– Я же сказал, э? Друг хочет повидаться. Поговорить. Может, затеять дельце, э? – И где он, ваш друг? – Недалече. – Фредди кивнул мальчишке, хлопотавшему у котелка, и тот скрылся за дверью в другом конце комнаты. Через минуту оттуда вышел человек в китайском халате и шапочке; глаза его на морщинистом, иссушенном солнцем лице прятались под нависшими веками, измазанный кроваво-красной жвачкой рот обрамляли жидкие вислые усы. – Чин-чин, Зикри-малум! Вот его-то Захарий узнал безошибочно. – Серанг Али? Ты? – Да, моя серанг Али. – Едрит твою через колено! Я мог бы и догадаться… Значит, здесь вся ваша беглая пятерка? – Нет, Зикри-малум. Все вместе легко ловить, да? – А где трое других? Боцман подсел к Фредди и усмехнулся: – Зикри-малум все повидать. В свой время. Глядя в непроницаемые глаза боцмана, Захарий испытал странное чувство, будто взирает на нечто безжалостное и неуловимое, как сама судьба. Вспомнилось, что именно серанг Али посеял в нем амбициозное желание стать помощником капитана и саибом, а затем на память пришли прощальные слова боцмана, сказанные накануне побега: “Зикри-малум шибко хитрый, да? Серанг Али не тягаться”. Еще тогда они встревожили, ибо в них слышалась издевка. – Чего ты хочешь, серанг Али? – насторожившись, сказал Захарий. – Мало-мало вопрос спросить. – О чем? – Как Зикри-малум добраться Сингапур? – Наверное, ответ тебе уже известен. – Захарий чуть помешкал. – Я суперкарго на “Лани”. – Корабль везти солдат тоже? – Да, роту сипаев. – Сколько человек? – Зачем тебе это, серанг Али? – прищурился Захарий. – Один милый друг-китаец хочет знать. Захарий все понял. – Ах вот оно что! Ты шпион? Боцман помолчал и смачно харкнул жвачкой в медную плевательницу. – Почему Зикри-малум такой говорить? Мы быть друзья, так? Моя хотеть мало-мало помочь. – Он подался вперед: – Зикри-малум иметь много ящик опий. Он ответить и получать очень хороший цена. Один тысяча доллар. – Али выдержал паузу, позволяя оценить сумму. – Хорош не хорош, а? – В смысле, тысяча за ящик? – Да. Один тысяча. Серебро. Захарий задумчиво пожевал губами – предложение настолько выгодное, что даже не верится. По такой цене десять ящиков окупят все траты, остальные дадут чистую прибыль. – И что за это потребуешь, серанг Али? – Ничего. Только маленько спросить. Ну, ударить по рукам? – Боцман протянул ладонь, но Захарий ее игнорировал. – Нет, пока что сделка не заключена. Сперва возьмешь десять ящиков по обещанной цене – тысяча серебряных долларов за штуку. И лишь потом начнем переговоры. Глаза боцмана вспыхнули, он хлопнул Захария по плечу: – Молодец! Зикри-малум опять шибко хитрый! Так и надо вести бизи-нес. Деньга на бочка! 30 мая 1840 Хонам Нынче утром я пришел в печатню, а там уже сидел Чжун Лоу-сы. Это было так необычно, что послужило знаком чего-то из ряда вон выходящего. Старец и Комптон просматривали кипу газет. Лица обоих были серьезны, но вместе с тем скептичны, словно вести не вполне заслуживали доверия. – Мат лю аа? Как дела? – спросил я, и Комптон уныло покачал головой: – Маа маа фу фу, не так чтобы очень. – Что-то случилось? – Получено известие: из Калькутты в Сингапур прибыла английская эскадра – шесть боевых кораблей, один очень большой, у него семьдесят четыре пушки. Кроме того, два парохода и двадцать транспортных судов с войсками и снаряжением. Большинство солдат – индусы из Бан-гала (Бенгалии) и Ман-да-ла-са (Мадраса), что в южной части Иньду (Индии). Суда предоставлены индийскими купцами. – Как вы это узнали? Оказалось, Чжун Лоу-сы послал в Сингапур лазутчика – опытного моряка, некогда бывшего