Внезапно в дверном проеме возникла Эзги и притянула ее рукой к себе. В другой руке она сжимала металлический баллончик. Эзги подняла его перед собой, и он зловеще зашипел — она выпустила весь газ, что был внутри, в сторону нападавших. Послышалась ругань, затем кашель. Нацисты в нерешительности остановились. И тогда Ильва схватила Эзги и проворно потащила ее в соседнее помещение. Это был их единственный шанс. Она увидела, как подруга бросилась к своему рюкзаку. В другом конце комнаты Клаас и остальные пытались открыть ведущую на террасу дверь, но тщетно. Она была заперта. И тогда Клаас в отчаянии указал на окно, видневшееся через проем, в комнате с принтерами. — Наружу! Нам надо наружу! Мы должны попробовать то окно. Он устремился туда, забрался на подоконник и, закрыв голову руками, прыгнул вперед прямо сквозь стекло. Осколки полетели в разные стороны. Клаас приземлился на землю. И тогда Ильва последовала за ним. Она поднялась на колени с газона, вытерла кровь с лица, и, заметив спину Клааса, который направлялся к дыре в ограде, поспешила следом. Ильва спотыкалась, но в конце концов оказалась по ту сторону забора, повернулась и помогла вылезти Ивану. Одна его рука, похоже, была сломана — она неестественно болталась вдоль туловища. Он плохо понимал, что произошло. Позади послышался звук — открылась дверь террасы. Силуэты нацистов были едва различимы в слабом свете луны. Ильва перерезала веревки, которыми были привязаны каноэ. Они запрыгнули в них и сразу отчалили. За ее спиной Клаас активно работал веслом. Лодки быстро скользили по воде. Ильва увидела Ивана и Фредрика в каноэ впереди. Черт. Двоих не хватало. Эзги и Антона. Одно каноэ осталось на берегу… — Мы не все. Мы не можем уехать, — сказала она и, опустив весло в воду, попыталась развернуть каноэ. Но Иван схватил веревку, привязанную на носу их лодки, и потянул их вперед. — Слишком поздно. У нас нет против них ни единого шанса. Они убьют нас. Надо позвонить и вызвать подмогу. Позади они услышали выстрелы. Одна пуля с глухим всплеском вошла в воду где-то совсем рядом. Потом прозвучало еще несколько хлопков, один за другим. Ильва наклонилась, погрузила весло глубоко в воду и быстро подтянула к себе — каноэ устремилось вперед. Они увеличили скорость. Руки болели от напряжения. Позади них пули продолжали шлепаться в воду, брызги летели в разные стороны. Потом стрельба прекратилась. Темнота поглотила их. Во фьорде стало тихо. Они остановили каноэ и прислушались. С суши еще доносились приглушенные голоса. Но среди них не было женского. Никаких криков о помощи. Никаких признаков того, что Эзги и Антон были еще живы. Ильва теребила мобильник. Фредрик подплыл ближе и одарил ее сердитым взглядом. — Чем ты занимаешься? — Звоню в полицию. И это не обсуждается. — Может, лучшую в «Скорую»? — Я, черт побери, не могу позвонить им, поскольку их там встретит группа вооруженных нацистов. Она раздраженно покачала головой и принялась набирать номер. — Мне плевать, что ты думаешь о полицейских, но нам не из чего выбирать. Со стороны дома послышалось еще несколько выстрелов, вспышки молниями сверкнули на том берегу. В нескольких сотнях метров впереди Ильва увидела берег, от которого они еще недавно отчаливали в полном составе и где скрытая в листве деревьев стояла их машина. Из динамика мобильника послышался голос оператора. Они мчались на полной скорости по Виссвассвеген. По сторонам мелькал лес. Прицеп с каноэ им пришлось бросить на берегу. Они не могли рисковать встречей с полицией, им требовалось как можно быстрее добраться до Тюресё и затеряться там. Стражи порядка обычно крайне негативно относились к акциям АФА, абсолютно независимо от того, с какими бы благими намерениями их ни проводили. Ильва нервно сжимала руль. Ее трясло от страха. Их не должны были убить… Глава 2 Суббота Ильва осторожно провела рукой по лбу. Она вся дрожала. Беспокойство никак не покидало ее. Рана начала заживать, но из-за небольшого воспаления немного нарывала и чесалась. Она удержалась от соблазна содрать корку и посмотрела на остальных. Иван, склонившись, сидел на одном из матрасов. Они обычно использовали их, когда требовалось на время укрыться где-то. Рядом на обшарпанном, покрытом грязными пятнами диване полулежал Фредрик. Здание, в котором они укрылись, было из тех, где