— Прости, — всхлипываю я, шмыгая носом. — Просто… мне так страшно. Я знаю, чего ты хочешь, и клянусь, что постараюсь быть посговорчивей, но я еще не готова. Мне нужно чуть больше времени, понимаешь? ДАХ Из глаз этой человеческой женщины снова течет. Теперь я знаю, что это значит, потому что сопровождается запахом ее страха. Она боится. Она боится моих прикосновений. Я понюхал ее влагалище, и в ее теле нет и намека на желание. Прикоснись я к ней, все произошло бы не потому, что она этого хотела. А потому, что она была бы слишком напугана, чтобы сказать «нет». Не понимаю. Мне казалось, что я подал человеческий сигнал спаривании. Я прижался лицом к ее лицу, и она согласилась. Почему тогда она отказывается спариваться? Я что, по-прежнему продолжаю делать что-то не так? Ее глаза текут еще больше, и выглядит она такой грустной. Как больно это видеть. Как больно думать, что она меня боится, когда я мечтаю только о том, чтобы ей угодить. Я ласкаю ее нежную щечку и гадаю, что именно мне нужно сделать, чтобы она радовалась моим прикосновениям. Мой член отчаянно болит, и от желания дать ей свой яд у меня горят клыки, но я не стану силой принуждать ее мне подчиняться. Большая разница между битвой спаривания и без особых церемоний овладеть самкой без ее согласия. Пойти на такое просто омерзительно. Женщина что-то говорит своим мелодичным голосом, и она кажется печальной. В полном расстройстве я снова глажу ее по щеке. Будь у нас ментальная связь, устанавливающейся между спарившейся парой, она понимала бы меня, а я ее. Но пока мы не спарились и я не передал ей свои огни, мы друг другу чужие. И до тех пор, пока ее запах пропитан страхом, она никогда не ответит мне взаимностью. Люди… сложные. «Избавься от нее, — шепчут вороны, снова проникшие в мой разум. — В человеческом улье есть еще самки. Возьми кого-нибудь из них. А вот эту раздери своими когтями». Я рычу на них, потому что сама мысль об этом меня жутко злит. Я бы никогда не причинил ей зла. Эту самку я сам выбрал. Другую я не хочу. Услышав мое сердитое рычание, самка замирает, а глаза у нее округляются от страха. Мне приходится проглотить очередную порцию настоящего отчаяния, потому что оно предназначалось не для нее. Опять же, мне хочется, чтобы наши разумы имели связь. Думаю, мне следует отправиться к Кэйлу и расспросить его, как ему получилось довести свою самку до состояния горячки спаривания, раз она не перекидывается в боевую форму. Мне надо… «Защищайся!» — кричат вороны, хотя я уже сам чую его запах — вторгшегося чужака. Дракона. Кто-то задумал украсть у меня мою самку. Яростный рев, вырвавшийся из моей груди, выплескивается наружу вместе с пламенем. Глава 5 САША Дракон-мужчина отстраняется от меня, испуская злобное рычание, и из его горла вырывается поток пламени. В страхе я пячусь назад, гадая, что я такого сделала, чтобы спровоцировать его настолько изменить поведение. Мгновение спустя я слышу едва различимый, озлобленный рев — драконий. И тогда я холодею от страха. Еще один дракон. Я и глазом моргнуть не успеваю, как дракон-мужчина делает два скачущих шага, после чего превращается во вспышку золотого крыла и хлещущего хвоста. Он может трансформироваться чертовски быстро. Я ошарашено смотрю, как он взлетает, бросившись с уступа прямо в небо. Практически мгновенно я вижу вспышку красного и раздается еще один разъяренный рев, когда второй дракон пикирует прямо на него. Я задыхаюсь и, спотыкаясь, отступаю назад. Потребность спрятаться, защитить себя, растет с каждым мгновением. После семи лет атак драконов в «После» я не чувствую себя под открытым небом в безопасности, когда поблизости драконы. Я должна спрятаться. Здесь небезопасно. Я внимательно осматриваю большой пустой этаж, но укрыться мне негде. Никаких комнат с бетонными стенами или укрепленных дверей, никаких металлических навесов, которые укрыли бы меня от драконьего огня. Здесь нет ничего, кроме пустого, свободного пространства. Я влипла. Не знаю, что делать. Кувыркаясь падая, мимо проносится вспышка крыла, и я в шоке пристально гляжу в открытое небо. Красный и золотой переплетены друг с другом и сражаются совсем рядом. Еще одна ужасная мысль приходит мне в голову: что мне делать, если золотой дракон — мой дракон — погибнет? Даже если другой дракон опять улетит, здесь, наверху, брошенная на произвол судьбы я умру с голоду. Мне надо отсюда выбираться. Я бросаюсь к выступу и, ухватившись за край стены, выглядываю наружу. Переходов, конечно, нет. Нет ни пожарной лестницы, ни даже бетонных бортиков, которые дали бы мне спуститься на другой этаж, будь у меня обе руки здоровыми и изрядная доля смелости. Но у меня нет ни того, ни другого. Не вижу я и драконов — небо передо мной свободное. Сверху раздается внушающий ужас рев, и я чувствую, как порыв бушующего пламени опаляет мои кудри. Я испускаю вопль и, пригнувшись, юркаю обратно внутрь и убегаю, держа руки на своих волосах. Они не горят, однако вонь опаленных волос пронизывает мое обоняние. Быстро убравшись от уступа, я встаю возле ванны, полной воды, когда дракон, с глухим ударом опускаясь, приземляется на пол. Это красный. От шока у меня округляются глаза. По размеру он не дотягивает до второго дракона, а его морда покрыта белыми шрамами. По