- Почти всё, господин майор. Здесь очень много комнат, они находятся в разной степени годности. Посторонних нет, но всё сильно запущено. - Хорошо. Закончите осмотр - выводите людей на улицу. - Слушаюсь, господин майор. Младший командир побежал по коридору, громко топая, у спуска в подвал остались двое, видимо, офицеры. - Ну и вонища здесь, Клаус. Эти трупы лежат со дня первого осмотра, ничего не меняется, убрать их некому и мы должны во всём этом существовать. Это безобразие, Клаус. Прикажите Зейдлицу, чтобы прислал своих специалистов, пусть наведут порядок, продезинфицируют и проветрят. Штаб мотопехотной дивизии не может размещаться в здании, пропахшем мертвечиной. Шубин чуть не присвистнул – угодили, лучше не придумать. - Хорошо. Я всё сделаю, Георг. Ты уверен, что это здание подходит? - Думаю да. В России мало аналогичных строений, ничего подобного после большевистского переворота они не строил. Это имение бывших дворян, которых коммунисты поставили к стенке. Здесь располагался дом ребенка или как там у них называется?.. Видел в западном крыле большие помещения с кроватями? Спасибо, что не морг или психиатрическая лечебница. Здание старое, запущенное, но оно красивое, согласись, для русских просто достижение. Воспитанников русские успели вывезти, часть персонала осталась, что мы собственно и наблюдаем. На что они рассчитывали – непонятно. Сейчас здесь будет штаб дивизии, в дальнейшем здание можно передать волостной комендатуре. В перспективе, после капитального ремонта, разумеется, его можно использовать по первоначальному назначению. - Хм… Признайся, Георг, уже присматриваешься? - засмеялся собеседник. – Почему бы тебе не спуститься в подвал? Представляю какие здесь подвалы. Здание уместнее передать гестапо. Ты так не считаешь? - Не будем загадывать, приятель. Не собираюсь спускаться в подвал, это может плохо подействовать на нервную систему. Пусть сначала всё очистят, выгребут мусор. Так, который час… - последовала пауза. – Хорошо, до обеда время есть. В два по полудни здесь должны быть люди Зейдлица, пусть сделают уборку и к вечеру доложат. Поехали, Клаус, у нас есть другие дела. - Оставить солдат охранять здание? - Зачем? - офицер засмеялся трескучим смехом. - Оно никуда не сбежит. Нам есть куда отправить своих солдат. Офицеры удалялись, поскрипывали подошвы, затихли голоса. Контролировать потоотделение было невозможно, из глубины подвала проистекало угрюмое молчание, лейтенант ждал, затихли шаги, он оторвался от стены, поднялся на пять ступеней, присел - на него смотрели мёртвые глаза миловидный женщины с пушистыми волосами. «Почему не защитил, товарищ? - спрашивали глаза». Он отвел взгляд, прислушался: с улицы доносились голоса и крики. - Вальтер, командуете! Все по машинам! Во многих окнах отсутствовали стекла, слышимость была великолепной, развернулся легковой автомобиль, покатил в объезд поместья, прокашлялся и двинулся следом двухтонный грузовик. Глеб перебежал к окну, присел за подоконником, за воротами никого не было - в самом деле зачем охранять пустые стены? Кто на них покусится? - Эй, народ!.. Уснули там? - он снова сунулся в подвал. – Выходи, уже можно. Разведчики выбрались из подземелья, покосились на мертвецов - лица были такие, словно их в солдатском туалете сидеть заставили. - Ладно, будьте проще, - усмехнулся Глеб. - Немцы уехали, вернуться после обеда. Но убедиться в их отсутствии стоит, особенно у центральных ворот. Сержант, командуй! Пороть горячку не будем, выждем десять минут - время терпит. Он машинально глянул на наручные часы, перебрался к соседнему окну, где запах разложения был слабее, в изнеможении опустился на пол, прижался затылком к батарее парового отопления. Разведчики по