пиратом, он-то и раздобыл все эти сведения. – И куда направляются корабли? – спросил я. В Китай, сказал Комптон и в доказательство предложил глянуть присланный лазутчиком номер “Сингапурских вестей”: эскадра, утверждала газета, проследует к южному побережью страны, а затем возьмет курс на север, дабы с определенной позиции оказать давление на Пекин. Видимо, в Сингапуре это уже ни для кого не секрет. Известие ошеломило печатника и Чжун Лоу-сы. Наверное, они, вопреки всем предостережениям, в глубине душе не верили, что Британия и впрямь нападет на Китай. Даже комиссар Линь говорил, что вряд ли дело дойдет до войны; английских торговцев опием он считал обычными жуликами, не имеющими государственной поддержки. Я думаю, для него непостижимо, что одна страна готова снарядить военную экспедицию за море, дабы заставить другую страну покупать опий. Я спросил, известна ли численность войска, прибывшего в Сингапур. По прикидкам лазутчика, сказали мои собеседники, корпус насчитывает около трех тысяч солдат, половина из которых индусы. Эти цифры несколько успокоили Чжун Лоу-сы: если б англичане и впрямь вознамерились начать войну, считает он, силы их были бы куда значительнее, ибо немыслимо столь маленькой армией воевать со страной таких размеров да с таким населением. Наверное, англичане ограничатся демонстрацией силы, как они уже делали дважды, в 1816-м и 1823-м, прислав сипаев в Макао. И потом, будь их намерения серьезны, состав экспедиционного корпуса был бы в основном английским. Разве можно зависеть от сипаев в столь ответственном деле? В подобных обстоятельствах китайцы никогда не используют иностранные войска. Уже не в первый раз я обратил его внимание на то, что в своих азиатских кампаниях англичане всегда уверенно полагались на индийских сипаев – так было в Аракане, Бирме, Персидском заливе и прочих местах. Численность войска еще ни о чем не говорит, поскольку главная ударная сила не пехота, а корабли. Расчет сделан на подавление китайского флота. Старец согласился, что на воде им будет трудно противостоять английским военно-морским силам, однако добавил: в какой-то момент боевые действия переместятся на сушу, где китайцы, имея огромное численное превосходство, преподадут англичанам хороший урок за опрометчивую высадку. Хотя британцы, похоже, именно к ней и готовились. Лазутчик донес, что солдаты усиленно отрабатывают тактику действий на суше и воде. Одно устройство, похожее на то, что в китайский Новый год расцвечивает небо фейерверками, произвело неизгладимое впечатление на городских зевак. Осведомитель лазутчика сообщил, что оно именуется “ракета Конгрива” (пометку с названием по-английски на полях донесения сделал, конечно, сам источник информации). На вопрос Чжун Лоу-сы, известно ли мне что-нибудь об этом оружии, я ответил отрицательно. И тогда старец попросил разузнать о нем. Сперва я опешил: где, скажите на милость, я раздобуду сведения о ракетах? Но потом меня осенило: в английской фактории имелась большая библиотека со справочниками по всевозможным предметам. Разумеется, обитатели давно покинули факторию, но китайские слуги, многие из которых работали на купцов гильдии Ко-Хон, приглядывали за зданием. И если Чжун Лоу-сы замолвит словечко, нас с Комптоном допустят в библиотеку. Старец ухватился за мою идею, и через час-другой нас известили, что допуск получен. На закате мы с Комптоном пришли в английскую факторию, где пустынными коридорами нас препроводили к запертой библиотеке на последнем этаже здания. Я не ожидал увидеть столь просторное помещение с удобными кожаными креслами, большими