— Сожалею, — повторил он. — Ты такой… странный. Беспокойный. И выглядишь неважно. Что ты с собой делаешь? — Ничего. — Бурная ночь, полагаю. — Со мной все будет хорошо. Правда. — Возможно, тебе не следовало так удирать из Перуджи. — Перуджа мне до смерти наскучила. Студенты бывают такими жуткими занудами. И когда мы с Фрэнки расстались… ну, ты понимаешь. — Все равно твои родители, адвокаты, лорд-канцлер или кто там еще, вероятно, разозлятся на меня. За то, что не приказала тебе вернуться. — Это важно? Да и вообще… мои родители! При всем уважении к твоему кошмарному братцу, дорогая, мы знаем, что чем дольше его чадо держится вдали от него, тем больше ему это нравится. — Кеннет… дорогой! — А что касается мамочки… как называется тот приют для алкашей, куда она переехала? Никак не могу запомнить. — Кеннет! — Ну, так и прекрати об этом, ангел мой. Сейчас уже не двадцатые годы, знаешь ли. Они задумчиво посмотрели друг на друга. Тетка спросила: — У вас была очень дурная компания в Перудже, Кеннет? — Не хуже дюжины других. — Какого рода компания? Чем вы занимались? — О, разными вещами, — ответил Кеннет. — Забавными. — Он просто исходил обаянием. — Ты слишком молода, чтобы тебе рассказывать, — заявил он. — Какое потрясающее платье! Ты купила его у той поразительной дамы? — Тебе нравится? Да, у нее. За астрономическую сумму. — Оно выглядит на эти деньги. Тетка полюбовалась на себя в зеркало. — Попробовало бы не выглядеть, — пробормотала она. — О господи! — недовольно бросил Кеннет и плюхнулся на стул. — Прости! Наверное, погода. — Сказать тебе по правде, я и сама немного на взводе. Придумай для нас какое-нибудь восхитительное и возмутительное дельце, дорогой! Что такое? Кеннет, как чадрой, заслонил нижнюю часть лица ладонями и поверх них смотрел на тетку большими и нежными карими глазами. Во всех действиях Кеннета сквозила порывистость и жеманность: он примерял разные стили поведения и отбрасывал их с той же капризностью, с какой его тетка примеряла свои шляпки. — Милая, — произнес он. — Есть одно дело. — Ну… какое же? Я не слышу, что ты там говоришь, прикрывая рот. Он раздвинул пальцы, образуя треугольное отверстие, и заговорил через него. — Я знаю одного человечка, — сказал Кеннет. — Какого человечка? Где? — В Перудже, а теперь здесь. — И что же в нем такого? — Он довольно умный человечек. Ну, вообще-то, я бы сказал — человек. — Прекрати, Кеннет! Это сводит с ума, это бесит. — И потом вдруг прошептала: — В Перудже. Ты… ты… курил?.. — Ни к чему понижать голос, дорогая! Вижу, тебе наплели обычные глупости. — Значит, курил? — Разумеется, — нетерпеливо ответил Кеннет и, помолчав, сменил позу — обхватил руками колено и склонил голову. — Ты такая замечательная, — произнес он. — Я могу всем с тобой делиться. Как будто ты из моего поколения. Ну, разве мы не чудо? Мы оба? — Неужели? Кеннет… на что это похоже? — «Травка»? Ты действительно хочешь знать? — Ну, я же спрашиваю. — Противно в первый раз и очень весело, если это дело не бросать. На самом деле детские игрушки. Столько шума из ничего. — Этим занимаются на… на вечеринках, да? — Совершенно верно, милая. Хочешь попробовать? — Привыкания к этому не развивается. Нет? — Конечно, нет. Ничего такого. Нормальная штука, насколько это возможно. Ты не подсядешь. С «травкой» это не грозит. Лучше тебе познакомиться с моим человечком. Соверши маленькое путешествие. На самом деле я мог бы устроить потрясающее путешествие. Безумно классное. Тебе понравится. Самые разные роскошные господа. Суперэкзотическое заведение. Все вместе. Леди Брейсли посмотрела на него из-под своих немыслимых ресниц — девичьим взглядом, отнюдь не красившим ее лицо. И произнесла: — Может, я и согласилась бы. — Одно только… это очень дорого. Немыслимо высокий уровень и стоит того. Нужно кучу деньжат, а у меня — вот удивительно — нет ни цента. — Кеннет! — В сущности, если бы моя богатая тетя меня не пригласила, меня с позором выставили бы. Не наезжай на меня, вряд ли я это выдержу. Они уставились друг на друга. Они были очень похожи: две версии одного катастрофического образа. — Я тебя понимаю, — сказал Кеннет. — Ты ведь это знаешь, верно? Я нахлебник, так? Но я не просто нахлебник. Я даю кое-что взамен. Согласна? — Он подождал мгновение и, когда тетя не ответила, крикнул: — Разве нет? Разве нет? — Успокойся. Да. Да, конечно, даешь. Да. — Мы одного поля ягоды, не так ли? — Да. Я же сказала, ты что, не слышал? Ладно, дорогой. Посмотри у меня в сумочке. Я не знаю, сколько там. — Боже, какое же ты чудо! Я… я сейчас же пойду. Я… все… все… — его губы искривились, — устрою. Мы проведем такой… как же это называла та старая высохшая цыганка… или ее дружок… яркий вечерок?.. Ты не против? Ее бумажник трясся у него в руке. — Здесь не так уж и много, — заметил Кеннет. — Неужели? — откликнулась его тетка. — Внизу обналичат чек. Я выпишу. У тебя должны быть при себе деньги. После его ухода она перешла в свою спальню, села перед зеркалом и принялась изучать сомнительную маску, которую до сих пор предъявляла миру. Зевающий и потеющий Кеннет пустился в лихорадочные поиски мистера Себастьяна Мейлера. IV — Знакомая история, — сказал высокий мужчина. Он сбросил ногу с колена, резко поднялся и принял непринужденную позу перед своим собеседником, который, застигнутый врасплох, с трудом выпрямлялся. — Крупная рыба, — добавил высокий мужчина, — держится на один рывок впереди, пока прихвостни время от времени запутываются в наших сетях. Правда, не так уж часто. — Прошу прощения, мой дорогой коллега. Рыба? В сетях? — Простите. Я хотел сказать: действительно, иногда нам удается схватить второстепенных преступников, но их главари продолжают от нас ускользать. — К сожалению! — В этом деле самой крупной из всех рыбой является, без сомнения, Отто Зигфельдт, который в настоящее время уединился в каком-то фальшивом дворце в Ливане. Мы не можем до него добраться. Пока не можем. Но этот человек здесь, в Риме, — ключевая фигура.