Когда мне было восемнадцать… Глава 1 – Появятся синие птицы над… – Мам, мы едем не в Дувр, а в Дорсет, – перебиваю я, прежде чем она успевает допеть припев «Белых скал Дувра». – Я знаю. Мне что, и спеть нельзя? Она делает вид, что обиделась. – Сосредоточься лучше на рисовании, – поддразниваю я. Она ухмыляется, и я улыбаюсь с переднего пассажирского сиденья в ответ. – Будет здорово! – восклицает мама, нащупывая переключатель автомобильного радио. Я понимаю, что она вот-вот настроит попсовую радиостанцию «Харт», и быстро вмешиваюсь. Проклятие, на таком расстоянии от Лондона уже не ловит «ИксФМ»! – Айпод? – с надеждой предлагаю я. – Ну давай. Что угодно, лишь бы создать тебе летнее настроение. – Я и так в летнем настроении, – заверяю я, подключая свой новый MP3-плеер, подарок от родителей на недавний день рождения. Мама бросает на меня пристальный взгляд и продолжает смотреть на дорогу. – Я понимаю, ты расстроена из-за Лиззи, но все равно можно прекрасно провести время. К тому же ты сможешь начать готовиться к университету. – Угу. Начинает играть песня «Овер» группы «Портисхэд». – Ради бога, Элис, мне сразу хочется резать вены! – протестует мама. Я не реагирую. – Серьезно, – добавляет она. – Что-нибудь повеселее. Пожалуйста! Я вздыхаю, но повинуюсь. Из динамиков начинает звучать «Холидэй» Мадонны. – Уже лучше! – Она снова начинает подпевать. – Ма-ам, – со стоном протягиваю я. – Не забывай о своем призвании. Она смеется: – Какое умное слово для подростка. Впрочем, ты ведь поступила в Кембриджский университет. – Университет в Кембридже, не Кембриджский университет, – в который раз поправляю я. На самом деле я поступила в Англия Раскин, но мама каждый раз умалчивает об этой детали, когда рассказывает про меня друзьям. – Все равно это большое достижение, – отвечает она, и я не спорю, довольная, что родители мной гордятся. Мама снова затягивает: – Холидэй! Говорят – если не можешь одолеть, присоединись. Что я и делаю. Моя мама – художник. Она рисует маслом абстрактные пейзажи и дополняет их другими материалами: металлом, камнем, песком. Она долгие годы пыталась добиться успеха, и хотя ее последнюю коллекцию удалось неплохо продать, основным добытчиком в нашей семье все равно остается папа. Он работает бухгалтером в Лондоне и будет приезжать в Дорсет по выходным. Сейчас середина июля, и мы пробудем здесь до конца августа. Мама планирует провести эти шесть недель в работе над новой коллекцией, которая, к ее восторгу, будет выставлена в сентябре в очень крутой галерее в восточной части Лондона. Я же изначально согласилась на такую долгую поездку, потому что с нами собиралась поехать моя лучшая подруга, Лиззи. Она уезжает учиться в университет в Эдинбурге, и мы обе опечалены предстоящей разлукой. Последние несколько лет мы очень тесно общались, но всему приходит конец. Мы представляли долгие, ленивые летние деньки на шезлонгах в саду или поездки на пляж на маминой машине. Но у мамы Лиззи, Сьюзан, недавно нашли опухоль в груди, и она оказалась злокачественной. Это стало для всех огромным шоком, и я до сих пор в ужасе от испытаний, выпавших на долю подруги и ее близких. На этой неделе у Сьюзан операция по удалению опухоли, а потом ей предстоит химиотерапия – разумеется, Лиззи осталась, чтобы быть с ней рядом. – Какая красота! – восхищается мама. Я смотрю в окно на проплывающие мимо зеленые холмы. – Смотри! Это дикие лошади? – Она не дожидается ответа, впрочем, я и не знаю. – Ты могла бы взять несколько уроков верховой езды. А еще неподалеку от нас есть замок. До него можно доехать на настоящем паровом поезде из Суонеджа. – Я знаю. Ты уже говорила. – Здорово, правда? – Ага, – без энтузиазма отвечаю я. Было бы здорово. Если бы с нами поехала Лиззи. Надеюсь, с ее мамой будет все хорошо… – Может, ты тут с кем-нибудь подружишься, – с надеждой предполагает мама, не замечая моих переживаний. – Мне не восемь лет, – с кривой улыбкой возражаю я. – Знаю, но тебе тут понравится. Похоже, мама пытается убедить в этом