его шее стекает кровь, окрашивая чешуи сильно пульсирующим более красным цветом. Из его ноздрей клубится дым, и покуда я его осматриваю, его огромные черные глаза смотрят прямо на меня. Дракон делает глубокий вдох. В него сзади врезается золотой, отправив их обоих в кувырок. В воздухе бушует огонь, и я пригибаюсь к краю ванны, отчаянно пытаясь держаться подальше. Оба дракона дерутся, и огня теперь гораздо больше, дым заполняет огромное помещение, пока они сражаются, везде когти, крылья и хвосты. Красный снова извергает огонь, снова подбираясь ужасно близко. У меня сердце выпрыгивает из груди, когда понимаю, что они могут сжечь меня, даже сейчас, когда я сижу здесь, стараясь не путаться под ногами. Даже если я смогу избегать их врезающихся друг в друга тел, я все равно могу превратиться в кучку пепла. Я, скорчившись, сижу возле ванны и вдруг осознаю, что я имею. Ну конечно. Я забираюсь в ванну, хотя каждая частичка моего тела кричит, чтобы я снова пригнулась к полу. Не обращая внимания на протестующую пульсацию сломанной руки, я опускаюсь в воду, а когда дерущиеся драконы приближаются, я втягиваю воздух и ныряю под воду. Практически сразу, как я это делаю, на поверхности воды потрескивает жар, и я чувствую, как в ответ на это поднимается температура. Дерьмо. Еще чуть-чуть и мне конец. Я открываю под водой глаза, выпуская пузыри. Я почти ничего не вижу, кроме периодических языков пламени. Я хочу высунуть голову и сделать еще один вдох, но боюсь, что выплыву как раз, когда драконы выпустят очередную порцию огня. Поэтому я упираюсь руками в стенки ванны… и жду. Надеюсь, что мне удастся задерживать дыхание достаточно долго. ДАХ Вырывание глотки вторгшейся самки, сующей нос в чужие дела, удовольствия мне не доставляет. Нет никакой радости в уничтожении кого-то своего вида, особенно самки. Не тогда, когда я знаю, что она такая же безумная, как и я. Вороны кричат ​​в ее разуме так же, как и в моем, делая невозможной способность мыслить трезво. Ее безумие было подавляющим, и все мною предпринятые усилия с ней заговорить заглушались ее собственными дикими мыслями. Она уловила запах неспаренной самки и захотела ее уничтожить, увидев в ней соперницу. Я не мог позволить ей навредить моему человеку. Ни за что. Пока меня покрывает ее кровь, я жду, когда мой человек захватит мои мысли. Я жду, когда моя самка прогонит ужасных птиц, мелькающих в моем сознании, поскольку ее присутствие заставит замолчать кучу причитающих голосов в моей голове, пока не услышу только один голос — ее. Но сейчас там только тишина, и ярость в моем сознании не стихает. Я не в состоянии успокоиться. Непреодолимая потребность все крушить — уничтожать других — охватывает меня. Я не могу от этого избавиться — так же, как и от навязчивой потребности воспользоваться когтями, чтобы рвать и терзать. «Убей, — каркают вороны. — Причиняй боль. Губи так же, как погубили тебя». Но я не могу. Ни в коем случае, раз у меня есть пара, о которой нужно заботиться… Моя пара? Где она? Я трублю в небо призыв, но отклика нет. Моя паника побуждает воронов атаковать, клевать мне глаза, мою чешую. Они кружат надо мной роем, и я изо всех сил борюсь, чтобы прогнать дурные мысли, которые они оставляют на своем пути. Моя пара. Я должен сосредоточиться на ней. Она для меня все. Я оглядываю помещение, но тут ничего нет, в том числе и маленькой человеческой фигурки, сжавшейся в углу. Есть только круглый сосуд, полный воды, поверх которой плавает тень… С гневным ревом я пересекаю помещение и выхватываю своего человека из воды. Она безвольно обмякает у меня в когтях, и я принимаюсь ее легонько трясти, как можно деликатнее подталкивать носом, пытаясь разбудить. Она что, спряталась в воде, чтобы спастись от огня напавшей самки? Моя смышленая, умненькая человечка. Самка остается неподвижной бесконечно долгое мгновение, и вдруг начинает выплевывать воду, булькая и откашливаясь. Она цепляется за мои когти, и я, оберегая ее, крепко прижимаю ее к своей груди. Она не покинет моих лап. Не сейчас. Вообще никогда. Я делаю глубокий вдох загрязненного воздуха этого места, но не могу привести свои мысли в порядок. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Ярость, что драконша посмела напасть на мою пару в ее собственном гнезде. Ярость из-за того, что вороны продолжают бубнить в моей голове свои черные мысли. Ярость, что я застрял здесь, в этом жутком месте. Ярость, что я чуть не потерял свою самку. Ярость. Так много ярости. Моя самка в перерывах между приступами кашля говорит что-то, и звук ее хриплого голоса лишь разжигает мою ярость. Она не должна испытывать боль. Со мной она должна быть в безопасности. Сейчас она уже должна бы стать моей парой, и все же она не бросает мне вызов спаривания. Все это внутри меня разжигает огонь до тех пор, пока из моих ноздрей не начинает клубиться дым. Я уже на волоске от потери контроля. Она касается моего когтя и что-то говорит, но эти слова тонут в гневном водовороте моих мыслей. Ее рука скользит по моим чешуям, но я едва осознаю это. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Все, что я слышу, — это гнев. Но вдруг что-то мягкое и сладкое проникает сквозь эту тьму. Темные тучи в моем сознании испаряются, и вместо них появляется… она.