никому не захотелось бы оставаться надолго. Даже несмотря на то, что из-за своего местоположения и шикарного вида из окна земля, на которой оно находилось, считалась лакомым кусочком для компаний, занимавшихся строительством. Со стен местами сыпалась штукатурка, по углам можно было встретить голубиный помет и перья. Посередине комнаты стоял шаткий стол и несколько простых офисных стульев. Под двумя шкафами для документов виднелись ловушки для крыс, поставленные ими еще осенью. Они редко использовали это место для своих встреч в последнее время. Только в критических ситуациях. Минуло два дня со времени акции на нацистской базе, внезапно превратившейся в нападение на них самих. В ловушку. Где они все могли погибнуть. По данным анонимного источника Ильве, с которым она уже успела поговорить по телефону, приехав на место, полиция нашла Эзги в луже собственной крови. Нацисты к тому моменту уже успели сбежать. Фредрик связался с ее родителями утром после акции. Они никак не хотели подтверждать ему, жива она или нет, а лишь обвиняли его и всю их «чертову экстремистскую группу» в случившемся, а потом бросили трубку. Антон ерзал, сидя на подоконнике. Он смотрел на залив Лильехольмсвикен. Узкая протока, тянувшаяся вдоль острова Реймерсхольм до пролива Полсундет, едва виднелась в висевшем над водой утреннем тумане. Он осторожно выглянул наружу сквозь разбитое окно. Здание, где они сейчас находились, почти сто лет принадлежало Объединению углекислотных заводов, но уже давно не использовалось и постепенно приходило в упадок. Ильва уперлась взглядом в спину Антона. Он дал знать о себе накануне примерно тогда же, когда они дозвонились до родителей Эзги. Он сообщил, что с ним все нормально и что он отделался лишь несколькими царапинами. Он сказал, что не видел Эзги, когда бежал. Ильва изучала небольшую ссадину на его руке. Его спасение казалось чудом. Или как там еще это называют. Она подошла к нему и встала рядом. У причала под окном не было ни души, если не считать бездомного, который копошился в слабом желтом свете под брезентом на деревянной посудине, где и жил. Суденышко едва держалось на плаву, но с тех пор, как они помогли ему заделать щели, в него, по крайней мере, перестала поступать вода. Взамен он предупреждал их о появлении нацистов, которые тоже облюбовали этот заброшенный завод на Левхольме. Для них это стало большим сюрпризом, но пока между собой они не сталкивались. Ильва посмотрела на Антона. Вопросительно развела руки в стороны. Ждала ответа, но так и не получила его. Антон скосился на нее, но не повернулся. — Да, но сейчас, в любом случае, все обстоит именно так, как я сказал. Главное — мне удалось сбежать. А Эзги жива, — буркнул он. Ильва ничего не ответила. Он был прав. Она, пожалуй, слишком остро реагировала, напридумывала всякой чепухи. Хотя, так или иначе, странностей хватало. Антон находился дальше всех в комнате, когда на них напали. И оставался в доме, когда они добрались до каноэ. И все равно ему удалось выбраться наружу почти целым и невредимым. Он почувствовал взгляды других на себе, они, казалось, обжигали все тело. Живот заныл. Он посмотрел на друзей. Фредрик и Иван, похоже, находились на стороне Ильвы. — Как я уже говорил, в общей суматохе мне удалось проскользнуть на чердак. Я подождал немного, а потом выбрался из дома и убежал через лес, — сказал он и, увидев вопросительный взгляд Ильвы, добавил: — Меня подвез какой-то парень, возвращавшийся с рыбалки. И я же не знал, что Эзги осталась там. Иначе, конечно, помог бы ей. «Хотя что я мог бы сделать против семерых, — подумал он. — Было бы самоубийством оставаться там». Фредрик наблюдал за происходящим с дивана, время от времени поглядывая на свой мобильник. — Мне удалось связаться с сестрицей Эзги, — сообщил он. — Она лежит в Каролинской больнице. Ее ввели в искусственную кому. У нее отек мозга в результате кровоизлияния. Повреждена селезенка. Вывих голени и плеча. Ей собираются сделать рентген, чтобы проверить, нужна ли операция. Он тяжело вздохнул. — Она вполне могла умереть. Антон угрюмо посмотрел на остальных. От стыда у него еще сильнее заболел живот. Эзги. Она одной из последних присоединилась к ним. А сейчас находилась в реанимации. — Когда мы сможем навестить ее? Фредрик покачал головой. — Семья не хочет, чтобы мы