– Это уже перебор, Ортанс! Ты считаешь, что мы должны стоять на ушах всякий раз, когда Эмерику придет в голову очередная блажь?! У нас с Сандро тоже есть своя жизнь! И с таким подходом школа явно не будет двигаться к успеху! – Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь?! Ну да, все получилось в последнюю минуту, но я здесь вкалываю не меньше вашего! Тебя что, моя работа не устраивает? А что мы можем поделать?! Раз в кои-то веки подвернулась возможность побыть подольше вместе, а ты пытаешься все испортить! – Как ты собираешься объяснить свое отсутствие ученицам? С какой стати нам брать на себя твою работу только потому, что вы встречаетесь, когда ему удается сбежать от жены! И как только он это проворачивает?! Ее жестокость лишила меня дара речи. Использовать двойную жизнь Эмерика, чтобы больно задеть меня, заставить расплачиваться за то, что сегодня утром ее идеи не вызвали у меня энтузиазма, – это так легко и так подло. Она даже не подозревала, как я стараюсь во всем угодить ей, лишь бы избежать конфликтов. – Но это низко, Бертий. – Нет, это правда и ничего другого, кому-то надо время от времени возвращать тебя на грешную землю. – Эй! Успокойтесь, девчонки! – вмешался Сандро. – Иди собирайся, Ортанс, а ты, Бертий, оставь ее в покое! – Ты ее, как всегда, защищаешь! Бред какой-то, – зло прошипела она. Она ушла, хлопнув дверью. Я была ошеломлена, ошарашена тем, что только что произошло. – Не стой столбом, – поторопил меня Сандро. – Эмерик будет ждать. Я ее успокою, не волнуйся. Давай шевелись, потом обо всем поговорим. На мгновение мне стало стыдно. – А как же мои ученицы… – Все в порядке, я разберусь. Он произнес именно те слова, в которых я нуждалась. Я поблагодарила его, в последний раз стиснув в объятиях, а потом помчалась в свою раздевалку за вещами. Отыскала там платье и туфли на высоком каблуке, в которых иногда танцевала. Перед тем как выйти из школы, я заглянула в стеклянную дверь кабинета Бертий. Двигалась она грациозно, как всегда, однако на лице легко прочитывалась злость, она так и не успокоилась. Ничего не поделаешь, урегулирую проблему, когда вернусь. Держа над головой сумку, чтобы спрятаться от дождя, я выбежала на улицу и едва не поскользнулась на мокром асфальте. В последнюю минуту я удержалась на ногах, однако правая щиколотка громко запротестовала. Я забралась в машину к Эмерику и почувствовала себя спасенной и защищенной от всех угроз. Он стер дождинки, оставшиеся на моем лбу и щеках, и долго изучал меня. Потом нахмурился, и я различила на его лице подозрение. – Ты не рада, что мы едем? – Еще как рада! Просто мы малость поцапались с Бертий. Ты ее знаешь… Да плевать я хотела, главное, мы вместе. И я поцеловала его. Прислонившись к спинке кровати, небрежно развалясь и сцепив руки на затылке, Эмерик не отводил от меня глаз, пока я снимала одежду. Я чувствовала его взгляд и купалась в нем. Я всласть использовала свое грациозное тело и его притягательность для Эмерика. Делала вид, что не обращаю на него внимания, но знала, что так его желание становится еще острее. Я непринужденно курсировала между спальней и ванной в изысканном белье. Перед зеркалом поднимала волосы на макушку, обнажая затылок и шею и притворяясь с капризной гримаской, будто колеблюсь. Пока красилась, нарочито выгибалась, осознавая гипнотическое действие, которое оказывает на него изгиб моей талии. Как вдруг я почувствовала, что атмосфера полностью изменилась. Еще мгновение назад Эмерик был готов тащить меня в постель. А теперь в номере воцарился арктический холод. Я обернулась и поняла, что мои опасения подтверждаются: его тяжелый взгляд, казалось, вот-вот раздавит телефон. Я подошла к Эмерику. Никакой реакции. Я села рядом и посмотрела через плечо на дисплей. Три неотвеченных вызова из дома. Я поборола раздражение, нежно провела рукой по его волосам, стараясь успокоить, чтобы мне опять было хорошо с ним. – Могу помочь справиться с угрызениями совести? – Извини. – Дай мне окончательно собраться, на время забудь обо мне. Выйди и сделай то, что нужно, а потом вернешься ко мне, договорились? У меня нет выбора: он должен перезвонить, а я должна пожертвовать несколькими минутами с ним. Это очень больно, но такие уж у нас отношения. Я делю любимого мужчину с его семьей и не могу позволить себе истерику сегодня вечером, когда он со мной в совершенно потрясающем месте. Эмерик поцеловал меня в шею, встал и глубоко вздохнул, явно чтобы