У генерала не было сомнений — пройдет совсем немного времени, и бронеходы начнут сотнями гореть на поле боя, как сейчас горят тихоходные и неуклюжие британские уродцы серии «Mark». Так было, и так будет, зато сейчас он имеет уникальную возможность воспользоваться wunderwaffe. Все замечательно, кроме одного — предложенная неизвестными авторами тактика применения бронеходных батальонов вступала в острейший конфликт с существующими приемами ведения боя. Армия оказалась слишком медлительной. Антон Иванович попытался было раскидать боевые машины по дивизиям, но вовремя согласился с командиром танкового батальона: «Антон Иванович, прорывающим оборону бронированным клиньям должна быть предоставлена максимальная свобода действий, а идущая вслед армия должна подстраиваться под полученный результат, а не наоборот». Такое положение дел, устраивало не всех. Пришлось воспользоваться правом снимать командующих без согласования с военным министерством. Первым под этот каток попал генерал Рузский. Его заменил генерал Данилов. План летнего наступления заключался в прорыве фронта одновременно на трех участках, после чего бронированные клинья уходили в глубокий рейд. Брусилов предложил наносить удары со сдвигом во времени, что заставляло бы противника суетиться, выявляя место настоящего и единственного прорыва. В целом Брусилов был прав, но высокая скорость и почти полная неуязвимость бронеходов, позволяла сходу прорывать фронт на максимальную глубину. И пускай после этого штабисты противника ломают голову, куда свернет тот или иной клин. А может он сольется с соседним, или все направления окажутся главными? Не готовый к такому положению вещей Генштаб Германии начнет принимать ошибочные решения, что только усугубит положение неприятеля. По плану Деникина первый бронеходный полк прорывал оборону под Крево, нанося удары в направлении Вильно, Ковно и дальше на Кёнигсберг. Второй полк прорывался из Пинска на Брест и Варшаву. Третий удар наносился со стороны Тарнополя через Львов на Перемышль, с дальнейшей угрозой выхода на Венгерскую равнину. Вспомогательные операции проводились со стороны Румынского фронта общим направлением на Будапешт, и Северным фронтом из Якобштадта на Вильно. На всех направлениях артподготовке предшествовало уничтожение с воздуха аэродромов противника, чем обеспечивалось господство в воздухе. Потом наступал черед штабов и батарей, а после окончания артподготовки, изготовившаяся для отражения атаки пехота противника выжигалась термобарическими бомбами и напалмом. Дальнейшее продвижение стальных лавин поддерживалось авиацией, но в первые два-три дня, авиация в основном работала по заявкам стрелковых дивизий. Бросив взгляд на планшет боевых действий, Верховный главнокомандующий отметил появление штриховки слева и справа от полосы нанесения артиллерийского удара в районе Кревского замка. Это значило, что артиллерия перенесла огонь на укрепления, расположенные левее и правее оси прорыва и с минуты на минуту можно было ждать сведений о двинувшихся в прорыв бронеходах. Глянув на часы, генерал с удовлетворением отметил — известие о переносе огня отстало всего на пятнадцать минут. Поразительная оперативность! Планшет панацей не являлся. Был он явно несовершенен, и более-менее прилично отражал обстановку только из района Крево. Между тем, в ряде случаев планшет позволял увидеть то, что скрывалось за массой донесений и сообщений. Так, благодаря этой игрушке Зверева, Антон Иванович достаточно точно выявил момент, когда генштаб штаб противника, начал реагировать на угрозу русского наступления. Первым делом на планшете стали появляться отметки о движущихся к восточному фронту составах с войсками противника. Спустя неделю выросла плотность кайзеровских войск в прифронтовых городках. Как это делалось, Антон Иванович сказать затруднялся. Может быть, какой-нибудь «любитель пива» обратил внимание на увеличившееся число конкурентов в форме германских солдат, или даму полусвета удивил рост доходов. По мере приближения часа «Ч», множились сведения о перебрасываемых частях. Свою лепту вносила авиаразведка, регулярно сообщавшая координаты разворачиваемых штабов и артиллерийских батарей противника. По тому, как резко усилился поток снимаемых с западного направления дивизий, стало очевидно — о бронеходах противник уже знает. Было бы странно, если бы с началом подвоза брони он об этом не пронюхал. С этого момента засланные в тыл фрицев разведывательно-диверсионные группы начали «рельсовую войну». Информация о пущенных под откос составах прилично запаздывала. Ничего странного — прежде чем сообщить о проведенной диверсии требовалось уйти от преследования, а это требовало времени. Тогда же генерал подметил еще одну тонкость — в этом деле отметились не только диверсанты полковника Шульгина. Это явно следовало из факта, что войсковые разведчики редко когда удалялись далее чем на сотню верст от фронта. В это же время многие диверсии проводились на расстоянии до полутысячи верст. Поделившись своими соображениями с