушался. – Товарищ командир, у них на базе все спокойно. Только что старший патруля по рации спрашивал у командира бронетранспортера сигареты. Я понял, что это говорит один из разведчиков, и медленно открыл глаза. – А на каком языке они говорят? – спросил матроса сидящий рядом Луис. – На вьетнамском, южный диалект, – ответил разведчик. – Так ты кроме английского еще и вьетнамский знаешь? – в голосе Луиса послышалось искреннее изумление. – Да нет, товарищ командир. Я только основные фразы и понятия понимаю. Ну и военную терминологию. Да и немудрено, мы ведь почти год во Вьетнаме работаем. Да, эти парни имеют уникальную разведывательную специализацию и не менее сложную многоступенчатую систему подготовки. Причем вся их подготовка насчитывает четыре года, и это с учетом того, что служат на флоте три. Но все объясняется просто. Еще за год до призыва прошедшие серьезный отбор кандидаты в морские разведчики проходят парашютную и легководолазную подготовку в системе ДОСААФ. Затем, после призыва, девять месяцев они учатся в Киеве в специальной школе, где готовят специалистов морской разведки. Там каждый из них получает еще две специальности. Одну – радиста, а другую – специалиста радио– или радиотехнической разведки. Это с учетом того, что у каждого техникум радио– и электротехнического профиля, оконченный перед призывом. А после окончания школы и распределения в части флотской разведки эти парни еще становятся не только легководолазами и парашютистами, но и великолепными скалолазами. А в этом мы вчера убедились. «Очень жаль, что таких подразделений нет в сухопутных бригадах спецназа и осназа», – подумал я, вспоминая свою часть. То, что Луис не спит, меня вовсе не удивляет. Командир группы на задании думает больше всех, спит меньше всех. При этом так же идет с тяжелым рюкзаком и оружием и карабкается по скалам, как и его подчиненные. – Давай, Витек, вставай, – говорит Луис, заметив, что я пошевелился. – Да знаю я, что ты не спишь, не жмурься. Вставай, спокойно умоешься у родника. Все равно через полчаса буду поднимать группу. Кстати, ребята нам шикарный завтрак на дорожку приготовили. Делать нечего, я встал и, медленно сняв куртку и американскую армейскую майку с короткими рукавами, отправился к роднику. При свете восходящего солнца увидел, что все вокруг родника заросло широкими листьями крапивы. Слева, метрах в пяти, один из разведчиков что-то помешивал ложкой в стоящем на земляном очаге котле. От него шел вкусный запах. – Ночью в проволочную петлю нам свиной барсук попался, – поясняет мне набиравший воду в котелок командир радиоразведчиков. Кстати, у них десантные котелки, в которые в походном положении вставляется фляга. – Кто-кто попался? – невпопад переспросил я. – Свиной барсук, или теледу. Они живут в горных лесах Юго-Восточной Азии. У него морда более длинная, чем у европейского. Поэтому его и зовут свиным, – пояснил старший лейтенант, бросая в котелок с водой таблетки «Пентацида». – Этот, который в петлю попался, килограммов на пятнадцать потянет. Мы его на собственном сале обжарили, а сейчас с листьями крапивы тушим. Через час, когда только взошло солнце, наша группа в двенадцать человек уселась вокруг вкусно пахнущего блюда. Ложек было всего четыре, они оказались в экипировке тихоокеанцев. Остальные ели ножами, остальные – это все вьетнамцы нашей группы. Они молча, не сговариваясь, сразу отдали ложки нам. Когда котел почти опустел, я, спохватившись, спросил у командира радиоразведчиков: – А как же вы с ребятами? – Ничего, вам нужнее, товарищ командир. Да у нас еще сахар и чай остались. Так что проживем, – улыбнулся он. Я в ответ лишь благодарно кивнул и посмотрел на висящие на деревьях антенны. Одна, похожая на лесенку, «диполь» для связи с Центром и две «антенны бегущей волны» – поискового приемника и радиостанции для связи с нашей штурмовой группой. Быстро съев барсучатину, тушенную с крапивой, мы стали пить из десантных котелков крепкий зеленый чай. Он тоже был специально заварен для нас. И уже встав, надев снаряжение и попрыгав, я, повинуясь какому-то чувству, подошел к каждому из моряков и крепко обнял на прощание. Спуск