набраться храбрости. Я не шелохнулась. Перед тем как выйти, он обеспокоенно покосился на меня: – Все будет в порядке, когда я вернусь? Я нежно улыбнулась ему: – Что до меня, все будет в порядке, обещаю. – В таком случае я тоже обещаю. Спрятавшись за шторой, я следила с нашего верхнего этажа за тем, как он вышагивает по внутреннему дворику. Слова Бертий не шли из головы. Настроение резко переменилось. Мне было противно наблюдать за тем, как он звонит жене, я начала уставать от всего этого. Кто я такая, в конце концов? Женщина, с которой он спит дважды в неделю и которую тайно везет в роскошный отель. Как я могла пасть так низко? Похоже, у меня не осталось ни капли самоуважения… Быть может, я, как дура, продолжаю верить, что однажды он придет ко мне, чтобы остаться навсегда. Но он ведь никогда мне ничего не обещал. Получается, я всегда расшифровывала в свою пользу любые знаки, чтобы убедить себя, будто наша история достойна того, на что я соглашаюсь. Он любит меня – его признания дают мне силу, но одновременно лишают способности трезво оценить ситуацию и усомниться в его чувствах. Все служит мне предлогом, чтобы оправдать его… Я верю каждому его слову… Почему я все же поддалась в тот единственный раз, когда мне хватило решимости расстаться с ним? Зачем я вернулась, чтобы снова и снова мучиться одиночеством, чувством вины и отвращением к себе? К тому моменту мы уже полтора года урывками встречались, и я устала от наших отношений: время шло, а он не принимал никакого решения, уклонялся от ответов на мои вопросы. И все же мне не хватало духу порвать, бросить Эмерика. Забыть, подвести черту подо всем, что мы пережили вместе – ведь некоторые моменты были едва ли не совершенными, и я так сильно любила его. Но однажды, когда мы собрались вместе пообедать, я не выдержала. Погода была великолепной, но наш подпольный образ жизни не позволял нам насладиться солнцем и выбрать столик на террасе, как это сделала бы любая нормальная пара. Я уже подошла к ресторану, где была назначена встреча, но в последнюю минуту, когда он еще не успел меня заметить, развернулась и спряталась в нишу дома напротив, чтобы понаблюдать за ним в последний раз. Я стояла и ждала в полутьме, зная, что он в конце концов позвонит. Он и позвонил, как я предполагала. Ему хватило самонадеянности сделать мне выговор за опоздание и за то, что я не предупредила его, как будто напрочь забыл о том, что мне категорически запрещено звонить. И тогда я объявила, что больше не приду, а он тут же запаниковал, едва ли не закричал в телефон, наплевав на конспирацию. Он настаивал на том, чтобы мы встретились еще раз, размахивая, как флагом, силой нашей любви. – Наши отношения ведут в тупик, – ответила я. – Зачем нам продолжать их? Я уже приняла окончательное решение, и еще одна встреча его не изменит. Я увидела, как он выскочил из ресторана и забегал по тротуару перед входом. Мое сердце не выдерживало, я сражалась с желанием броситься в его объятия и умолять забыть мои последние слова. Я, однако, не имела на это права. Все следующие недели он буквально домогался меня: безостановочно названивал, засыпал сообщениями голосовую почту, ежечасно слал эсэмэски, даже звонил в школу. Я старалась вернуться домой попозже, и меня провожал Сандро – из опасений, что Эмерик меня поджидает. Я все время была настороже, потому что сама себе не доверяла, не знала, как поведу себя, если он окажется рядом. Я худо-бедно справлялась с занятиями, но перестала есть, ночью спала мало или вообще не спала, часами отчаянно рыдала, тоска по нему грызла меня. Лежа в темноте, я вновь и вновь слушала его сообщения, объяснения в любви – он говорил, что не может без меня, что живет в аду. Страдание, которое я себе навязывала, было мне необходимо, я чувствовала потребность услышать его голос, полный отчаяния. И вот однажды он перестал подавать признаки жизни. Сандро признался, что серьезно поговорил с ним, когда он в очередной раз позвонил в школу. Попросил оставить меня в покое. Эмерик подчинился, наверняка впервые в жизни. И тут-то, когда я поняла, что потеряла его навсегда, страдание окончательно захлестнуло меня. Поэтому я ослабила бдительность и вернулась к прежней рутине. Эмерик воспользовался образовавшейся брешью, его исчезновение из моей жизни было продуманной уловкой, сознательно выбранной стратегией, чтобы заставить меня сдаться. Однажды вечером, почти ночью, раздались три удара в дверь. Это был он. Меня