блуждали по зданию, через пять минут начали собираться. - От этих нервов зверский аппетит разгулялся, - сообщил Дубровский. - А еды почти нет - съели всё. Мы здоровые мужчины, нам трижды в день надо плотно питаться. - Здоровые мужчины могут и поголодать день - другой, - отрезал Глеб. - Этим они свою фигуру не испортят. Не говорите, что не осмотрелись насчёт продуктов. - В здании нет съестного, товарищ лейтенант, - доложил Баттахов. - Шкафы в спальнях нараспашку - собирались в спешке, многие вещи даже не брали, на кухне полный беспорядок, есть какие-то крупы, сырая картошка, но не готовить же. В доме ни воды, ни электричества, телефонный провод в кабинете директора перерезан, да и кому звонить - с военными здесь всё равно нет связи. Разрешите осмотреть подвалы, товарищ лейтенант. Мы же глубоко не ходили, фактически и не спускались. У них могли быть холодильные агрегаты. - Дурью маетесь, Баттахов, - пробормотал Глеб. - Через пару часов у наших будем. Не дотерпите? - Так точно, товарищ лейтенант! Берёмся за любую бесполезную работу, - улыбка на блиновидной физиономии бойца расцвела от уха до уха. - Хочешь иди, но через пять минут выступаем. Баттахов вышел из подвала ровно через пять минут, он двигался вкрадчиво, на цыпочках, недоумённо блуждали глаза, махнул рукой, прижал палец к губам. - Товарищ лейтенант… Сюда, только тихо… В подвалах что-то есть. Глеб бесшумно поднялся - и куда только исчезла усталость. Снова нервы натянулись, напряглись как спусковой крючок перед выстрелом. - Что значит что-то, Баттахов? - Рискну предположить - это не холодильные агрегаты, - Баттахов опять гримасничал. - Тихо-тихо… Заинтересовались разведчики, стали подтягиваться, немцев в подземелье быть не могло - это уже что-то из жанра не научной фантастики. - Спускаюсь я туда, товарищ лейтенант, и вдруг не по себе становится, - излагал гробовым шёпотом Баттахов. - Слышу шорохи, тень пробежала, словно привидение, шёпот такой глухой. Дальше иду – тишина, темень чёрная, а из темноты глаза смотрят. Жуть в полосочку, - боец передёрнул плечами. - Я побоялся фонарь включать, отступил за угол, смелости набрался и снова туда, по стеночке прошёл в какой-то коридор, а там воздух колеблется, силуэт обозначается. В общем я назад, мелкими шажками, к стенке прислонился, дух перевёл. Я убеждённый комсомолец, товарищ лейтенант, - спохватился боец. - Ни в Бога, ни в чёрта не должен верить, но знаете, у наших народов очень сильны предрассудки - верим в духов мертвых людей, в то, что они возвращаются в наш мир после смерти, и что их надо ублажать, подкармливать. А не то мёртвые могут осерчать, принести несчастье живым. - Признайся честно, Айхан, темноты испугался? - хмыкнул Климов, - Есть за тобой такой грешок - побаиваешься ты этого дела, верно? Я давно подметил. Вроде молодец, не трус, вон какой шустрый и умелый, а как темно становится, так ближе к людям держишься. - Сержант… - обиделся, красноармеец. - Чушь городишь. его бы я тогда один в подвал пошёл? Там точно кто-то есть… или что-то. В общем, мужики, давайте сами без меня. Вы же не верите в потусторонний мир? - Я понял, - догадался Дубровский. - В этих подвалах когда-то наши чекисты шлёпнули помещика Нежинского - злостного врага советской власти, а заодно и его приспешников. С той поры их души неприкаянно блуждают по подвалу, не имея возможности выйти наружу, подлавливают всяких несознательных, вроде Баттахова, веют над ними, злобы нашепчут, зубами клацают. - Отставить сказки о привидениях! - вздохнул Шубин. - Здесь много лет был детский дом, неужели подвалы не освоили? Смертин, прикрывай меня, остальные следом. Алексей, оставь вверху человека, вон, Баттахова, а то его ужас одолел, ещё помрёт от страха. И