Маниковским, Антон Иванович услышал ответ: — Если бы речь шла только о диверсантах, ваше превосходительство, а что вы скажете о совершенстве бронеходов, или о тактике их применения? А о аэропланах и рациях? Не поверите, но у меня порою закрадывается крамольная мысль, что Самотаев, Зверев и Федотов уже побывали на это войне. — И что? — невольно вырвалось у Деникина. — Знаете, однажды мне представился случай задать вопрос господину Федотову, о его бронеходах, и что вы думаете? — Помилуйте, Алексей Алексеевич? — в голосе Деникина прозвучал упрек. — Откуда же мне знать, что вам ответил господин Федотов. — Так вот, в ответ я услышал совет: «Не задавайте неудобные вопросы, чтобы не получать уклончивые ответы». Сдается мне, ваше превосходительство, правды мы никогда не узнаем. Предлагаю просто пользоваться свалившимся на нас благом. Как это ни странно, но этот разговор помог главкому увериться в правильности своего решения по стратегии применения бронеходов. Конечно, без ворчания не обошлось. Господа офицеры отчаянно сопротивлялись распоряжению ставки: «Обозначив бронеходам задачу, вы выполняете их требования, в остальном следуете утвержденному плану». Еще большее офицеров возмущал сам факт командования броневыми батальонами какими-то ряжеными. Личностями, не только не имеющими военного образования, но порою даже не служившими в армии! Подоплека возмущений крылась в банальном желании оказаться во главе «стальной кавалерии», но приказ командующего был категоричен, и сводился он к требованию не лезть не в свое дело. Зато с «ряжеными» командующий «расправился» присвоением им званий согласно занимаемым должностям. Было еще одно нововведение, касающееся только бронеходных сил и авиации. В этих родах войск рекомендовалось обращение «товарищ». Обязательным оно не было, поэтому время от времени можно было услышать: — Товарищ капитан, что вы заметили при облете позиций противника? — Ничего нового, ваше превосходительство, все как было, так и осталось. Нельзя сказать, что это новшество Деникину нравилось, но изменить решение правительства он был не в силах, и обращение постепенно расползалось по армии. Пока только в шутку и только в среде офицеров из разночинцев. «Слава богу, наконец-то дождался, — перекрестился верховный, когда на планшете появилась отметка о начале бронеходной атаки, — теперь остается только ждать». * * * Кревский замок стоял на западном берегу реки Кревлянка и вместе с костелом входил в систему обороны 16-й дивизии ландвера. Мост, соединявший половинки местечка Крево был давно разрушен, а по его берегам протянулись линии укреплений из окопов, блиндажей, штолен и многих рядов колючей проволоки. Прибывшая в Сморгони бронеходная рота, неделю изображала готовность перейти в атаку, пока в ночь на 22-е июня она не перебазировалась в Крево, где напротив Кревского замка расположился первый бронеходный полк. С высокого русского берега было хорошо видно, как с первыми лучами солнца снаряды начали перепахивать траншеи противника. В трехкилометровой полосе фронта огонь вело около пятисот орудий. Невиданная плотность артиллерии позволяла за час обрушить на головы врага до тридцати тысяч снарядов на километр фронта. Еще триста стволов неспешно обрабатывали участки слева и справа от полосы прорыва. Попытки артиллерийского противодействия давила авиация и дальнобойная артиллерия калибром 200мм. Морские орудия были доставлены на фронт еще в конце 1916-го года. Об утреннем авианалете на штабы и аэродромы противника знали немногие. От русских окопов эти цели не просматривались. Зато все видели, как на каждую открывшую огонь германскую батарею, тут же обрушивался авиаудар краснозвездных аэропланов. В зависимости от размеров цели, пятерка или десятка самолетов выстраивалась в круг, после чего в крутое пике поочередно устремлялись несущие смерть машины. Все это сопровождалось леденящим душу воем сирен. Прикрывающие небо две пары вертких истребителей играли в «качели» — когда одна пара устремлялась ввысь, вторая сваливалась вниз, но германские «Альбатросы» так и не появились, что свидетельствовало об эффективности утреннего налета на аэродромы. Внимание привлек медленно плывущий в небе «Илья Муромец». Буд-то примериваясь, гигант пролетел над Кревским замком. Свернув влево и замкнув кольцо, он лег на прежний курс, чтобы на целью уронить большую каплю за которой тянулся небольшой парашют. Дальше произошло то, чего никто не ожидал. — Ты глянь, Виктор! — восклицание потонуло в хоре похожих возгласов, когда за стенами Кревского замка вспух гигантский купол темнокрасного пламени, поднявшийся на высоту Княжеской башни, а низкий грохот прокатился по всей округе. Только единицы знали, что по замку ударила пятисоткилограммовая бомба объемного взрыва, которая выжгла укрывшихся от огня русской артиллерии солдат Кайзера. Следующий удар воздушный корабль нанес по костелу. На этот раз он применил фугасную бомбу. После ее взрыва здание лишилось крыши, а из окон и дверей во все стороны рванули струи пыли и дыма. На смену одному