со скалы был организован на двух веревках и занял у нас полчаса. Накрытые масксетью «джипы» ждали нас там, где и должны были ждать. Техника была полностью исправна, аккумуляторы машин заряжены. Спасибо вьетнамской разведгруппе за хорошо сделанную работу. Завелись машины сразу. По горной извилистой дороге мы проехали около сорока минут, пока не увидели пулеметное гнездо из мешков с песком, вынесенное перед забором из гофрированного металла, с шедшей по верху колючей проволокой. Я внутренне напрягся, когда мы остановились и к нам подошел дежурный по КПП и заговорил с Луисом. Но я сразу понял, что это и есть тот самый Дядюшка. Хотя по возрасту это был молодой человек с сержантскими нашивками. Сержант дал команду солдатам, те оттащили переносное заграждение и открыли ворота. Но вот дальше пошло не совсем так, как планировалось. Сидя на заднем сиденье «джипа», я расконцентрированным взглядом фиксировал увиденное, соотнося с макетом. Так, слева у нас автопарк. Там должны стоять топливозаправщики, «джипы» с крупнокалиберными пулеметами и, кажется, БТР. Справа от дороги казарма, где живут южновьетнамцы, охраняющие базу. Метров через пятнадцать рядом стоят еще два барака. В том, который примыкает к забору, кажется, живут летчики и прочий аэродромно-технический состав. А в этом, который стоит вдоль дороги, обитает командный состав. «А это кто такой?» – подумал я, увидев мужика примерно моего возраста, в спортивных трусах, с увлечением лупящего боксерскую грушу. – Стоп! – скомандовал Луис водителю-вьетнамцу. Я в первые секунды не сообразил, что он, судя по словесному портрету, понял, что перед ним сам комендант базы майор Бат. И назвал его Луис по имени, якобы уточняя, именно для всей нашей группы. А вот встреча с руководством этого заведения в наши планы не входила. «Сейчас все повисло на волоске», – подумал я, принимая строевую стойку по американским уставам и отдавая честь. Боковым зрением увидел, как Ваня медленно, плавно расстегнул кобуру с ПБ. Рановато, конечно, начинать, но, видимо, придется. Нет, все-таки удача от нас не отвернулась! Когда Луис напористо и довольно нагло заявил о своих особых полномочиях, показав опечатанный сургучом конверт, который можно вскрывать только в присутствии контрразведчика, комендант сразу сник и, махнув нам рукой, пошел к себе одеваться. «Этот грозный пакет плотно набит старыми вьетнамскими газетами, – улыбнулся я, вспомнив кислую рожу майора Бата. – А ведь у него рыльце точно в пушку, если он так боится службы безопасности… Да и пьет, видимо, здорово, судя по мешкам под глазами. Ворует, наверное, авиатопливо. А может, еще чего за ним числится посерьезней». Между тем наша колонна, проехав метров пятьдесят, остановилась возле двух радийных машин, возле которых урчал дизель-генератор на прицепе. Так, а вот этот барак за прицепами, значит, и есть штаб базы. Вся площадь была уложена металлическим покрытием, используемым на полевых аэродромах. Слева от нас, метрах в тридцати, была стоянка вертолетов. Три «Хью Кобры», три транспортных «Чинука» и три «Ирокеза». С любопытством глядя на нас, к нам подошли трое солдат в касках и с автоматическими винтовками. Это, как я понял, и есть патруль. Метрах в сорока, ближе к вертолетам, стоял бронетранспортер М113. Причем торчащая из люка голова пулеметчика мне не понравилась. И не только мне. Луис, судя по всему, уже принял решение, указав взглядом вьетнамцу на БТР и лежащий под ногами РПГ-2. А патрульные тем временем уже подошли к нашей машине. Мы с Луисом вышли им навстречу. И в этот момент в висящих на моей шее наушниках заплечной радиостанции зашипело, а потом голос командира радиоразведчиков произнес по-английски: «Твенти ван». Двадцать один. Тревога! Значит, нас расшифровали, и теперь счет времени пошел на секунды! В это время зашипела рация у старшего патруля с нашивками капрала на рукаве. – Вот? Вот из? (Что это?) – я изобразил испуганную физиономию, указывая левой рукой за спины патрульных. Те инстинктивно повернулись, куда я указывал. В этот момент мое сознание отключилось, и я работал уже на автомате. Костяшками пальцев правой руки я незаметно