ведь тоже стало не по себе - чертовщина какая-то, стыдно должно быть сознательному советскому человеку. Глеб миновал на цыпочках изгибающийся коридор, прижался к стене, сапоги были плотно обёрнутый брезентовой тканью, чтобы смягчить звук шагов, он двигался практически бесшумно, но не для тех привидений, что населяли подвал. Дуновение воздуха, шорох, будто крыса пробежала под ногами и растворилась во тьме. Глеб спустился по второму лестничному пролёту, держа палец на спусковом крючке, прижался к стене - свет померк, окружила тьма, снова шорох, сдавленный шёпот. От существ, населяющих подземелье, исходил пещерный ужас, он чувствовал его на собственной шкуре. За спиной сопел Смертин, но не лез поперёк батьки - тоже подбавил чертовщины. В темноте было крайне неуютно, а включить фонарь - значит стать мишенью. Глеб присел на корточки, высунул нос - в эту часть подвала ещё просачивались капли света, мелькнул расплывчатый силуэт, скрипнула крошка под ногами, тихий шёпот, словно ветерок тряхнул листву на ветке, а ведь и впрямь накрутил себя, навыдумывал всякой нежити. Он выбрался из-за угла и двинулся вдоль каменной стены, прижимаясь к ней плечом, доска под ногой предательски хрустнула, Шубин споткнулся и режим молчания нарушился. Он машинально присел - лучше перестраховаться, хотя, если честно, он уже догадывался, что за привидения населили подвал. Лейтенант решительно зашагал вперёд, ахнула темнота как-то сразу схлынула, ещё шаг, ещё поворот, ощущение разомкнутого пространства, темнота дышала, всхлипывала. Он включил фонарь, стало тихо как на кладбище, словно экран кинопроектора вырывал из мрака побелевшие от страха детские лица: сморщенные, жалобные, они смотрели большими слезящемся глазами, жались в кучку, льнули к двум молодым особам, которые были не меньше испуганы. Слезы текли по их лицам, они обнимали детей, по крайней мере пытались, потому что невозможно обнять всех - их было не меньше дюжины. Дрогнул фонарь - вот тебе и подарочек. Подошёл Смертин, озадачено хмыкнул, подтянулись остальные. - Пожалуйста, не трогайте нас! - умоляла худая, высокая женщина, ей на вид было около тридцати, из под берета натянутого на уши, торчали мятые кудряшки, пронзительно светлые глаза источали страх, дрожали припухшие губы. Всхлипнула вторая - миловидная, широкая в кости, с бегающими бусинками глаз. Дети не шевелились, только щурились от яркого света, кто в чём: старые кофточки, куртки, подвёрнутые плащи из болоньи. Мальчики, девочки - все примерно одного возраста от десяти, до двенадцати, то есть всё уже понимают, но пока ещё маленькие, беспомощные. Выделялся переросток - сам худой, костлявый, но с большой головой, оттопыренными ушами, весь побелевший от ужаса, хотя я ему едва ли стукнуло двенадцать, просто природа подшутила - сделала дылдой уже в нежном возрасте. Это был тупик, каменный мешок, с каким-то заплесневевшем хламом внутри, отступать дальше было некуда, по крайней мере в этой части подвала. - К-командир, ты онемел… - слегка заикаясь пробормотал Смертин, у самого похоже что-то сдвинулось в голове, непроизвольно перешёл на ты. - Не убивайте детей, пожалуйста! Они ни в чём не виноваты, - пробормотала женщина в берете с лучистыми глазами. - Это всего лишь дети. Подождите… - у неё в голове происходили странные процессы. - Вы говорите по-русски?.. Вы наши? - Так, барышни, не надо волноваться, - опомнился Шубин. - Вы находитесь под защитой Красной Армии. Лейтенант Глеб Шубин. Мы разведывательная группа войск западного фронта, действуем в тылу противника. Кто вы такие? Как здесь оказались? - Наши!... Лида, это наши!.. - вторая женщина, размазывая слёзы по серым щекам, привстала, машинально гладя по голове маленькую девочку