Почему-то Флори задели эти слова, и она едва сдержалась, чтобы не рассказать о себе как о художнице. Впрочем, у нее никто не спрашивал, кто она такая. Рэйлин смущенно улыбнулась, что лишь раззадорило госпожу Эверрайн. – Все с нетерпением ждут свадебную церемонию и гадают, что же придумает наша затейница. Героиня оды смущенно потупила глаза и заправила за ухо прядь волос. – Мы договорились, что поженимся, как только Рин найдет Озерный дом, – сказала она, обращаясь скорее к Флориане, нежели к чете Эверрайнов, которые и без того знали о предстоящих планах. Она попыталась скрыть за милой улыбкой истинные чувства, но вряд ли ей удалось это. Госпожа Эверрайн заворковала что-то о серьезных исследованиях сына, а Флори впервые было неинтересно слушать о том, чем занимается Рин. Голоса и все окружающие звуки слились в сплошной гул, будто бы она проваливалась в бездну и ветер свистел в ушах. На самом деле Флори стояла на месте, пораженная внезапно открывшейся истиной. Она должна была понять все, когда увидела наряд Рэйлин. Он говорил – нет, кричал! – о том, что в него облачена невеста домографа. Ключ на шее служил еще одним знаком, чтобы оставить шанс тем, кто не разглядел намека на платье. Наверно, в рядах богачей так принято: если ты можешь позволить себе что угодно, то весьма занятно обзавестись тысячью вещей для любого повода. С таким же успехом Рэйлин могла заказать платье, на лифе которого вышили бы их портреты. Тогда все точно поняли бы, кто ее жених. А вот и он. На воротнике его темно-синей рубашки серебряной нитью были вышиты ключи – той же формы, что и украшение Рэйлин. Столько символизма в одежде, и все ради того, чтобы идеально сочетаться друг с другом. Платье Флори тоже кое о чем говорило: «Я наивная дура». Именно так она и думала, наблюдая за этой парочкой. Рин представил Флори как «друга Дарта» и «помощника в расследовании». Вот так, обезличенно, – не подруга и не помощница, словно бы нарочито подчеркивал, что ее можно воспринимать кем угодно, только не девушкой. Затем Рин представил Флориане свою невесту, хотя об этом его никто не просил. – Рэйлинноэла Вирджиния Хоттон, – произнес он быстро и легко, точно долго репетировал скороговорку. Наверное, ему доставляло удовольствие подчеркивать, что Рэйлин происходила из очень богатой семьи. Чтобы оценить их состояние, одного заковыристого имени оказалось недостаточно, а вот два – в самый раз. Что ж, весьма находчиво. Флори поджала губы, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. – Ох, да перестань, – кротко обронила Рэйлин, прильнув к груди жениха. – Это лишнее. Однако бессмысленное притворство не могло скрыть, что ей льстит внимание к своей персоне. Госпожа Эверрайн с удовольствием подхватила тему: – Флориана, вы наверняка слышали о Хоттоне? Эту школу основала семья Рэйлин. – Как здорово, – выдавила Флори, чувствуя, как щеки заливает гневный румянец. – Простите, мне нужно найти сестру. Она улыбнулась в качестве извинения и сбежала. Общение с супругами Эверрайн и светлым будущим их рода оставило приторное послевкусие – ее будто опустили в бочку с медом. И даже вырвавшись оттуда, она не могла избавиться от липкого, неприятного чувства. Прав Десмонд, что не пошел сюда. На каждом шагу гостей поджидали угнетающие символы богатства: многоэтажные имена, наряды по индивидуальному пошиву, роскошные декорации, выстроенные в саду… И если ты не вписывался в окружение, оно пыталось вытолкнуть тебя как инородный предмет. Найти Офелию не составило труда. Она все крутилась около банок с напитками в окружении других веселящихся ребят. Флори не захотела отвлекать сестру и, оглядевшись, заметила за одним из столов Дарта. Он сидел в одиночестве, но не выглядел скучающим. Напротив, казался весьма увлеченным тем, что гонял по тарелке виноградины, пытаясь подцепить их вилкой. Когда Флори подсела к нему и поинтересовалась, чем он занят, Дарт неохотно отозвался: – Думаю. Никаких более