— Я не могу ей этого дать. Алена хмыкнула: — Еще скажите, что у вас жена и дети. Вскинулся: — Именно так. — Нет, не так. Мысль мелькнула: зачем я тут сижу и препираюсь с незнакомым человеком? Ворвался в дом и хочет решить свои проблемы за чужой счет. Но сдержаться невозможно: — Нет, не так. Если бы она действительно нужна вам была, уже ничто не имело бы значения. Думала, он сейчас затянет песню про ответственность за прирученных, и в общем-то будет прав. Как Ося. Но не затянул. — Знаю. Молчание. — Значит, не любите. — Любовь женщины выдумали, — усмехнулся. — За пяльцами. — За чем, простите? — За пяльцами. Пряли, скучали, страстей жаждали. Навязался монстр на Олькину голову. — Понятно. Что от меня требуется? — Алена, обидел я вас? — Ну что вы. Уж мне-то точно все равно. Просто я не пойму… Перебил, с улыбкой: — Я вас такой себе и представлял. — «Такой»? — Колючей немножко. Гордой. Сильной. Да, спасибо за предоставленную жилплощадь. — Оля сказала, на аркане вас сюда тащила всякий раз. Вот где она лишнее брякнула. И все оттого, что сбило с толку это «гордая-сильная». Ну какая же она… Будто дала повод к откровенности. Будто вопрос задала — так ли? на аркане, да?.. И точно — ответил: — Да… Можно сказать, был с ней мил — насильно… Алена, ей всего меня надо — это при том, что она понимает — я никогда… — Так потому-то и надо. Плечом пожал. — Николай, а вы знаете, что муж ее любит? И она его ни в грош не ценит… Она говорила вам про «большие буквы»? — Нет. — Ну, неважно. Просто все, что со строчных букв, ее не интересует. А вы как бы с заглавной — в ее иерархии. Вы — Новая жизнь. О чем я должна с ней поговорить? О том, что Новая жизнь не состоится? Ну так вы ей сами скажите. — Она мучается, Алена. — Я-то знаю. — Ну может, мы как-то вместе сумеем… — «Вернуть ее в болото». Знаете, Николай, а ей летать охота. Аж застонал: — Ну почему — я? — Потому что вы первый попались. Ушел около одиннадцати, попросил телефон, сказал, позвонит. «Ольке — ни слова. Ревнива, как орангутанг». Видно, совсем мужика достала. Да… решили, что свои проблемы он будет сам решать. 23 Потом Олька явилась кислая, заявила, что «Нико урод и с ним все кончено». Долго рассказывала, как объяснение вышло. Спрашивала, как сделать так, чтобы стать ему необходимой. Поплакала. На следующий день позвонил Николай: — Как она? — А что, разве не видно? — Она со мной не разговаривает. Хорошего я себе сотрудничка подобрал. — Отойдет. Сказала — у вас все. — Свежо предание… Помните, у Набокова в «Лолите»: «Я страстная и одинокая женщина, и вы любовь моей жизни»? Вот-вот. Ну как после этого… Совсем у Ольки нет чувства самосохранения. — Если я заеду сегодня? Где-нибудь ближе к десяти — в прошлый раз в пробках стоял… Приехал: об Ольке уже — ни слова. 24 Зачем она говорила с ним? А вы посидите в четырех стенах с ребенком, в чужом городе. Вечером — не поздно — является муж подруги, сопит, вздыхает, с темами для разговоров туго; ему хочется спросить — а что там у благоверной сейчас творится, в личной-то жизни, но он не решается. Потом уходит. Совсем поздно или же поутру является подруга. У нее Гумберт Гумберт, у нее «страсть и одиночество» и еще отчаяние. Вот и все развлечения. Николай оказался интересным собеседником. Да, в нем было именно это — о чем говорила Олька, когда рассказывала про большую рыбу, которую не поймаешь, — что-то восхитительно-мужское. Говорили обо всем подряд: о журнале, все увереннее стоявшем на ногах («пока что — на ножках»), о геологоразведке в Сибири, которая теперь в упадке, а когда-то… И Николай вспоминал, как ездил с геологическими партиями, а потом Алена рассказывала, что говорил Бродский, — тайга, плоские бесконечные болота… комары… тучи комаров… так? — Ну не всюду… а что, разве Бродский… — Конечно! Школа жизни для поэта — самое важное… Он даже маленькое месторождение урана нашел… уран ведь искали. Попутно она думала… Она всегда будто на двух стульях сидела. Вот и сейчас: сказала, что школа жизни важна для поэта, но разве это правда? Уже сколько раз она об этом размышляла — Эмили Дикинсон носу из дома не показывала, а все с ее стихами носятся. Значит, и это затворничество с Юлькой — не наказание для ее дара, и если последнее время она пишет меньше, так это не от нехватки впечатлений, а оттого, что иссякает… Сколько еще длиться этому кризису? Нет, что хотите говорите, а впечатления нужны. Пускай даже чужие. — Расскажи о себе. И он рассказывал о своих путешествиях, о встречах, о планах. Большая восхитительная рыба. Каким течением ее занесло в эту квартирку? Потом стало ясно — Николай не может пройти мимо очередной юбки. — Я видел тебя на фотографии, — кивнул на рамочку в комнате. — Не очень-то это честно по отношению к Ольге. — Ерунда. Если ты честен с избранником — это не честность, а любовь. Если нечестен — это не измена, а просто отсутствие любви. Быть верным тому, кого не любишь, — абсурд. Хватило ума сообразить — все это только слова, пляска рвущихся наружу сперматозоидов. Да и за Ольку как-то обидно.