– Свет включен, – сказал я бабушке. Она повернулась, будто не слышала, как я вошел. – Знаю. Оставь. Это для него. И не ори так. Она указала рукой на младенца. До маски она, наверное, тоже могла бы дотянуться. – Что стряслось? – прошептала бабушка. – Я слышала, как ты сломя голову носился по дому. Ты заходил в комнату родителей? – Дверь случайно открылась, – объяснил я. – Но папы там не было. Я сделал шаг к ее кровати. От бабушки всегда пахло ароматной пудрой. Когда она пользовалась ею, на лице и одежде часто оставались белые пятна. – Скоро вылупится цыпленок, – сообщил я. Морщинистая рука коснулась скорлупы. После пожара бабушка почти ничего не видела. – Это твое яйцо. – Она понизила голос и продолжала: – Твоя мама рассказала мне о нем. – Скоро вылупится цыпленок, – повторил я. Бабушка нахмурилась. Одна ее бровь была узкой и редкой, на ней был шрам, и волосы в этом месте не росли. Их навсегда забрал огонь. Вместе со зрением. – Цыпленок? Из неоплодотворенного яйца? – Верхняя губа ее приподнялась. – Ну-ка, что сказала тебе мама? – Сказала всегда держать в тепле. Так рождаются цыплята. Папа одного убил, и мама дала другое яйцо. А теперь оно зашевелилось. Потрогай. Цыпленок точно скоро вылупится. Лицо бабушки разгладилось, кажется, даже исчезли складки обожженной пламенем кожи. – Да, все правильно, – сказала она. – Дай-ка его мне. Бабушка натянула покрывало с кровати на колени. Я сел напротив, скрестил ноги, передал ей яйцо и положил подбородок на подставку из рук. Бабушка приложила яйцо к уху, а палец прижала к губам, чтобы я сидел тихо. – Да, слышу, – произнесла она через несколько секунд и вытянула руку с яйцом к самому моему лицу. Я отодвинул ее к уху. – Слышишь? Я ничего не слышал. – Неужели не слышишь писк? – настаивала бабушка. И я услышал. Писк. Очень слабый. – Да! Слышу! – выкрикнул я, и бабушка зашикала. – Он скоро вылупится, – восторженно выдохнул я. Бабушка кивнула и положила яйцо под подушку. – А теперь закрой глаза, – велела она. – Закрыть глаза? – Цыплята никогда не вылупляются, когда на них смотрят. – Она накрыла ладонью мои глаза. Мы сидели несколько минут в полной тишине. – Ну вот, – услышал я голос бабушки. Она убрала руку, но отвернулась к подушке, закрывая обзор, поэтому я не видел, что она делает. Бабушка развернулась ко мне и вытянула сложенные пригоршней ладошки. – Видишь? Я удивленно смотрел на ее руки – в них ничего не было. – Видишь? – настойчиво повторила бабушка. Но я и правда ничего не видел. Сначала. – Смотри. Он здесь. И я увидел. Ярко-желтого цыпленка. Пушистого. Он так громко пищал, что мог разбудить ребенка. Бабушка улыбнулась и положила цыпленка себе на плечо. Он принялся рыться клювом в ее седых волосах, будто искал там свою первую еду. Бабушка рассмеялась и повела плечом. Ей было щекотно. – Видишь? Я кивнул, завороженный происходящим настолько, что не мог говорить. – Видишь? – повторила бабушка, ведь она не знала, что я кивнул. – Конечно, – громко сказал я, чтобы она точно услышала. – Он такой, каким я его представлял. Желтый. Бабушка одной рукой взяла цыпленка, его голова просунулась между пальцев и стала вертеться во все стороны. И запищал он еще громче. – Сложи ладони, как я, – велела бабушка. Я послушно вытянул руки. Цыпленок прыгнул, и его коготки впились в кожу, а пушок коснулся пальцев. Я поднес малыша к лицу. – Я ждал тебя целых два ряда, – сказал я ему. На стене в подвале, рядом с велосипедом, висел календарь. Ячейки были днями, а ряды неделями. Когда все ячейки в рядах были закрыты крестами, отец отрывал лист – значит, прошел месяц. Календари не менялись часто, но, если появлялся новый, я знал, что прошел год. И еще год я отсчитывал, когда для одного из нас готовили торт. Каждый в нашей семье часто смотрел на календарь. Мне же было важно отмечать, когда сменялись день и ночь, а для этого у меня был лоскуток света на полу. – Я ведь спас тебя от смерти на сковороде, – добавил я, подумав. Бабушка громко рассмеялась. А потом раздался громкий голос отца. Он выкрикивал мое имя. Дверь бабушкиной спальни резко распахнулась, даже ручка ударилась о стену и оставила на ней вмятину. Я боязливо спрятал руки за спину, защищая цыпленка, и медленно встал. Из-под простыни сбоку появилась рука сестры и быстро положила маску на лицо. Заплакал ребенок. – Ты посмел зайти в мою комнату, когда дверь была заперта? – спросил отец. – Это было важно. Я взглянул на бабушку, надеясь на поддержку, но она молчала. – Иди сюда, – велел отец. Я опасливо посмотрел на него и не двинулся с места. – Быстро! Я сделал несколько шагов и встал перед ним. – Что ты прячешь за спиной? – Ничего. Я почувствовал, как цыпленок клюнул меня в ладонь. – Как это – ничего? Я не успел ответить, отец схватил меня за плечо, пробежал пальцами вниз до локтя, затем сжал запястье и потянул, заставляя выставить руку вперед. Я зажмурился, словно от этого мой питомец мог исчезнуть. Отец разжал ладонь – ничего. – Покажи другую руку, – приказал он. – Быстро. Я медленно вытянул ее из-за спины. В ней тоже ничего не было. Ни единого следа цыпленка.