Кэтрин как очнулась — сорвалась, бросилась навстречу Дэвиду. Алена улыбалась. Только за то, что он вышел из-под зонта и стоял, смеясь, раскинув руки, она, верно, его полюбит. «Присутствие», — произнесла она, провожая Кэтрин взглядом. Кэтрин бежала, увязая в пропитанной водою земле. Алена заметила, как это красиво: легкая белая рубашка, приставшая к тонкому телу. ПРИЛОЖЕНИЕ Энн Секстон ХРАБРОСТЬ Она в любом ничтожном пустяке. Гляди, она в твоем, ребенка, первом шаге. В том, как ты садишься на велосипед, едва поднявшись с тротуара; как, познакомившись с ремнем, ты сердце зло опустошаешь. Или когда тебя назвали плаксой, жирнюгой, психом или бедным, ты стал чужим им, этот яд сглотнув и не ответив. Позже, ты, может быть, увидел смерть, средь бомб и пуль, и чтоб прикрыться, чтоб сердце спрятать, у тебя была всего лишь шляпа. Ты тогда не потакал себе, хотя внутри такая слабость растекалась! Ты знал, что храбрость, жаркий уголек, с тобой повсюду. И когда любимый человек ценою жизни спас тебя, та храбрость не храбростью была, а лишь любовью. Любовь проста, как мыльце. Позже, ты, может быть, отчаянье познал, ты был один тогда, и пламя жгло, обугливало сердце, превращая живое в пепел, ты ж его сжимал рукой, пока не задушил последний всполох. Затем, мой милый, это пепелище засыпал ты, лицо припудрив горю, покрыл все это плотным одеялом и дал уснуть. Когда ж оно проснулось, не горе это было, а цветок, цветок из лепестков, как крылья. Позже, когда со старостью сведешь знакомство, та храбрость, что с тобой была повсюду, с тобой пребудет; каждая весна подобна станет острому мечу, любовь подобна будет лихорадке. Ты сделку совершишь с календарем, и в миг последний, когда откроет смерть свой черный ход, ты сунешь ноги в шлепанцы и просто шагнешь вперед. Гийом Аполлинер