ткнул в кадык правого патрульного. Почти одновременно хлестом левой руки сработал в пах среднему. Он инстинктивно согнулся, и я, положив его голову на свою поднятую грудь, коротким поворотом тела сломал ему шею. В грудь третьего патрульного Луис в упор выстрелил из ПБ. Почти одновременно выстрелили два гранатомета. Ну, все, понеслась душа в рай! От попадания противотанковой гранты БТР задымил, а потом и загорелся. Выстрел из похожего на короткое охотничье ружье М-79 угодил точно в кузов работающей радиостанции. Правильно, нечего с утра портить настроение начальству дурными новостями! Одновременно с другой машины два вьетнамца, приподнявшись, короткими очередями сняли пулеметчиков с двух вышек на углах аэродрома. Боковым зрением я отметил, что, как только началась суматоха, третий наш «джип» подлетел к крайней «Кобре». Дверь в кабину пилотов была открыта, и наши летчики, заскочив в вертолет, стали готовить его к полету. А два вьетнамских разведчика быстро крепили на корпуса остальных вертолетов в районе топливных баков магнитные коробочки малых прилипающих мин. С другого «джипа» бывший южновьетнамский сержант, приподнявшись, выстрелил из гранатомета М-79 по зданию штаба. Генератор между тем продолжал работать, запитывая базу электричеством. Это непорядок! Я вскинул автоматическую винтовку и двумя короткими очередями выстрелил по возбудителю генератора. Брызнул сноп искр, показывающий короткое замыкание. Между тем три наших пулемета с машин методично молотили по всему, что двигалось. Еще первыми очередями были выбиты стекла в окнах штаба, и сейчас хорошо видно, как пули прошивали этот сборно-щитовой домик. Янки, ошарашенные нападением, организованного отпора не давали. Я мельком взглянул на часы на правой руке. Налет длился уже шесть минут, а двигатель вертолета все еще не был запущен. – Луис, может, там аккумуляторов нет? – крикнул я сквозь грохот пулеметных очередей. Ответить мне Луис не успел. Откуда-то из-за дыма, поднимающегося вверх от горящих радийных машин, по нам ударил пулемет. Луис, охнув, свалился на переднее сиденье, зажимая рану на плече. – Ваня, пулемет с крыши штаба бьет! – крикнул я в сторону двигающегося по кругу и изрыгающего пулеметное пламя «джипа». Еще мгновение, и пулемет на крыше штаба захлебнулся от разрыва осколочной гранаты, точно угодившей в цель. – Виктор Васильевич, принимайте командование, – крикнул Ваня, заталкивая в казенник гранатомета следующую осколочную гранату. Краем глаза я увидел, что Луис вырубился и один из вьетнамцев накладывал ему жгут на плечо. Видно, плохо дело, если сознание потерял, может, и кость задета… – Есть, Васильич! – вдруг радостно и совсем по-русски закричал Ваня. Да я и сам увидел, как все быстрей и быстрей начинает вращаться несущий винт «Хью Кобры». Ну, слава богу! Еще через пару минут вертолет медленно начинает взлетать, заходя по кругу над аэродромом. Луис открыл глаза и, кажется, пришел в себя. Ему вьетнамский разведчик сделал противошоковый укол. Нажав на тангенту радиостанции, я крикнул по-русски: «Двадцать пять, сорок восемь!» Этот сигнал означает, что вертолет захвачен и летит в Северный Вьетнам. Знаю, что сразу же, услышав эти цифры в наушниках радиостанции, кто-то из тихоокеанцев крикнет, и другой его товарищ станет работать на ключе, посылая сигнал в Центр. И сразу с замаскированного аэродрома взлетит пара «Ми-восьмых» с группой эвакуации… Почувствовав на спине чужой взгляд, я мгновенно бросился вниз, наклонив еще и голову. Пуля пробила верхний край радиостанции, от которой полетели пластмассовые брызги. Сбрасывая разбитую рацию, я заметил, как вывалился из второй машины один из вьетнамцев. У парня была разворочена грудь. – Ваня, он из дыма откуда-то бьет. Видно, крупнокалиберный пулемет. Кажется, БТР своими гусеницами там, за дымом, лязгает. Все уходим через аэродромные ворота! – крикнул я, выдернув чеку и бросая американскую дымовую гранату. Ван что-то крикнул по-вьетнамски, и первая машина понеслась к воротам. Выстрел из РПГ по задвижке ворот заставил их распахнуться. Головная машина уже вышла на горную дорогу. Два наших «джипа» потянулись следом, продолжая