– Она наглоталась воды, – сбивчиво проговорил Дарт. – Справишься сама? Флори замотала головой. Ей никогда не приходилось спасать тонущих и уж тем более делать искусственное дыхание. Дарту пришлось вылезти на пирс, а Дес в одиночку поплыл обратно к перевернутой барже, откуда слышались всплески и возгласы. Пока их волновало спасение Офелии, Рин пытался помешать опальному лютену. Возможно, Рин действовал согласно Протоколу, но Флори не волновал его моральный выбор. Она забыла о нем спустя короткую мысль и сосредоточилась на Офелии. Дарт подхватил Фе как пушинку и, положив лицом вниз, надавил между лопаток, чтобы вода вышла из легких; затем перевернул на спину и проверил пульс. Флори, отчаянно сжимая запястье сестры, не уловила даже слабого трепыхания под холодной кожей. Дарт вздохнул полной грудью и, зажав Офелии нос, выдохнул ей в рот. Замер на несколько мгновений и снова припал к синеющим губам. «Ну, давай же, дыши, дыши!» – молила Флори, стискивая ее пальцы. И Офелия вдруг ожила, выгнула спину, будто воздуху в легких стало тесно, перекатилась на бок и закашлялась, выплевывая воду. Весь мир сузился до судорожного дыхания и дрожащего тела сестры. Флори обняла ее, прижала крепче, пытаясь согреть и успокоить. Слезы облегчения защипали глаза и хлынули по щекам. Когда Флори пришла в себя, Дарта рядом уже не было, а шум на воде стих. Она растерянно огляделась по сторонам. Судно так и осталось посреди канала, а в бледных огнях, освещающих берег, маячили чьи-то фигуры: они двигались быстро и хаотично, не позволяя сосчитать их. Внезапная вспышка ослепила ее. Прожектор направили прямо в лицо, Флори заслонилась рукой от яркого света и заметила приближающихся к ней людей. Под чеканным шагом пирс проседал и дрожал. Их было четверо – и все в форме следящих. Во главе шел бравый седовласый мужчина, который, приблизившись, громогласно представился: – Командир следящей гвардии Освальд Тодд. И хлопнул себя по правому плечу – как заведено у следящих при исполнении. Ту же фамилию в сопровождении того же жеста Флори слышала трижды. Освальд Тодд смерил их долгим суровым взглядом: – Сестры Гордер? Сердце заколотилось как сумасшедшее. Она крепче сжала плечи Офелии, пожалев о том, что не увела ее отсюда раньше. Мокрая одежда под порывами ветра превращалась в броню и вонзалась в кожу ледяными иглами. Флори с вызовом вскинула голову. Она больше не жертва, не беззащитная девочка с наивными глазами. Она не станет ждать нападения и ударит первой. – А где же Кормонд Тодд? Разве не он обеспокоен нашей судьбой? – выпалила Флори, вскочив на ноги. На миг в глазах командира мелькнул испуг. – Он отстранен от дел. Его даже в городе нет, – сухо ответил Тодд. Только двое – он и Флори – знали, что на самом деле скрывается за его словами. Тодд-старший до сих пор думал, что может приструнить сына, как много лет назад, когда Кормонд был ребенком: отобрать игрушки, поставить в угол – вот и все наказание. Будто бы он и не заметил, как отпрыск повзрослел, а его шалости и капризы приобрели опасные черты. Тодд-старший боялся, что Флори во всеуслышание заявит о том, какого ублюдка он вырастил. Нервы были на взводе, и она действительно сказала бы это, если бы ее не перебил другой следящий. Он заметил что-то в темноте и направил луч прожектора в ту сторону, нацелив револьвер на приближающиеся силуэты. Попав в пятно света, один из них рухнул на землю, будто испугался, что начнется стрельба. – Проверьте, что там, – распорядился Тодд, затем повернулся к Флори и пояснил: – Гленн сказал, что вам нужно подкрепление. Это значило, что служители правопорядка прибыли сюда не для отлова сироток, а по делу Элберта. Флори машинально скользнула взглядом по группе, которую окружили вооруженные следящие: узнала фигуру Дарта, взъерошенную шевелюру Деса, широкоплечего Рина и патлатого подельника Эла, но его самого не обнаружила. Ей стало не по себе. Неужели ему удалось сбежать? Она растерянно огляделась и заметила следящего. Отделившись от остальных, он тащил за собой мальчишку в мешковатой одежде: порванная рубаха болталась на его острых плечах, а штаны пузырились на коленках. Раньше притворщик подбирал одежду, маскируя свой обман, но сейчас он смог изменить только внешность, выбрав самый надежный вариант – облик ребенка. – Малец уверяет, что его похитили из Общины, – доложил следящий, держа его за шиворот. – И собирались утопить, – добавил мальчишка. Голосок у него был писклявый, дрожащий, жалобный. – Гнусная ложь! – Дес и здесь не упустил возможности вступить в спор. Командир Тодд проигнорировал его слова. Он был занят тем, что разглядывал мальчишку и растерянно чесал затылок, пока не подошел домограф. Не тратя время на пустые приветствия, Рин