с чёлкой и огромными глазами. Дети стали шевелиться, не уверенно заулыбались. Переросток прерывисто вздохнул, громко шмыгнул носом. - Господи, правые, неужели это случилось? – женщину в берете нешуточно затрясло, симпатичное лицо исказилось, она поднялась, отдёргивая длинную шерстяную юбку, запахнула короткий плащ. - Меня зовут Разина Лидия Андреевна, я воспитатель Ключинского детского дома номер три. Это моя коллега - Екатерина Литовченко. С нами двенадцать детей, они из одной возрастной группы - от одиннадцати, до двенадцати лет, семь мальчиков, пять девочек, все воспитанники нашего учреждения. - Какого чёрта, Лидия Андреевна? - выдавил Шубин. - Простите за грубость, что вы здесь делаете? Разве детский дом не эвакуировали? Немцы находятся в Ключниково, как минимум двое суток. - Почти трое суток если быть точным, товарищ лейтенант… - женщина сильно волновалась, мяла кисти рук. - Вы не могли бы отвести свои фонари, пожалуйста, вы слепите детей, они и так напуганы. - Лидия Андреевна, мы уже не напуганы, - произнёс дрогнувшим голосом темноволосый мальчишка с выразительными карими глазами. - Да Павлик я. Знаю, ты самый храбрый. Товарищ лейтенант, вы даже не представляете, что тут творилось, - женщина робко подошла, безотрывно глядя Глебу в глаза. - Весь июль нам твердили, что немцы дальше Белоруссии не пройдут, что им вот-вот сломают хребет, а сеять панику и распускать слухи - государственное преступление. Потом они прорвались, мы с запозданием получили приказ об эвакуации, персональная ответственность возлагалась на директора детдома Постышеву Киру Борисовну. Но что она могла сделать? Райсовет, райком эвакуировали в первую очередь, там бегал какой-то человек из НКВД - весь издёрганный, охрипший. Кире Борисов не удалось его уговорить - у него самого двое детей остались в оккупации - под Витебском, их не успели вывезти. Нам выделили три машины, сказали ничего не брать, только одежду и документы. Вывезли не всех, но пообещали, что придёт ещё один грузовик - он застрял на переправе под Каменкой, но скоро будет здесь. Потом мы узнали, что переправу разбомбили - за нами никто не приедет. Бой шёл уже неподалёку, через село проехали три грузовика с красноармейцами, половина была ранены - они не остановились. Мы ждали у главных ворот, но появились машины с крестами, мотоциклы. Мы не знали куда бежать, спрятались в подвале. Почти трое суток тут сидим, дети умирают от страха. Немцы несколько раз сюда приезжали, шатались по зданию, смеялись, заглянули в подвал, но далеко не заходили. - Вы здесь так долго? - недоверчиво пробормотал Шубин. – Невероятно… Но здесь же холодно, в подвале наверняка нет еды. - А также воды и лекарств, - кивнула Лидия. - В этих подвалах нет вообще ничего. Мы ими практически не пользовались, потому что об этих подземельях ходила дурная молва. Я выбиралась несколько раз, когда уезжали немцы бегала по детдому - собирала тёплые вещи, искала воду, что-нибудь поесть, в медпункте набрала лекарств: аспирин, пирамидон, что-то ещё. Дети простывают, у Машеньки Петровой больное горло, у Вити Лазарева два дня держалась температура, сейчас удалось сбить, мы закутывали его в одеяло, обильно полили жидкостью… - Подождите Лида… - смутился Глеб. - Если вы неоднократно выходили из подвала, значит видели там наверху, на лестнице? - Конечно, - воспитательница подошла вплотную, понизила голос. - Я рассказала Катерине, но дети об этом не знают - мы их не выпускаем наверх. Я наткнулась на мёртвые тела, когда выходила в первый раз, меня вырвало - хорошо, что успела отбежать. Это директор - Кира Борисовна, наш старший воспитатель - Булычева Зинаида Яковлевна, мужчина - завхоз Игорь Михайлович, он не смотрите, что завхоз, всегда