– Сейчас займемся, – проворчал Валин. Ему не нужно было напоминать о скрежещущем по надкостнице наконечнике. – Талал, Лейт, соберите у них оружие. – Мне надо осмотреть Ра, – напомнил Лейт. – Что-то с ней плохо. – Сначала ургулы, – приказал Валин. – Потом залатаем своих. Потом уже птица. Анник, прикрывай их. Пирр… – Еще раз напомню незлобливо, но твердо, – перебила та, – что я не из вашего крыла. – Какая жалость! А не сумею ли я тебя убедить присмотреть за парой заложников? – Не знаю, не знаю. Как бы мне их не убить ненароком. – Это, – скрипнув зубами, произнес Валин, – значило бы, что ты не знаешь, зачем берут заложников. Перебрав взглядом ургулов, он наугад выбрал двоих: – Его и ее. – Он обернулся к Талалу. – Сможешь им сказать?.. – Я скажу, – объявила Хуутсуу, выступая из своего апи в перехваченной поясом тяжелой бизоньей шкуре. В одеянии она выглядела величественной, но неповоротливой. Если бы Валин только что не видел, как она зарезала человека, если б своими глазами не видел натягивающихся под ее кожей жил, мог бы недооценить эту женщину. Хороший урок. Хуутсуу сделала знак отобранным Валином ургулам, что-то им рявкнула и указала на клочок земли поодаль от костра. Те помедлили в страхе и сомнении, но все же повиновались. – Свяжите, если хотите, – бросила она, равнодушно проходя мимо заложников к костру и ковыряя пальцем варево в котле. Валин оценил обстановку и глубоко вздохнул. Как будто все в порядке. Талал с Лейтом сваливают грудой луки, ножи и копья. Анник стоит рядом, держит лагерь под наблюдением, лук у нее в руках. Поймав его взгляд, Пирр широко и открыто улыбнулась: – Не волнуйся. Мой бог принимает любые жертвы, но я всегда считала скупердяйством подносить ему безоружных. Встав на колени рядом с заложниками, она проворно скрутила их брошенным личем обрезком веревки. Кажется, надежно. Если бы ургулы хотели драки, они бы начали раньше, пока оружие было при них, и всем скопом. – Прошу извинения за принятые меры, – произнес Валин, указывая на связанных ургулов. Хуутсуу опять пожала плечами: – Давно мы не закалялись. Квина будет доволен. – Закалялись? – недоуменно повторил Валин. – Да, болью, – кивнула она. – Нет, – возразил Валин, – мы не собираемся вас закалять. – Брось этнографию, Валин, – вмешался Лейт. – Займись медициной. Валин отмахнулся от него, обратившись к Хуутсуу: – Среди нас есть раненые, им надо очистить и прижечь раны. Еще нам понадобится еда и, может быть, лошади. В глазах Хуутсуу мелькнула опасная искра. – Лошадей нет. Валин хотел напомнить женщине, что в ее положении спорить не приходится, но передумал. При всех недавних успехах ему было не по себе. От боли в плече, тревоги за подчиненных, настороженности к ургулам и страха, не свалился бы с неба Блоха, он чувствовал себя перетянутой тетивой: чуть тронь – лопнет или сломает лук. «Сначала раненые, – напомнил он сам себе. – Потом птица. Потом еда». С раной Талала все было просто – или было бы, если б тучи не вздумали пролиться жестоким ливнем в отблесках бивших за десяток миль молний. Валин подумал, не перевести ли крыло в апи, но из шатра они не смогли бы наблюдать за происходящим снаружи. Можно было разделить отряд, но разделять и без того малые силы – никудышная идея, каким бы смирным ни выглядел враг. Пришлось остаться под дождем, у шипящего под каплями огня, который ничуть не давал тепла. Ну что же, если Блоха где-то там, внезапный шквал обрежет ему обзор. Постаравшись забыть обо всех тревогах, Валин сосредоточился на ране Талала. Он стер со лба дождевую воду и покрепче ухватил торчащее из ноги лича древко. Мокрое дерево скользило в пальцах, а Талала каждый раз, как у него срывалась рука, скручивала судорога, и сквозь сжатые зубы прорывался стон. Наконец, перемазавшись в крови и грязи, Валин сумел быстрым движением протолкнуть стрелу наружу, разворачивая ее так, чтобы по возможности не задеть кости. Талал замычал, забился