внятных объяснений от него не прозвучало. – Ты чем-то расстроена? – спросил он. Непонятно, как ему удалось определить это, учитывая, что он даже не взглянул на нее. – Просто проголодалась. – Тебе повезло. Еду уже несут. И правда, из распахнутых дверей столовой появилась обслуга с блюдами на подносах. На самом деле Флори было все равно – она потеряла аппетит и даже вкуса не чувствовала. Ужин плавно перетек в представление с плясками, фокусами и разыгрыванием комичных сценок, вызывавших у гостей взрывы смеха. Офелия веселилась вместе со всеми, сияя от восторга, в то время как Флори сидела сычом за столом, разглядывая присутствующих: все они были родственниками, и только их троица выбивалась из многочисленного семейства Эверрайнов. Они были птицами, которым не нашлось места на ветках чужого генеалогического древа. Она чувствовала себя лишней, но старательно отыгрывала роль благодарной гостьи: наблюдала за артистами, хлопала и смеялась, когда следовало. Она не могла восхищаться праздником так же искренне, как Офелия, или незаметно исчезнуть, как это сделал Дарт. Ее безрадостное уединение внезапно нарушил Рин, заняв место Дарта. – Вижу, праздник вам не по душе. – Нет-нет, все прекрасно, – поспешила заверить Флори и растерянно замолкла, не успев придумать достойную отговорку, хотя это уже не имело значения. – Я хотел сказать, что начал изучать вашего безлюдя. – Рин, ну что вы… Оставьте работу хотя бы в праздник. – Голос ее был таким унылым и блеклым, что произнесенное слово «праздник» потеряло всякий смысл. – У меня есть предположения. – Он деловито закинул ногу на ногу и облокотился на спинку стула. – Но прежде нужно кое-что узнать у вас. – Спрашивайте. – Нет, разговор не праздничный. – Да бросьте, я как раз выгляжу непразднично. Ну же! – Она сверкнула глазами, напрашиваясь на комплимент. Рин мог возразить, сказав что-то вроде: «Ну что вы, Флориана, ваш наряд великолепен», но вместо этого сухо произнес: – Простите, лучше поговорить позже. Например, завтра? – Как вам угодно. – Флори поджала губы и отвернулась. Теперь общение с Рином не волновало ее, а скорее удручало. То, что она считала вниманием к себе, было знаком вежливости. Его обходительность распространялась на всех, а истинная причина, по которой их троих позвали на семейный праздник, заключалась в том, что тем самым Рин рассчитывал уладить конфликт с Дартом. Это оказалось так просто, но Флори придумала себе другую правду, а теперь страдала от разрушенных надежд. Никто не способен обмануть нас столь коварно и болезненно, как мы сами. После разговора с Эверрайном она чувствовала себя разбитой и хотела сбежать отсюда, но ее снова поймали. Раскрасневшаяся от танцев Офелия подскочила к ней и предложила присоединиться. В саду играло музыкальное трио, и заводная мелодия пастушьей песни могла завлечь любого, только не Флориану. Она мельком взглянула на Рэйлин, танцующую с непринужденной грацией и изяществом, и, почувствовав, как ее собственное тело одеревенело от волнения, отказалась. Офелия ничуть не удивилась, что занудство одержало верх, и поинтересовалась, куда подевался Дарт, как будто надеялась втянуть в танцы его. Флори пожала плечами. Ей бы самой хотелось знать, куда он подевался. Пляски продолжались до тех пор, пока в сад не выкатили десерт. Торт в три яруса был щедро украшен фруктами, а на верхний корж взгромоздили пряничные домики, разукрашенные в традиционные цвета Ярмарки. Неужели и торт следовал привычке наряжаться в честь домографа? Или домики символизировали семью, родовое имение? Взгляд невольно скользнул к Рэйлин, которая смеялась над шутками фокусника. Он заставлял кусочек торта исчезать с блюда, а затем по щелчку пальца появляться из воздуха. Флори уткнулась в свою десертную тарелку, украшенную все тем же вензелем в форме буквы «Э». Фамильная посуда… как мило. У нее самой не было ни именного сервиза, ни родного дома, ни семьи. Но разве это кого-то