Качаю головой, ещё раз матеря её за те посиделки на крыше. Я тоже дурак, надо было её сразу отправлять домой. Нет, одеялом прикрыл, надеясь, что её хвалёный иммунитет всё же поможет и ничего не произойдёт. Осечка вышла. Через полчаса стоим со Львом на лестничной площадке и провожаем Радову домой. Та тоскливо смотрит в сторону ребёнка. Сын, словно чувствуя неладное, начинает что-то лепетать. Тянется к Василисе, по которой соскучился за этот день. И она, с трудом сдержавшись, чтобы не обнять его, быстро мчит за ворота. И всё. Как будто частичку тебя отрывают. И хоть это всего на пару дней – тревога появляется. И страх, что больше не вернётся. Привыкли уже, прижились. Я начинаю скучать, а Огонёк – тянуться к выходу с участка, чтобы пойти за Васей. И, когда я отворачиваюсь, малыш начинает плакать. И какими бы ни были у него крокодиловы слёзы – захожу в дом, успокаиваю сына. – М-да, боец, – вырывается вслух. – Вот мы с тобой и влипли. Не можем без одной девушки. Пустоту ощущаем. И десяти минут пробыть без неё не смогли, а уже плачем и скучаем. И снова подытоживаю: – Капец, как влипли. Врастаю в пол, всё ещё не могу принять, что мы дома одни. С её уходом словно тепло из дома пропало. Запаха её нет. Успокаиваю Львёнка, просящегося на улицу, к Васе. У самого сердце дерёт, ещё и мелкий добавляет. Падаю на диван, пытаюсь развеселить Огонька. Подбрасываю его в воздух и катаю на шее. Кое-как помогает, но улыбка на детском лице так и не появляется. И я впервые в жизни решаю включить ему мультики. Хотя был жёстким противником этого дела. Маша частенько же отмахивалась от него планшетом или телевизором. И пока он изучает розовых свинок, достаю телефон. Пишу Василисе, чтобы отписалась мне, как приедет домой. Замечаю пропущенный от Аркадия. Перезваниваю, падая на диван и вынимая из-под себя соску. Блин, Львёнок разбрасывает их везде! Ещё и при виде неё тянется ко мне, пытаясь забрать. Блин, её же помыть надо? – Звонил? – спрашиваю, как только пропадают гудки. Тянусь к бутылке с водой, ополаскиваю соску над тарелкой. Не помню, как Васька делала. Надеюсь, мне за это не прилетит. – Да, Игорь Викторович, звонил. По вашему делу. Я нашёл девушку, чьи материалы использовались для суррогатной матери. – Так. – Отдаю малышу соску и взглядом разыскиваю ручку. – Блин, погоди, записать надо. – Не надо, – говорит как-то с сомнением. – Вы и так запомните. Пожимаю плечами. Значит, имя несложное. – Донором и матерью Льва является… Радова Василиса Юрьевна. Глава 63 Василиса Двое суток Ровно двое суток прошло с тех пор, как я приехала к родителям. Съела уже две банки варенья и кучу таблеток. Сижу в своей бывшей комнате на широком подоконнике и кусаю ногти. У меня ломка. По Покровским. Я быстрее хочу уснуть, проснуться в новом дне. Увидеть, что температуры нет. Почувствовать, что горло не болит, а кашель пропал. Хочу быстрее к ним. К моему маленькому Огонёчку, который наверняка сопротивляется отцу и отказывается кушать. Он же малоежка, хотя по его щекам и не скажешь. Да и боюсь, что Игорь сделает что-то не так. Помню, как он уронил соску. Поднял, облизал и дал ребёнку. Я прочитала целую лекцию о том, что так делать нельзя и соску лучше мыть. Он, возможно, и прислушался раз, но мало ли, как поведёт себя без моего присутствия рядом. Да я места себе не нахожу! Из-за волнения, из-за магнитной тяги к той семье. И по Игорю скучаю. Мне не хватает его незаметной заботы, которую он всегда проявлял, не наседая на меня. Не хватает его шуток, искрометных взглядов, язвительных фразочек. У меня дикая ломка по его случайным, но в то же время нарочным касаниям. Я хочу быть там, в том привычном доме. Да, привязалась. В Льва вообще влюбилась, чего так сильно боялась. Даже мысль о его настоящей матери вызывает страх. Что, если Игорь её найдёт? Что, если она начнёт жить с ними? Хоть Покровский и сказал, что этому не бывать, но… Он всегда говорил, что хочет полной семьи. Чтобы ребёнок рос в любви, с обоими родителями. И ради него будет жить с нелюбимой женщиной. Но… Я на себе прочувствовала, как легко можно поменять своё отношение к человеку. Сначала ненавидишь. А потом постоянно думаешь о нём, находясь вдали. Дышать не можешь. И тоскливо смотришь в окно, желая ему написать. Собственно, это я и делаю. Кручу в пальцах телефон. Закусываю губу, нервно озираясь по сторонам. Если напишу, он не подумает, что стены мои пали, и?.. Какое «и», Василиса? Если ты сама открыла ему ворота в свой мир. А ещё о каких-то стенах говоришь. Дура! Нет их давно. Груда кирпичей. Снесла, к чёртовой матери. И теперь… Открыта к новым отношениям? Ага, ещё бы разобраться со старыми. Валера не пишет. Я не сильно жду от него сообщений и его объяснений, но… Опять обида раздирает грудную клетку. Будто это не мы жили рука об руку шесть лет. Будто не мы поддерживали друг друга в трудную минуту. Пусть молчит. Мне плевать. Сейчас все мысли о Львёнке. О его отце. Нужна ли я ему после того, как… Открылась? До этого я была лишь достижением. Галочкой в блокноте Игоря. И я позволила поставить напротив своего имени зелёную пометку. Добиться себя. Взять. И всё. Видимо, я ему больше не нужна. Раз за эти два дня ни разу не позвонил мне. Но написал. «Как поправишься, нам нужно будет серьёзно поговорить». Я только ответила банальное «Хорошо». И попросила держать меня в курсе дел. И первый день он даже отправлял мне какие-то фотографии, а теперь… Ничего. Даже доброго утра не пожелал. Поэтому жду ночи. Он ведь пожелает спокойной ночи? Бросаю телефон на кровать и чуть не вою. Хочу вцепиться ладонями в волосы и выдрать их. Чтобы стало легче. – Дочуль, – ласково звучит со стороны входной двери. Отрываю взгляд от окна, перевожу его на папу. Моё единственное спасение от того, что я не сошла с ума, – мои родители. – Ты как? Температуру мерила?