скорее себя, чем меня. Мы снимаем домик в уединенном месте. Он построен из кремового камня, и стена из сухой каменной кладки закрывает маленький зеленый садик на заднем дворе. Возле входа стоит на солнце скамья, и я уже вижу, как буду сидеть и читать здесь книги из моего списка по английской литературе. В доме уютно и чисто – недавно сделан ремонт. Мама включает чайник и достает из сумки-холодильника молоко, а я сижу за кухонным столом и изучаю инструкцию, оставленную хозяевами. Моя мама – высокая, худая, со светлыми волосами до плеч и зелеными глазами. Я пошла в папину породу. Пониже ростом, с длинными, очень темными, почти черными волосами. Глаза – зеленые, как у мамы, но немного раскосые. Моя бабушка по папе была китаянкой. К сожалению, она умерла до моего рождения. – Там написано, чем тут можно заняться? – спрашивает мама, ставя передо мной чашку чая. – Ты мне сама уже почти все рассказала. В той стороне можно погулять по красивым скалам. – Я указываю в противоположном от главного входа направлении. – А если пойти туда, можно дойти пешком до паба, – снова указываю рукой. – Звучит многообещающе. Может, пойдем туда, пообедаем, а потом вернемся домой смотреть телевизор? Мы отправляемся в паб на машине – идти сил нет, хотя мы и провели три часа пути на автомобильных сиденьях. Соседняя деревушка очаровательна. Домики из известняка, с оконными рамами, покрашенными в оттенки зеленого и голубого, и море, виднеющееся за холмами. Мы поднимаемся по ступеням паба. На улице стоят серые каменные столы и скамейки с видом на море, и мы решаем сесть снаружи, но сперва заходим внутрь, чтобы все разведать и заказать еду. Я почти сразу замечаю его – парня, работающего за стойкой. Высокий, с прямыми черными волосами до подбородка и серебряным колечком в правой брови. Он наливает пиво и смотрит вниз, но как только он поднимает взгляд, его темные глаза сразу встречают мои. БАХ! Знаю, звучит безумно, но мое сердце словно выскакивает из груди и врезается в незнакомца. Он снова опускает глаза, наполняет пивной бокал до краев и относит, не уронив каким-то образом ни капли, мужчине средних лет в другой конец бара. По спине пробегают мурашки. Мама приводит меня в чувство. – Похоже, он примерно твоего возраста, – говорит она, радостно подталкивая меня локтем в сторону привлекательного бармена. – Тсс! – шиплю я, съежившись от смущения и безуспешно пытаясь отвести от него взгляд, в то время как он берет деньги и направляется к кассе. Потом он подходит к нам, и у меня учащается пульс. – Что будете заказывать? Дородный мужчина с короткими, уложенными гелем черными волосами и огромными татуировками на руках внезапно появляется перед нами. Какое разочарование. – Пожалуйста, бокал белого вина, – вежливо просит мама. – Элис? – Хм… – Я снова бросаю взгляд на парня, но он уже принимает новый заказ. – Полпинты сидра, пожалуйста. Мужчина молча выполняет наш заказ. На нем надета белая майка, из-под белой ткани виднеются темные волосы, растущие на груди. Интересно, это отец того потрясающего парня? Он ставит передо мной бокал, до краев наполненный жидкостью медового цвета. Немного сидра проливается на стол, но бармен не извиняется и не улыбается, когда принимает от мамы деньги и возвращает сдачу. Рядом с ним я чувствую какое-то странное напряжение. – У вас есть меню? – спрашивает мама. – Мы не подаем еду, – неприветливо отвечает он. Следуя за мамой к дверям, я оборачиваюсь через плечо, а потом мы выходим на полуденное солнце. – Здесь мило, – замечает мама, когда мы садимся. – А он аппетитный. – Она снова поддевает меня локтем и вырывает из задумчивости. – Мама, никто больше не использует слово «аппетитный». – Я стараюсь звучать равнодушно, хотя это не так. Я пытаюсь сосредоточиться на нашем с ней разговоре, но вскоре у меня за спиной раздается тихое позвякивание бокалов, и я оборачиваюсь. Затаив дыхание, я осознаю, что он здесь, собирает пустую посуду с опустевших столов. – Привет! – бодро выкрикивает мама. Господи, мама, заткнись!