выпалил: – Это опасный преступник. И сейчас вы не помогаете, а лишь тянете время. – Ребенок? – изогнув бровь, переспросил Тодд, будто считал Рина сумасшедшим. Очередная уловка Элберта сработала. – Господин домограф, вы в своем уме? – Более чем, – сквозь зубы процедил он, сверля взглядом командира. – Позвольте мне доказать, что я прав. Тодд не смог скрыть любопытства и с кривой ухмылкой сказал: – Действуйте. Домограф согласно кивнул и направился к мальчишке. Тот истошно завопил, попытался вырваться, но его быстро приструнили, схватив за руки. Флориана знала, что следящие держали крепко и грубо, как можно больнее. Боль, считали они, усмиряет. Их лица оставались непроницаемыми и бесстрастными, даже когда Рин обратился к одному из служивых: – Одолжите нож. Тодд был вынужден вмешаться: – В чем дело, Эверрайн? В его голосе явственно проступила тревога, а на скулах вздулись желваки. Так же, как остальные, Флори стояла, пораженная происходящим, и недоумевала, что задумал Рин. Каким образом нож мог помочь ему в доказательстве, что пойманный мальчишка – на самом деле опальный лютен и преступник? – Хочу показать, какие секреты скрывает этот проходимец, – ответил Рин. Его благородное спокойствие внушало доверие. Командир подал знак одному из служивых, чтобы тот выполнил странную просьбу домографа. Когда нож оказался в руках Рина, мальчишка разразился истерическими рыданиями, стал брыкаться и даже попытался укусить следящего. Остатки сочувствия, которые сдерживали жестокость, исчезли, едва им оказали сопротивление, – и в тот же миг следящие превратились в цепных псов. Они повалили ребенка и придавили к земле, полностью обездвижив. Домограф склонился над распластанным телом и, взмахнув ножом, распорол его рубаху. Его никто не остановил, хотя немой вопрос повис в воздухе. – Посветите сюда! – скомандовал Рин, и луч прожектора послушно переместился на мальчишку. Его худой торс вздымался от истеричного дыхания, а в самом центре груди, там, где сходились ребра, на коже отчетливо проступал шрам, по очертаниям напоминающий ключ. Домограф отклонился, позволяя всем увидеть доказательство, что пойманный оказался лютеном. – Оключенный. – Объясните, Эверрайн. Я ничего не понимаю. – Судя по раздраженному тону и хмурому лицу, командир Тодд уже был не рад тому, что доверил домографу холодное оружие. – Перед вами предатель, вор и убийца, – представил Рин и с ухмылкой добавил: – На случай, если вы давно мечтали арестовать кого-нибудь из лютенов. Дарт, стоящий поодаль, не сдержал нервного смешка. Он лучше других знал, как избирательны и хватки следящие: прицепятся – не оторвать. Сколько раз Дарта пытались засадить за решетку из-за того, что Элберт подставлял его. К таким, как они, стражи правопорядка питали особую любовь: люди без прав и свобод, без имени, семьи и всякой защиты. Арестованный лютен считался ценным трофеем – легкой и редкой добычей. И если раньше Флори только догадывалась об этом, то сейчас убедилась, наблюдая, как на лице командира нарисовалась кривая усмешка, полная надменности и жестокого предвкушения. – Значит, один из ваших? Дезертир? – одобрительно хмыкнул Тодд. – Вот оно что. – А вы не знали, кого ловили? – Рин многозначительно повел бровью. Флориана впервые видела человека, позволяющего себе так смело общаться со следящими. – Меня попросили о защите, а не о поимке преступника. – Тодд бросил беглый взгляд на Деса, проверяя, услышал ли он эти слова, понял ли их смысл. Дес выглядел таким изможденным, что не выражал никаких эмоций и, кажется, даже не следил за ходом беседы. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Рин вернулся к оключенному, чтобы завершить начатое. – Элберт из Дома иллюзий, вы лишены статуса лютена. Ваш безлюдь будет уничтожен, а вы предстанете перед судом как предатель. – Голос домографа был преисполнен строгости и властности. Так говорили сила, честь и справедливость, воплощением которых стал Рин. – Да пошел ты! – бросил Эл в ответ и подкрепил слова смачным плевком в лицо. Домограф опешил, разом растеряв свое благородное спокойствие. Скулы свело от злости, и на лице, подсвеченном прожектором, залегли мрачные тени. Над пирсом зависла напряженная тишина. Предупредительно щелкнул взведенный курок револьвера, однако Тодд не давал команды стрелять. Все ждали, что будет дальше. Возможно, кто-то рассчитывал увидеть домографа в гневе, но Флори верила в его железную выдержку, не раз испытанную ею самой. Рин отстранился, затем медленно утерся рукавом, и когда казалось, что буря миновала, неожиданно набросился на обидчика: одной рукой схватил его за шею, а другой приставил нож к груди. – Рин, не надо, – хрипло пробормотал Дарт, первым прочитав намерения домографа. – Что он