волновало? Фарфоровое лицо тарелки выглядело беспристрастно, а золоченая буква «Э», похожая на открытый рот, дразнясь, показывала язык. Здесь ей не место. Это больше не ее праздник. Мысли причинили почти физическую боль, и она вскочила из-за стола, роняя салфетку с колен. Какая оплошность. Флори присела, чтобы поднять салфетку, – и на ней снова увидела эту пресловутую букву, вышитую золотой нитью на уголке. Она отдернула руку, словно заметила в траве змею, резко выпрямилась и зашагала прочь. Мощенная камнем дорожка привела в дальнюю часть сада. Деревья здесь росли гуще и скрадывали гул праздника, позволяя насладиться шумом воды. Миновав зеленую арку, Флори задержалась у пруда, понаблюдав за хаотичным движением красноперых карпов. Попыталась сосчитать рыбок, но сбилась уже на пятой и бросила глупую затею. Вскоре она набрела на белую ротонду, обвитую плющом. Изящное сооружение стояло в самой высокой точке сада, откуда открывался живописный вид на частные виноградники, исполосовавшие холмы. Флори расположилась на скамье, скрытой от любопытных глаз занавесью плюща. Если кто-то заметит ее здесь, можно будет сказать, что от музыки разболелась голова. Раздумывая над этим, она ощутила чье-то присутствие. Огляделась по сторонам и поначалу никого не увидела. От густой зелени сада рябило в глазах, от чего показалось, будто Дарт появился из ниоткуда. В руках он держал тарелку с тортом – вернее, непонятной массой, что в недавнем прошлом была десертом. Дарт разобрал слои и уплетал их отдельно, выглядя более чем забавно: его праздничный облик франта никак не сочетался с руками, перепачканными в креме. – Что ты тут делаешь? – спросила Флори. – Решил уединиться, чтобы съесть торт. – Ты ешь его неправильно. – Вот именно от таких замечаний я и прятался. Он подобрался к ней и уселся на соседнюю скамейку в ротонде. – Угощайся! Фрукты я еще не трогал. – Он протянул ей тарелку. Флори не хотела обижать его отказом, поэтому подцепила ногтем вишню в сиропе. – Правда, так вкуснее? Она растерянно пожала плечами. – Тогда бери суфле! Она послушно отломила кусочек на пробу, перепачкав пальцы в творожном креме. – Ты всегда ешь торты таким образом? – Только сегодня, – признался он и рассеянно улыбнулся. – В этом особенность твоей личности? – Нет, конечно. – Показалось, что Дарт немного смутился и помедлил, прежде чем продолжить: – Обычно в такие дни специально притворяюсь болваном, потому что людям интереснее потешаться над глупостями, чем говорить об изобретениях. – Изобретениях? – Ну, так… разных штуках, – уклончиво ответил Дарт. – Обычно они касаются работы с безлюдями, несколько, кстати, Рин использует. Тут он запнулся и, решив перевести тему, пожаловался: – Попросил Рина дать мне ключ от Дома-на-ветру, а он отказал. Единственная улика вела туда. Если предположить, что Сильван не раз таскал ценности из Дома-на-ветру, он мог оказаться там накануне своей смерти и обнаружить нечто важное, о чем так и не успел рассказать Дарту. – А задобрить безлюдя ты не можешь? – Вряд ли получится в кратчайшие сроки добыть сорт табака, который предпочитает безлюдь, – ответил Дарт и с хмурым видом принялся доедать торт. – А что предпочитает твой? – Флори думала об этом с тех пор, когда узнала про приманки. Прежде чем ответить, Дарт огляделся по сторонам, а потом шепотом сказал: – Острый перец. Флори невольно улыбнулась. Ответ был так прост, а она не смогла додуматься до него сама, хотя не раз отмечала, что от Дарта веет этим острым ароматом. И в ту ночь, когда они с Десом пробрались в Голодный дом, от нее, приехавшей на телеге со специями, пахло примерно так же. Вот что насторожило Рина, когда он спросил, как им удалось открыть дверь без ключа. Еще тогда он понял, что Флори воспользовалась приманкой, но успокоился, узнав, что это вышло по удачной случайности. Мысли ее прервались, потому что Дарт снова заговорил. Он будто бы обращался не к ней, а просто размышлял вслух.