приходили. Как я уже говорил, они считают нас виновными. Меня, по крайней мере. Сестра Эзги ясно дала это понять, разговаривая с ним. Если бы Эзги не увлеклась политикой, ничего подобного не случилось бы. Если бы не АФА, она никогда не столкнулась бы с нацистами. Сам же Фредрик был частью проблемы, поскольку именно он внушил ей все эти идеи. Так считала ее семья. И не играло никакой роли, что он и Эзги были вместе, как и то, что между ними было полное согласие относительно того, чем они занимались. Внезапно Ильва вышла на середину комнаты. Все уставились на нее. Она серьезно посмотрела на них: — Они ждали нас. Кто-то предупредил их. Луиса Шестедт, начальник отдела полиции Сити, закончила разговор по телефону и посмотрела в сад сквозь кухонное окно. В старой кормушке одинокий снегирь клевал жировой шарик[3]. Порой собственные сотрудники беспокоили ее в выходные, когда случалось что-то непредвиденное. Но звонок из СЭПО[4] рано утром в субботу выглядел из ряда вон выходящим, даже учитывая, что ее контакт в этом ведомстве в последнее время довольно часто давал о себе знать. Особенно в последние полгода с тех пор, как ее людям пришлось принять участие в расследовании ряда дел, связанных с политическим экстремизмом. То есть тогда, когда служба госбезопасности просила их о содействии. К снегирю присоединилась пара желтогрудых синиц, и ему пришлось быстрее работать клювом, чтобы не остаться без еды. Луиса улыбнулась. У всех были свои проблемы. Всем иной раз требовалась помощь. Даже ресурсов СЭПО порой не хватало. Тогда они подключали ее подразделение. Но данный случай она сама бы охотно забрала себе. На мгновение телефон снова ожил. Пришли материалы от коллег. Она бегло просмотрела их. Интуиция ее не подвела. Едва начатое ими расследование относилось к той категории дел, которыми в последнее время и занималась ее группа. Правый экстремизм. Нанесение тяжких телесных повреждений. Пожалуй, организованная преступность. И снова здесь явно не обошлось без АФА. Она прочитала итоговое медицинское заключение. Травма головы. Множественные ушибы. Внутреннее кровотечение. Молодая девица двадцати трех лет по имени Эзги Ядав. Она вздрогнула. Пострадавшая была примерно того же возраста, что и ее племянница Линн Столь. И вдобавок принадлежала к той же самой организации. Хотя Линн давно порвала с ними и завязала с политической деятельностью… с левым экстремизмом. Она снова обратила взор на замерзшие деревья. Племянница стала для нее тем ребенком, которого ей так и не подарила судьба. Эмили, ее младшая сестра и мать Линн, всегда была ужасно занята сама собой. Между ними никогда не существовало особо близкой связи, и, покинув отчий дом, они договорились встречаться, только когда это было абсолютно необходимо, что ранее означало лишь пару раз в год — на Рождество и в дни рождения родителей. А потом родилась Линн, и Эмили почему-то решила, что ее дочери обязательно требуется крестная мать. А поскольку для нее это означало человека, готового взять на себя заботу о Линн, если бы какая-то беда случилась с ней самой, она подумала о своей сестре. Луису, конечно, удивило ее предложение, но одновременно и очень польстило. И ради роли крестной она в последующие годы научилась не обращать внимания на капризы сестры, ее безответственное поведение и экстравагантные увлечения. Она даже пыталась делать вид, что ей интересны все эти астрологические прогнозы, восточная философия и прочие вещи того же рода, которыми Эмили порой так активно занималась. Потом, правда, сестра решила лишить Луису статуса крестной. Они поругались из-за того, что Эмили посчитала нормальным оставить десятилетнюю девочку одну дома на несколько дней, когда у нее возникло желание обучиться реинкарнационной терапии[5]. И сестры снова стали видеться лишь несколько раз в год. Но к тому времени у Луисы сформировались глубокие и близкие отношения с Линн, и она продолжала регулярно встречаться с племянницей. Эмили не возражала против этого и как прежде ездила на всевозможные курсы, искала себя или с головой уходила в очередной волонтерский проект. Став подростком, Линн начала проводить все больше времени у своей тети. Луиса кормила ее, помогала с уроками, обсуждала с ней мальчиков и другие проблемы. Как с дочерью. Так продолжалось до тех пор, пока Линн не вступила в