в руках державшего его Лейта и обмяк, когда наконечник вышел из тела. Он тяжело дышал, расширив глаза под заливающим лицо дождем. – Держишься? – спросил его Валин. Лич прерывисто вздохнул сквозь зубы и кивнул: – Заканчивай. Валин быстрым движением отломил наконечник и под короткое ругательство Талала выдернул древко. За их спинами фыркнула Хуутсуу. Будто не замечая дождя, она наклонилась через костер, чтобы лучше рассмотреть рану. – Вы воины? – спросила она. Валин коротко кивнул, взял из руки Лейта раскаленный нож и прижал светящийся клинок к выходному отверстию. Талала выгнуло дугой, и он потерял сознание. Валин медленно выдохнул. Лишившись чувств, лич не ощутит боли от второго прижигания и даст ему спокойно обработать рану. Хуутсуу снова фыркнула: – Воин должен смотреть в лицо боли. – Он уже насмотрелся, – огрызнулся Валин. – Мы всю ночь летели. – Он бежал, – ответила женщина, тыча пальцем в обмякшее в руках пилота тело. – Бежал в покой. Валин приложил нож ко входному отверстию, досчитал про себя до восьми и обернулся к Хуутсуу. – Мы не хотим драться, – отрезал он, – но, если не замолчишь, узнаешь кое-что о боли. Женщина презрительно глянула на раскаленный клинок. – Это пустяк, – бросила она, – после трех тсаани. – О чем это она, во имя Шаэля? – ни к кому не обращаясь, вопросил Валин. – О детях, – пробормотал очнувшийся Талал. – Она трижды рожала. Валин покачал головой, не понимая, какое это имеет отношение к делу. Под хлещущим ливнем, с пылающим плечом, измученный долгим ночным полетом, он готов был сорваться. – Плевать мне, сколько она рожала. – Он клинком махнул Хуутсуу и указал ей на связанных ургулов. – Туда. К ним. Живо. Она смерила его взглядом, покачала головой и отошла. Чернота неба замутилась серым. Зубчатая линия восточных вершин еще скрывала солнце, но тучи расходились. Надо было закончить с ранеными до полного света, а что делать потом, Валин так и не решил. – Лейт, – торопливо и устало попросил он, – выдерни у меня из плеча эту дрянь. Древко вышло легче, чем стрела из ноги Талала, хотя Лейту пришлось надрезать кожу, чтобы высвободить зазубрины на наконечнике. Валин, чувствуя на себе взгляд Хуутсуу, задавил боль и не вскрикнул, даже когда натянулись и порвались мышцы плеча. Он чуть не лишился чувств, когда к коже прилег светящийся клинок, но стиснул зубы и разогнал наплывающий на глаза туман. – Я в порядке, – объявил он, когда снова решился открыть рот. – В порядке. Иди осматривай Ра. О Гвенне я позабочусь. Подрывница тревожила его больше других. Она так и не пришла в себя, и в скупом утреннем свете лицо ее выглядело еще хуже, чем в темноте, – бледное, восковое, облепленное мокрыми волосами. Шерстяное одеяло тоже давно промокло насквозь, и девушка дрожала, губы на белом лице потемнели. Валин погладил ее пальцем по сгибу локтя, но она не отозвалась, не дернулась и не согнула руку. С ее раной нечего было делать, только ждать и надеяться, но прежде всего нужно было Гвенну согреть. А значит, зайти в апи. Иногда хороших вариантов просто нет. – Талал? – Валин оглянулся на лича. – Что скажешь? Тот нахмурился: – Мы и так ее слишком много таскали. Тяжелая ночь, а две высадки… – Он, не закончив, покачал головой. – Не знаю. – Валин, – позвал Лейт, в чьем голосе не осталось ни следа легкомыслия. Валин обернулся, заранее занося нож и ожидая увидеть перед собой Блоху. Нет, только Лейт. Лейт и птица. Суант-ра расправила широкое крыло, а Лейт, стоя под ним и подняв руки, ощупывал сустав. Смотрел он мрачно. – Что там? – спросил Валин. – Ничего хорошего. – Пилот глубоко вдохнул и выдохнул. – Сильно повреждено плечо – возможно, порван патагиум. – То есть?.. Валин, как и все, слушал лекции по анатомии кеттралов, но в полевых условиях за птицу отвечал пилот, так что специальные термины успели забыться. – То есть ни хрена она не полетит. – Сюда она нас донесла, – отметил Валин. – Летела всю ночь.