огрызаться пулеметным огнем. Между тем вертолет все еще продолжал ходить по кругу, постепенно набирая высоту. Видно, летчики с трудом осваивали управление незнакомой машиной… И в этот момент, обернувшись, я увидел, как за нами на взлетку выехала чужая машина с крупнокалиберным пулеметом. И этот пулемет был нашим советским ДШК с зенитным прицелом. Страшная штука в руках умелого наводчика! За «джипом» полз БТР, и его крупнокалиберный пулемет поворачивался в нашу сторону. Да наша «Кобра» сейчас для ДШК будет как мишень в тире! А бронетранспортер тот по наши души! Еще не осознавая, что я делаю, но подчиняясь какой-то воле, я бросил автоматическую винтовку на сиденье. Затем выхватил из-за голенищ высоких ботинок два своих ножа, левым перерезав нитку с нательным крестом. Бросил все это на колени находящемуся в полузабытьи Луису. – Это сыну передашь! Ваня, кажется, все понял и, хватаясь за пулемет, хотел возразить. – Не спорь! У тебя жена с маленьким сыном. Принимай командование и не поминай лихом! Я схватил пулемет и, прыгая из движущейся машины, ушел в длинный поперечный кувырок. Когда я вышел из кувырка, то увидел остановившийся «джип» уже метрах в сорока от себя. Пулемет пока не стрелял. За гашетки ДШК держался сам комендант базы, выцеливая уходящий вертолет. Прижав тяжелый М-60 к бедру, я дал первую пристрелочную очередь, которая прошлась чуть левее машины. И в этот момент по мне снова со стороны штаба ударил пулемет. Но моя вторая очередь пришлась точно в голову Генри Бата, зацепив еще при этом водителя. Это я успел увидеть за миг до того, как что-то тяжелое ударило меня в грудь. А уже через десяток минут новейший американский вертолет пересек границу с Северным Вьетнамом и стал заходить на посадку, медленно снижаясь по кругу. В то же время у подножия горного хребта группа разведчиков быстро размещалась в кабине вертолета, куда перед этим осторожно внесли раненого. Последним в «Ми-восьмой» запрыгнул командир радиоразведчиков, которые несколько минут назад по веревкам спустились со скалы. Вторая «восьмерка» в это время ходила по кругу над местом эвакуации, прикрывая своего собрата. У дороги сиротливо стояли брошенные «джипы», усеянные пустыми звеньями пулеметных лент и стреляными гильзами. Все это Виктор Васильевич Черкасов вдруг ясно увидел откуда-то сверху и одновременно. Потом увидел на дымящемся американском аэродроме тело человека в пятнистой камуфлированной форме. Он лежал, запрокинув голову и положив правую руку на пулемет. Из его груди толчками выходила кровь. И в это время начали взрываться стоящие на стоянке вертолеты. Черкасов вдруг узнал в лежащем человеке себя и как-то отрешенно подумал: «Ну, вот и все. Кажется, выполнено мое последнее боевое задание». Эпилог После произошедших событий переносной зенитно-ракетный комплекс «Стрела-2» подвергся полной модернизации. Работы были осуществлены в кратчайшее время и проведены испытания на Донгузском полигоне в Оренбургской области. Поэтому уже в начале 1970 года этот ПЗРК появился во Вьетнаме. С появлением модернизированной «Стрелы» ход войны кардинально изменился. Чувствовавшие себя до этого совершенно безнаказанными в небе Южного Вьетнама американские вертолетчики стали нести большие потери. С этого момента и до вывода американских войск в 1973 году было сбито 204 американских вертолета, по которым было произведено 598 пусков комплекса «Стрела-2М». Если учесть, что партизаны Вьетконга, ставшие стрелками-зенитчиками, проходили ускоренную подготовку в условиях военного времени, то результат их работы можно назвать очень даже высоким. Также, в начале семидесятых годов в СССР начались работы по созданию вертолета огневой поддержки, получившего в годы афганской войны прозвище «крокодил». И в появившемся вскоре «Ми-24» были видны конструкторские и технологические идеи, заложенные в американскую «Хью Кобру». Естественно, что ничего этого не мог знать курсант Высшего военно-морского училища радиоэлектроники Михаил Черкасов. Равно как и то, что ко всем этим событиям имеет прямое отношение его отец, погибший при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Вьетнам.