творит? – спросил кто-то из синих мундиров. – Я действую по Протоколу. – Это был не ответ на вопрос, а скорее оправдание своему поступку. Миг – и острие ножа вошло под кожу Элберта. Истошный вопль вырвался из его груди, будто один порез выпустил наружу всю боль и страдания, но рука Рина не дрогнула, очерчивая контур вокруг ключа. Флори прижала сестру к себе, чтобы та не видела сцены, развернувшейся в ярком свете прожектора. Остальные с ужасом, изумлением и отвращением наблюдали за расправой над лютеном: как острием ножа Рин извлек из плоти ключ, будто косточку из фруктовой мякоти, и, воздев окровавленные руки над головой, продемонстрировал добытый трофей. Элберт остался лежать на земле, корчась и стеная от боли. Черты детского лица стремительно размывались, и сквозь маску притворщика начинал проступать его настоящий облик. Тело тоже менялось: плечи расширялись, кожа на них натягивалась и рвалась, из-за чего свежая рана увеличивалась и все больше кровоточила. Наконец перед ними предстал сам Элберт – с перекошенной гримасой, бугристой от ожога кожей и открытым в исступлении ртом. Флори надеялась, что кто-нибудь вмешается и остановит кровавую расправу, но помогать Элберту никто не спешил. Дарт стоял в тени, опустив голову, точно винил себя в случившемся. Он сделал попытку остановить Рина и уступил, вовремя вспомнив свое место: он всего лишь лютен и не имел права открыто перечить домографу и Протоколу. Десмонд и вовсе выглядел так, будто его ударило молнией. Следящие застыли, как изваяния, и даже их командир несколько опешил от того, что произошло. Рин же, вернувшись к своему будничному спокойствию, достал из кармана платок и протер руки, словно испачкал их в чернилах, заполняя свои бумаги; затем завернул добытый ключ в клочок грязной материи и спрятал обратно в карман. – Думаю, свои гнусные обряды вы могли бы провести и без нас, – с едва скрываемым отвращением проговорил Освальд Тодд. Всем своим видом он старался выказать неодобрение и непричастность, хотя сам был командиром следящих. Главным среди тех, кто творил еще более гнусные и жестокие вещи, выходящие далеко за пределы любых правил и протоколов. – И для вас найдется много работы, командир. – Рин указал на судно, напичканное опасным грузом, и коротко объяснил, с чем они имеют дело. Энтузиазм вернулся к Тодду, едва он узнал о целебном яде на борту, что заинтересовало его куда больше, чем интриги и убийства среди лютенов. Для командира они были крысами, которые, угодив в одну клетку, едва не перегрызли друг друга. Рин доверил следящим обыскать судно и доставить преступников за решетку. Командир охотно согласился содействовать и отдал распоряжения своим подчиненным. Один из них отправился за подкреплением в следящую контору. При ней располагалась обычная городская тюрьма, куда определили подельника Элберта. Оказавшись пойманным, он вел себя тихо и не сопротивлялся – видимо, рассчитывал, что ему это зачтется. Двум другим поручили доставить в Воющий домишко опального лютена, чья судьба была предрешена. Флориана знала обе тюрьмы изнутри, хотя предпочла бы забыть их как ночной кошмар. Притворялся Элберт или действительно не мог стоять на ногах, но следящим пришлось волочить его под руки. Открытая рана на груди продолжала кровоточить, от чего контур ключа размылся и стал просто алым пятном с потеками. – К Мео пришел не я, а ты! – вдруг заорал Элберт. – В глазах своего дружка ты – убийца. Вот умора, да? – А следом зашелся в приступе гортанного смеха, едва не захлебываясь им. Все знали, что эти слова были обращены к Дарту. Он бы набросился на своего врага, невзирая на следящих, если бы Флори не успела схватить его за рукав. Когда Дарт, потрясенный и растерянный, обернулся, она тихо сказала: – Не давай ему то, что он жаждет получить. Мокрые, грязные, отмеченные ссадинами и царапинами они ввалились в машину Деса. После пережитых событий все выглядели так, будто дружно прокатились на носу баржи. Обессиленная и опустошенная, Флори устроилась у окна и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Судя по воцарившейся тишине, остальные находились примерно в таком же состоянии. Время от времени Рин пытался завести разговор, но его неловкие попытки разрядить обстановку падали в бездну всеобщего безмолвия, скрывающего осуждение. Историю с ключом никто не упоминал, негласно признав, что это не самая приятная тема. Наконец Рин нашел выход и завел разговор об Озерном доме, чье появление не только спасло Офелию, но и сорвало планы Элберта. Домограф считал, что безлюдь поднялся со дна, откликнувшись на зов о помощи. – Безлюди слышат тебя, Офелия, – заискивающе сказал он. – Ты им определенно нравишься. – Как ты им? – Нет. Я их только раздражаю.