гиганту, прилетел другой, чтобы так же неспешно разрушить Княжескую башню замка. На этот раз было истрачено две фугасные бомбы, после чего и этот бомбардировщик направился домой. Только теперь «зрители» заметили, что над позициями установилась тишина. Неожиданности на этом не кончились. Сначала по позициям неприятеля вновь открыли огонь русские батареи. Под их прикрытием на воду были спущены плоты, соединяя которые, саперы стали споро наводить переправу. Несмотря на сильнейший огонь русской артиллерии, вражеские пулеметы несколько раз заставляли саперов прятаться за щитами. Всякий раз они давились огнем бронеходов, стоящих у самого уреза реки. С дистанции в полверсты русские наводчики не промахивались. Позиционная война на этом участке фронта длилась уже два года, и каждый солдат знал, что спрятавшиеся в дотах и штольнях солдаты противника, встретят их пулеметным огнем. Может быть и по этому, едва только батареи перенесли огонь вглубь обороны, а трубы пропели сигнал к форсированию реки, каждый солдат начал истово креститься, повторяя и повторяя: «Спаси и сохрани». Надо заметить, что согласно изначальным планам, артподготовка должна была вестись от четырех до пяти суток. За это время требовалось вывалить на головы противника полтора миллиона снарядов, большей частью из которых были трехдюймового калибра. С прямым вмешательством переселенцев, эти планы существенно изменились, и вместо четырех суток, огонь велся два часа, но с максимальной интенсивностью. Полностью расходовались снаряды морских орудий 200 мм, зато снаряды трехдюймовок должны были использоваться в дальнейших сражениях. Это только непосвященный думает, что широкий охват противника танковыми клиньями решает все проблем. Ничего подобного. Окончательную точку в сражении всегда ставит пехота, а ей нужны и пушки со снарядами, и многое, многое другое. Первыми вперед пошли бронеходы. Перебравшись на западный берег, тяжелые машины неспешно расползлись влево и вправо, держа под прицелом окопы противника. За ними стали концентрироваться ударные части добровольцев, перед которыми в атаку должны были пойти штрафбаты. И тут вновь произошло то, о чем мало кто знал. Едва только германцы изготовились к отражению русской атаки, как над их окопами, пронеслись краснозвёздные фронтовые бомбардировщики, а со стороны казалось, что окопы противника залиты огнем. Впрочем, из окопов дело выглядело еще страшнее, хотя авиационные пироманы свои боеприпасы расходовало достаточно экономно, то есть пятнами. Термобарические боеприпасы получились «так себе», но в комбинации с напалмом поголовье немецких солдат ощутимо уменьшилось. Самое главное, у противника началась паника. * * * Утомленное солнце нежно с морем прощалось В этот час ты призналась, что нет любви. Мне немного взгрустнулось, Без тоски, без печали. В этот час прозвучали слова твои. Чарующая мелодия нового модного танго, подаренного миру господином Зверевым, звучала и звучала в сознании командира бронеходного полка Андрея Мельникова, пока его машины, сметая все на своем пути, шли на Вильно. Позади семьдесят верст, впереди десять. Колонна бронетехники «стремительно летит» со скоростью двенадцать — пятнадцать верст в час. К тому же, останавливаясь перед каждой переправой для осмотра преграды. Все началось с красной ракеты, сообщившей о начале атаки. Нет, не так, все началось с того дня, когда гимназист Андрюша Мельников посмотрел фантастический фильм, в котором многобашенные сухопутные дредноуты вступали в схватки с подобными гигантами. Потом началась война. Андрей был юношей упорным и по окончании гимназии пробился в броневую школу, которую окончил по первому разряду и, получив погоны прапорщика, был направлен во Всеволожскую базу. Ему казалось, что совсем скоро он поведет в атаку броневик завода «Дукс» или двухбашенного «Путиловца», но судьба распорядилась по-своему. Зато уже через месяц он понял, что только теперь начинает овладевать искусством управления боем не только бронеходов, но и приданных ему штурмовых частей. По-видимому, к аналогичному выводу пришло командование базы. Ни чем иным стремительную карьеру от командира бронехода до командира батальона объяснить было нечем. В броске к Вильно, он был назначен командиром Первого бронеходного полка, состоящего из трех батальонов и тут же приказом Верховного главнокомандующего, ему было присвоено звание полковника! А с красной ракеты началась атака на германские позиции под Крево. Стоило только его командирскому бронеходу проскочить вторую линию окопов, как машина вдавила в землю германский пулемет вместе с расчетом. Может быть, давить не следовало, ведь фрицы уже задирали руки, но… нечего было корчить из себя героев и вылезать из щелей после посыпавшегося с неба огня, о чем настоятельно советовалось в русских листовках. Вот и не было у Андрея любви к таким фрицам, и тогда же в памяти всплыли начальные слова нового танго: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви». Вот именно: «Нет любви». С этого момента мелодия и слова танго не отпускали.