столами и бесконечными рядами застекленных шкафов. Обилие книг устрашало – чтобы осмотреть все полки, уйдет бездна времени. К счастью, на столе я увидел каталог и с его помощью быстро отыскал “Руководство по полевой артиллерии”, в котором наверняка имелся раздел, посвященный ракете Конгрива. Обратившись к сему пособию, я с удивлением обнаружил, что речь идет об усовершенствованном оружии, изобретенном в Индии. Да, китайцы с древности были знакомы с ракетами, но использовали их только для фейерверков и никогда в военных целях. Около сорока лет назад султан Хайдер Али, правитель княжества Майсур, и его сын Типу, воюя с Ост-Индской компанией, первыми превратили ракеты в оружие. В битве при Бангалоре, тогда еще крепости, появились летающие бомбы, наводившие ужас на противника и заставившие нынешнего герцога Веллингтонского отступить. И хотя в конечном счете майсурские султаны потерпели поражение, англичане, признав ценность новшества, отправили несколько трофейных ракет в королевский арсенал в Вулидже, где некий Уильям Конгрив (наверняка потомок драматурга)[74] их усовершенствовал. Англичане использовали ракеты Конгрива в наполеоновских войнах и войне 1812 года, а теперь явно нацелены применить их в Китае. В библиотеке мы просидели долго и отыскали еще пару “полезных” справочников – по строительству укреплений и навигации; к сожалению, о пароходах и паровых двигателях ничего не нашлось. Покидая читальню, я взял несколько книг для себя. Я уже соскучился по романам и пьесам, а потому затолкал в свою котомку “Памелу”, “Любовь в избытке”, “Робинзона Крузо”, “Викария Уэйкфилда”, “Тристрама Шенди”[75], перевод вольтеровского “Задига” и полдюжины других книг. В последний момент на глаза мне попалась книжка, ярким тисненым корешком выделявшаяся среди строгих томов, – “Бал бабочек и пир кузнечиков” Уильяма Роско[76]. Когда-то точно такую же я купил в Калькутте, начав учить Раджу английскому языку; это дешевое американское издание стоило, однако, целую гинею. Не совладав с искушением, я взял книгу с полки и сунул в котомку. Вернувшись к себе на квартиру, первым делом я открыл детское стихотворение, которое много раз читал сыну и знал почти наизусть. Я разглядывал знакомые иллюстрации, и в голове возник чуть шепелявый голосок Раджу, пробирающийся по строчкам “Наденьте шляпки набекрень, мы проведем чудесный день на бале бабочек…”. Я прям чувствовал, как сын ерзает у меня на коленях, и слышал себя: “Нет-нет, Раджу, это слово произносится вот так…” Воспоминание было столь ярким, что я выронил книгу и едва не расплакался. Но что толку изводить себя мыслями, и потому я стараюсь пореже думать о прошлом, о жене и сыне. Да только стихотворение, застав врасплох, пробило мою оборону. Я всеми силами пытался не захлебнуться в пучине тоски, что смела всякие преграды, накрыв с головою. Дни собирались в недели, экспедиционный корпус неуклонно прирастал числом. Вялая струйка судов из Мадраса принесла сипаев 37-го полка, изрядное подразделение инженерных войск и две роты минеров. Ожидались еще корабли, прежде всего “Голконда”[77], которая должна была доставить командующего корпусом, персонал и снаряжение штаба. Из-за них-то эскадра и стояла на якоре, хотя всем уже не терпелось отправиться в путь. В самом конце мая капитан Ми вызвал к себе Кесри и сообщил: “Голконда” и “Тетис”[78] задерживаются на неопределенное время, они догонят корпус у китайского побережья. Поскольку больше нет причин торчать в Сингапуре, коммодор Бремер приказал основной части эскадры утром выдвигаться, взяв курс к устью Жемчужной реки.