организацию под названием «Антифашистская акция» (АФА). Луиса поощряла ее интерес к политике, но не смогла смириться с тем, что племянница связалось с людьми, не брезгующими насильственными методами и постоянно нарушающими закон. Она даже поставила ей ультиматум, но не смогла вразумить Линн, и в итоге это привело к разрыву между ними. Луисе так и не повезло родить самой, работа была для нее всем, пока под занавес жизни она не встретила своего мужчину. Но потом его не стало. Рак. С племянницей же Луиса возобновила контакты несколько лет назад, когда та, похоже, порвала с АФА и анархизмом. Когда Линн наконец перестала ненавидеть полицию. Даже если эта ненависть никогда не распространялась на ее тетю. Сейчас они даже практически работали вместе. По крайней мере, периодически. Луиса продолжила изучать полученные материалы. Эзги ввели в искусственную кому. Преступление против нее еще не получило окончательной уголовно-правовой оценки. Пожалуй, речь шла о покушении на убийство. Едва ли о нанесении тяжких телесных повреждений, поскольку, судя по отпечаткам ног, нападавших было несколько, и их явно абсолютно не заботило, что жертва могла умереть. Луиса допила кофе. Она, как ни старалась, так и не смогла отделаться от мысли, что эта же участь могла постигнуть Линн, если бы племянница не порвала с АФА. Выйдя из дома, она направилась к машине, завела мотор и медленно поехала вдоль рядов домов. Соседи не теряли времени зря в свой выходной и активно сгребали в кучи уже показавшиеся из-под растаявшего снега листья. Некоторые обрезали деревья, в то время как дети прыгали на мокрых батутах или буксовали на своих скейтбордах по гравийным покрытиям тротуаров. Луиса снова подумала о племяннице. В последний раз они общались несколько недель назад. А в прошлом году вместе трудились над раскрытием двух серьезных преступлений. Однако сейчас ее знания специалиста по дешифровке вряд ли могли пригодиться. И ей наверняка было бы психологически тяжело заниматься этим делом, тем более если она — в худшем случае — знала кого-то из замешанных в нем активистов АФА. Луиса миновала станцию Тиббле и, повернув на Гриндторпсвеген, выехала в направлении трассы Е18[6]. После этого она сразу набрала номер Рикарда. Комиссар полиции Сити Рикард Стенландер крепко обнял сына. Он так долго прижимал его к себе, что тот уже начал вырываться. Элвин, смеясь, выскользнул из объятий отца и шмыгнул ему за спину. — Скоро увидимся, папа! — крикнул он и побежал вприпрыжку к Марианн, бывшей жене Рикарда, которая стояла в дверях на Стюрмансгатан. Она улыбнулась и помахала рукой бывшему мужу, а потом исчезла в доме. В окне на одном из верхних этажей Рикард заметил Мартина, ее нового супруга. Мария ждала его в машине, припаркованной на соседней улице. Она была занята своим мобильником. Наверное, изучала какие-то материалы, связанные с работой. Она была экспертом-криминалистом. Рикард наблюдал за ней, когда подходил к автомобилю. Ее белокурые локоны стали уже достаточно длинными, и она все чаще собирала их в конский хвост, как сейчас. Мария уже успела слегка загореть, пока каталась с дочерьми на лыжах во время каникул. Красивая как всегда, она все равно выглядела немного усталой в последнее время. Пожалуй, так на нее подействовала смерть матери, случившаяся сразу после Рождества. Но, возможно, причина была в чем-то другом. Однако Рикард не верил, что все это могло иметь какое-то отношение к нему или Элвину, хотя последние месяцы, когда они делали попытки встречаться вместе с детьми, выдались непростыми. Они решили попробовать придать своим отношениям более открытую форму и постепенно сделать их более естественными, будничными. Чтобы общаться нормально, не придавая отношениям вид случайных встреч, обедать вместе, пить кофе, ходить в кино или просто смотреть телевизор вечерами. Крошечными шажками они старались наладить контакты с детьми друг друга, завоевать их доверие и приучить к новой обстановке. Они следили за их реакцией. Отступали, если раздражение детей казалось им слишком серьезным. Осторожно пробовали снова. В последнее время они пытались жить то у нее, то у него дома вместе короткими периодами. С целью в перспективе съехаться. По крайней мере, он надеялся, что они оба видели это так. Рикард сел за руль. Мария продолжала возиться с телефоном.