был опрятно одет, воспитанный, вежливый. Я до сих пор не могу их представить мёртвыми - стоят перед глазами как живые. Они не уехали вместе со всеми, считали, что не вправе покидать детдом пока не вывезут всех воспитанников. Мы даже не знали, что они здесь. Они, видимо, ушли в село, искали транспорт, а когда вернулись - повсюду были немцы, решили спрятаться - побежали в подвал, но их заметили у самой лестницы и открыли огонь, потом добивали. Мы слышали выстрелы, слышали как фашисты разговаривали, но не понимали, с чем это связано. - Почему так случилось, товарищ лейтенант?, - подала голос вторая воспитательница. - Нам несколько лет внушали, что немцы - чуть не лучшие друзья, запрещалось говорить о них плохо, твердили, что войны никогда не будет, потому что у нас есть акт о ненападении. В первые дни думали, что это какое-то недоразумение, потом нас уверяли, что в Смоленскую область захватчики точно не придут. Что же творится на белом свете? - Екатерина, давайте оставим эти вопросы нашему командованию и высшему партийному руководству, договорились?.. Подумайте лучше о детях. Вы хотите остаться здесь - в подвале? - Нет, что вы! - обе женщины заговорили разом. Екатерина подавилась закашлялась, продолжала Лида: - Сначала мы думали, что всё вернётся, что Красная Армия погонит фашистов на запад, но этого не происходит и мы боимся, что это произойдёт не скоро. Увидите нас отсюда, мы очень просим. За себя не боимся - только за детей. Ведь они такие маленькие, ни в чём не виноваты. Шубин колебался – масштаб, постигшего группу, бедствия ещё не отложился у него в голове, но ощущение тихого ужаса уже подкрадывалось. Даже без детей выбраться к своим - задача сложная. А что теперь? - Дяденьки, уведите нас отсюда. Мы вас очень просим! - протянул кто-то из детей. - Нам страшно. Сердце сжалось, Шубин резко дёрнулся, выходя из оцепенения, прошептал через плечо: - Иван, дуй наверх - оттащите тела в соседнюю комнату, чтобы не попались на глаза. А как пройдут дети - верните обратно, чтобы немцы ничего не заподозрили. Ещё раз осмотреться… Уходим через задние ворота, сразу в лес. Действуй! Иван, привлеки всю группу, я выведу детей минуты через три. Смертин что-то буркнул и испарился. Шубин глубоко вздохнул, на несколько мгновений провалился в ступор: «Будут ли немцы уничтожать детей, если их захватят?» - Вопрос интересный. Воспитательница, Лида, словно прочитала его мысли, зашептала, обдавая горячим дыханием: - Вы слышали, товарищ лейтенант, что случилось в белорусских Мезинках и Луговце? Это было в начале июля, нам Кира Борисовна рассказывала - она водила знакомство с информированными людьми из райкома. В Мезинках бомбили железнодорожную станцию, несколько бомб сбросили на детдом - он находился в окрестностях станций. Это были большие бомбы, товарищ лейтенант. Детдом эвакуировали, но колонна ещё не тронулась, там ничего не осталось, - Лида всхлипнула. - Погибли почти все ребята, их сопровождающие. В Луговце был интернат для неполноценных детей, врождённые инвалиды, ребятишки с умственными отклонениями. Немцы взяли город, хозяйничали в нём два дня, вывезли за город и расстреляли всех евреев, изолировали мужчин призывного возраста. Потом подошли наши танки - город отбили, хотя и ненадолго. Детдом был пуст, а в овраге - за городом, наткнулись на мёртвые тела. Всех вывезли и расстреляли, представляете. Это же дети, всего лишь дети. Ну и что с того, что у них ограниченные способности? Они по-своему умные, многое могут делать своими руками. - Так, молодые люди, - встрепенулся Глеб. - Внимание сюда!.. Все меня слышат? Дети дружно отвечали – Да, все! Голоса окрепли, появились защитники, они уже не чувствовали себя брошенными и обречёнными.