потряс землистый цвет его лица, ввалившиеся глаза. Я задрожала всем телом. – Уходи, – прошипела я. Он ворвался в прихожую и набросился на меня, а у меня не было ни сил, ни желания оттолкнуть его. Мы занялись любовью прямо на полу, это был грубый, мучительный, потрясающий секс. И все началось сызнова. Мы с ним никогда не вспоминали об этом. Я решила еще усерднее сдерживать свои порывы, избавить Эмерика от бесполезного давления. Мне недоставало воли, чтобы угрожать ему или снова уйти от него – и это факт, с которым я вынужденно смирилась. Когда мы были вместе, я брала то, что он давал, и делала все, чтобы эти минуты были близки к совершенству. Моя жизнь была посвящена тому, чтобы удержать его, сохранить для себя. Я принципиально перестала требовать от него больше, чем он мог мне дать. Иногда в моем воображении всплывала его жена, притом что я даже не догадывалась, что она из себя представляет. Я старалась побыстрее избавиться от этих видений, отогнать их как можно дальше. Когда ревность душила меня, я напоминала себе или убеждала себя, что любовь ее мужа принадлежит мне. Я была бы рада возненавидеть ее, но у меня не получалось. Если чувство вины терзало меня так, что хотелось завыть, я мысленно перечисляла все принесенные мной жертвы. Мне бы очень хотелось не любить Эмерика так сильно, но это тоже было невозможно. Он был моим наркотиком. А я – наркоманкой, не способной отказаться от дозы. Но вот он закончил разговаривать с домом, и я стряхнула тягостные воспоминания. Перед тем как погрузить комнату во тьму, я в последний раз заглянула в зеркало: я красива, мужчина, которого я люблю, оценит мою красоту, и мы проведем великолепный вечер. Все остальное я постаралась выбросить из головы – его другую жизнь, раздражение и ядовитые стрелы Бертий, – все это казалось мне сейчас пустой мелочью. Он ждал меня возле лестницы. Его сияющие глаза и спокойное лицо подсказали мне, что в ближайшие часы он будет со мной, и только со мной. И черт с ней, с моей гордостью. Я положила голову Эмерику на плечо, он играл моими волосами, чтобы скрыть растерянность. Наше молчание было тяжелым, тоска уже вступила в свои права, праздник подходил к концу. Вчера казалось, что впереди у нас много дней – пусть и не вся жизнь, если говорить обо мне, – но время утекало между пальцев, и это впечатление быстро бледнело. Энтузиазм испарился. Когда мы сможем сбежать еще раз? – Что у тебя вчера приключилось с Бертий? Вы поругались из-за нашей авантюрной затеи? Я печально кивнула, подумала о том, что ждет меня по возвращении, и заранее почувствовала усталость. Я рассказала ему в самых общих чертах о бурной дискуссии с Бертий, умолчав, естественно, о ее замечаниях по поводу наших с ним отношений и о своей, более чем сдержанной, оценке планируемых ею изменений в школе. Потому что когда я раньше упомянула ее идею, он увлекся ею, а я промолчала, не рискнула сказать, что не согласна с ней – боялась его разочаровать. Так что я сделала акцент на последствиях отказа от летней школы. Все так же прижимаясь к нему, я повернулась на бок и погладила его небритую щеку. – Вот мы и вернулись к реальной жизни. Жаль. Он поцеловал мне руку, запястье. – Я что-нибудь придумаю, чтобы нас простили. Дай мне немного времени… В 16.45 мы уже были в танцшколе и зашли в кабинет. Он настоял на том, что проводит меня, стремясь отдалить расставание. Он просмотрел свою почту, пока я переодевалась и разогревалась. По дороге нам никто не встретился, все были на занятиях. Дверь кабинета распахнулась, и Бертий застыла на пороге, увидев нас. – Ага… ты уже здесь? Я подошла и поцеловала ее в щеку – не хотелось возобновлять перепалку, я предпочитала мир и спокойствие. – Да, твой рабочий день закончен, мы вернулись пораньше, чтобы освободить тебя от моих последних уроков. – Привет, Бертий, – прервал меня Эмерик. – Рад встрече! Как у тебя дела? Он подошел к нам и тоже чмокнул ее как ни в чем не бывало. – Все хорошо, – сухо ответила она. Он словно ничего не заметил и продолжил дружеским тоном: – Хотел поблагодарить тебя, что подменила Ортанс, мне очень неприятно, что я вот так свалился на вас в последнюю минуту, но мне удалось утрясти вопрос с рабочей встречей… – Стоп! Не хочу ничего знать. Он серьезно покивал, подтверждая, что понял ее мысль. Она отошла и взяла бутылку с водой, не сказав ни слова. – Хотел бы задать тебе один вопрос, – робко попросил Эмерик. Она нахмурилась, встретив его слова с подозрением: