Часть 51 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Иначе обстояло дело с эсерами. Три студента и женщина, паля в воздух из револьверов, попытались остановить обезумевшую толпу, но не учли, с кем имели дело. В результате даму походя зашвырнули под автомобиль, а самый борзый из студентов заполучил штыком в голень. Пусть скажет спасибо, что вдребезги пьяный гренадер поскользнулся, и не пропорол ему в брюхо.
Все это наблюдали отправленные Поляковым начальник его штаба и старший офицер. После разговора с начальником дворцовой полиции полковником Герарди, офицеры пытались извиняться, но Филатов молча отправил вояк в полк.
Эсеров, взбаламутивших Кексгольмский полк, следовало отправить для разбирательства на базу, но когда еще представится случай показать своим подчиненным, с кем им в реальности придется иметь дело. В этом смысле Филатова тревожило крайнее офицерское пополнение. Прикинув плюсы и минусы, он решил провести показательное разбирательство на месте.
Обвиняемыми было революционеры. В качестве свидетелей Филатов привлек унтер-офицеров Кексгольмского полка, а Шульгина Геннадий попросил до времени не показываться на глаза своей знакомой и посидеть за спинами офицеров отряда.
Прослушав в свое время курс лекций по психологии, Филатов неплохо представлял себе мотивацию и особенности психики фанатиков от революции. Студенты на фанатиков явно не тянули, и вопросы Филин задавал революционерке исходя из своей задачи. Надо заметить не промахнулся — на первый же вопрос женщина откликнулась пламенной речью:
— … Наша власть будет барометрична, чутка и спаяна с народом. Наступит эра беспредельной свободы выборов, игры народных стихий. Тогда-то и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И для этого мы, боевой отряд партии социалистов-революционеров, нашли в себе смелость решить судьбу семьи Романовых, пока наши товарищи по борьбе не осознали факта падения преступной власти.
Чайку Виктор узнал, едва ее силуэт мелькнул среди арестованных. Ирония судьбы — этим псевдонимом Лизу наградил гимназист Витя Шульгин, когда впервые в жизни целовал ее пальчики. В тот вечер у него кружилась голова от непередаваемого аромата, исходящего от его любимой.
— В пятом году вы подписали поздравительную телеграмму Микадо в связи с успешным разгромом Российского флота, — Филатов бросил очередной камень в кипящую революционной страстью женскую душу.
— Мне, как настоящему революционеру скрывать нечего! — мгновенно подхватилась Чайка. — Проиграй сейчас войну царская Россия, я тут же смело и открыто поздравлю Кайзера с Великой победой!
В ответ на такой перл в помещении отчетливо повеяло ненавистью, чем не преминул воспользовался командир:
— И поэтому вы взялись решить судьбу Романовых, в том числе несовершеннолетнего Алексея?
— Для нас нет деления на старших и младших. Зло должно быть уничтожено любой ценой! Более того, виновны все, через кого преступники держали в мрачном повиновении народ. Запомните! Карающий меч революции обязательно обрушится на приспешников ненавистного режима, на офицеров, в какие бы одежды вы сейчас не рядились! Вам, господа палачи, прежде чем отправлять нас на эшафот, надо почитать «Катехизис революционера» и осознать — мы погибнем, но пощады вам не будет!
Охватившее гимназиста счастье оборвалось с приближением весны. Сначала потускнело сияние в глазах Чайки, а спустя неделю он увидел ее гуляющей под ручку со студентом университета Вениамином Столешниковым.
В том, как она торжествующе, даже мстительно на него посмотрела, было что-то противоестественные, нездоровое. Такого не могло было быть. Виктору казалось, что ему почудилось, но память вновь и вновь напоминала о реальности.
Сейчас, несмотря на характерную для курящих хрипотцу, звенящий высокой нотой голос Лизы напомнил Виктору его Чайку. Одновременно, сорокалетний подполковник разведывательного отдела Северного фронта, хладнокровно анализировал речь женщины и реакцию окружающих, и отдал командиру отряда должное.
Устроив публичный допрос, Филин дал проявиться глубинным страстям. Собравшиеся увидели не только разъяренную фурию, но и оценили роль молодых людей, по сути альфонсов.
Первым не выдержал старший унтер-офицер Кексгольмского полка. Его звероподобный рык совпал со стремительным броском, а пудовый кулачище остановить было невозможно.
Реакция унтера послужил детонатором. Кто-то рвался удавить «борцов за счастье народа», кто-то остановить мордобой, и только выстрелы из нагана и рев Филатова прекратили всеобщую свалку, а унтера удалось оторвать от жертвы прикладом по затылку.
Виктор готов был поклясться, что прикладом досталось не только унтеру. Не случайно же у стены в позе эмбриона поскуливали юноши «со взором горящим».
Свою задачу Филатов выполнил. Его отряд пополнился гренадерами, которым вскоре придется приводить к порядку свой запасной полк. Офицеры отряда получили надежнейшую прививку от излишней наивности. Молокососы от эсеров прошли курс ускоренного лечения «по Достоевскому», и после десяти горячих, которыми им заменили объявленный накануне расстрел, сочли за счастье отправится домой, «к нянькам, к куклам, к танцам».
Хуже всего пришлось Шульгину. Перед ним сидела изрядно побитая жизнью женщина с испорченным пороком лицом и заплывшим левым глазом.
Виктору было стыдно, что тогда, почти двадцать лет тому назад, он не смог уберечь от беды свою первую любовь. Сейчас ему предстояло решить ее судьбу.
* * *
Как позже выяснилось, отречение Николая II совпало с началом монархического мятежа, радикально изменившим политический спектр столицы.
Подробности Виктор узнал, когда мятежники были рассеяны. Возглавляемые полковником Кутеповым офицеры, молниеносной атакой захватили бронедивизион и арсенал с его орудиями, но первым пал Таврического дворец, после чего свет божий покинуло большинство деятелей левого толка. На следующее утро, та же участь постигла представителей либерального крыла. Особенно тяжелый удар обрушился на владельцев издательств и редакционный состав газет либерально-демократической направленности.
Что касается солдат гарнизона, то самые шустрые из «доблестных защитников» разбежались по своим кумушкам. Менее расторопные попрятались по казармам, а те немногие, кто попытались оказать сопротивление, были частью рассеяны, частью уничтожены огнем пулеметных броневиков.
Отпор монархистам дали энесы. К вечеру второго дня им удалось вооружить рассеянные по заводам рабочие дружины, привлечь остатки эсеров, а ночью захватить и переманить на свою сторону бронедивизион.
С этого момента участь мятежников была предрешена. Основной ударной силой новых социалистов стали «вагнеровцы». Под их непосредственным руководством рабочие отряды с эсерами и анархистами взломали оборону мятежников.
Особый героизм проявили прибывшие из Кронштадта революционные матросы. Их атаки на пулеметы петропавловской крепости сломили дух мятежников. Потери среди матросов были страшные, и нет ничего удивительного, что пленных они не брали, а их гнев обернулся против правого крыла Думы и Временного правительства.
Люди, как известно, всегда падки до слухов, вот и по этому поводу нашлись злые языки, что бессовестно клеветали на доблестных матросиков, утверждая, что неустрашимость анархистов и их ненависть к правым, явилась следствием разграбления героями очередного винного склада и невесть откуда взявшимся кокаином.
Другие считали, что разграбление каких-то там складов никоим образом не умаляет величие подвига матросов, пожертвовавших своими жизнями ради спасения революции.
Позже стало известно — схожая ситуация сложилась в Москве, а вот в провинциях о мятеже узнали только после его подавления. Удивительно, но даже ставка сообщение о мятеже получила, когда он был фактически подавлен.
После победы над мятежниками состав Временного правительства заметно изменился. Новые социалисты и раньше пользовались большой популярностью, а после победы над реставраторами монархии их авторитет взлетел до небес. К тому же, политических противников заметно поубавилось, и это мягко сказано.
Между тем, отправка на фронт войск Петроградского гарнизона без сопротивления не обошлась:
— Мы, комитет Волынского полка требуем, чтобы наши революционные роты оставались в столице! — нахально вещал очередной комитетчик.
Ответ коменданта Таврического дворца был краток:
— Требовать могут защитники революции, а вы дезертиры! В столице остаются только Кексгольмский и Измайловские полки, грудью защитившие революцию, остальные на фронт.
Как правило, следовала бурная полемика, перерастающая в угрозы, после чего комитетчики пополняли штрафные батальоны, а их приверженцы в полку брались под особый контроль.
* * *
Шестого марта в шесть часов утра обывателей обеих столиц разбудил бой курантов, сменившийся торжественными звуками «Патриотической песни» Глинки. Так в Россию пришло проводное вещание. После сакраментального: «Здравствуйте дорогие радиослушатели, сегодня шестое марта, тысяча девятисот семнадцатого года», радиослушатели узнали температуру и прогноз погоды на сегодня, после чего их огорошили сообщением:
«В полдень с важным правительственным заявлением выступит председатель Временного правительства России, Самотаев Михаил Константинович».
«Правильную» последовательность фраз, никто из переселенцев толком не помнил, все решила редакция проводного вещания. Узнав о музыке Глинки, Федотов расстроился — это был гимн РФ в период разгула демократии, но что он мог сказать? В итоге пришлось смириться, а по прошествии времени завихрения мозгов сами собой рассосались.
В Питере сообщение читал сам Михаил, в Москве диктор, а где оно прозвучало сильнее, никто так и не выяснил.
Главное лицо империи начинало с простого и естественного обращения: «Здравствуйте дорогие сограждане». Здесь привыкли к тяжеловесно-обязывающему: «Мои подданные». Такая вот отрыжка махрового средневековья.
Доклад начался с сообщения об отречении царя батюшки в пользу брата Мишы, но брат Миша увильнул, оставив, правда, себе щелку — если учредиловка его призовет, то он возражать не будет. Вот такой он великодушный.
Свое выступление Самотаев построил по принципу «Доверительного разговора с народом». В отличии от тяжеловесного «А-ля генсек в пятом поколении», выбранный стиль позволял шутить и поверхностно освещать сложные темы, зато делать акценты на выигрышных.
Публика услышала о конституции. Над ней в поте лица работают самые ученые из ученых, а рядом сидят правоведы и экономисты. Приниматься она будет на общероссийском референдуме, а выборщики от учредительного собрания российскому народу и даром не нужны. Он сам с усам.
Это был сильный ход — сразу после победы над Германией можно было протащить любые положения.
Михаил не мухлевал. Внедрять новую конституцию надо постепенно. В противном случае, потрясений не избежать. Такое право благодарный народ делегирует правительству-победителю отдельным пунктом. И это правильно, ведь все знают (или узнают), что за звание «Спасителя и Основателя» в одном флаконе, партии схлестнутся почище диких зверей.
Сама же конституция вполне себе демократичная: форма правления президентская республика, отмена цензов и привилегий, запрет пропаганды национальной розни, право на труд, образование, медицину, свобода совести. Одним словом, все равны, и далее по списку.
Вторым пунктом программы прозвучало оглушительное заявление:
— Германская армия будет уничтожена к осени. Для этого есть все предпосылки, поэтому, уже сейчас правительство работает над переходом экономики на мирный лад.
Каждый слышит свое. Кто-то поражается количеству выпущенных пушек и снарядов. Обыватель впервые узнает: «Производство бронеавтомобилей и боевых аэропланов сравнялось с таковыми в Германии, но качество нашего оружия выше». О последнем знают все.
Кое-кого коробит заявление: «Кайзер Вилли будет судим, как человек, развязавший мировую бойню», зато все ликуют от осознания близости мира и масштаба предстоящих репараций — ага, размечтались, на таких в самый раз обрушить ушат ледяной воды:
— Сограждане, экономика страны в плачевном состоянии, — цифры падения производства удручают.
Звучат понятия: инфляция, дефляция, ревальвация, но ровно в той мере чтобы люди образованные отметили — премьер из народа языком экономической науки владеет.
Обыватель впервые слышит о масштабах проблем при демобилизации. Вернувшийся с фронта крестьян, сразу берет в руки плуг. Но что делать бывшему рабочему? Мало того, что его место у станка занято, и сам он потерял квалификацию. Хуже другое — мирная продукция спросом еще не пользуется, а снаряды больше не нужны. В результате на улице могут оказаться десятки тысяч рабочих, и что в таком случае делать защитнику отечества, три года гнившему в окопах? Положить зубы на полку?
— Да он их так положит, что всем чертям будет тошно! — восклицает премьер.
С этой позиции Михаил нанес удар по политическим оппонентам:
— Любой крепкий хозяин, любой заводчик или купец знают, что для развития дела требуется не один год упорного труда, и жесточайшая экономия средств. Член ЦК партии большевиков, Александр Шляпников, собрал последние гроши, чтобы выучиться во Франции на токаря, и только после этого его зарабаток сравнялся с таковым у инженера. Получается, что пока Саша думает о себе, он мыслит категориями рачительного хозяина, но как только дело касается России, он и его партия талдычат, что им ведом путь к водочной реке с колбасными берегами, и имя ему Марксизм.
Дальше в ход пошли приемы информационно войны. Обывателя встревожило решение Германского генштаба о финансировании самых радикальных российских партий. Об этом доложила военная разведка России! А это не хухры-мухры.
Такой же была реакция на решение правительства Германии, пропускать через свою территорию господ из российских оппозиционных партий. В этих грязных делишках замечен международный аферист господин Парвус, которого мы конечно выловим, и по суду повесим.
— Нет, товарищи соотечественники, спички детям не игрушки, и пулемета мы господам революционерам не дадим. А чтобы вытащить страну из разрухи, нам всем придется подтянуть ремни и по-настоящему много поработать. Самыми сложными для нас будут семнадцатый и восемнадцатый годы, а выход на довоенный уровень наши ученые прогнозируют к двадцать первому году.
О запрете антивоенной пропаганды и партийной суеты упоминается вскользь — эти указы уже опубликованы. Никто не сомневается, эти положения будут отменены с подписанием Германией капитуляции. Наивные чукотские мальчики.
В докладе нет даже намека о налоге на наследование, по типу принятого во Франции, где потенциальный наследник должен выплатить государству до половины стоимости наследуемого капитала. Эту подлянку Временное правительство введет, едва только будет принята конституция. Еще больше заплатит деляга, продающий иностранцу стоящий на нашей земле завод.