Часть 44 из 58 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ее друзья выжидали.
– Вот оно, вот! – скоро воскликнула она, и Мишка с Пашей тотчас потянулись к девушке. – Слушайте!.. «Первый сон о чудовище, вынырнувшем ко мне из глубин ада, я увидел в шестнадцать лет, – прочитала она. – Но у этой встречи было долгое предисловие… Еще в раннем детстве я видел много ярких и красочных снов, но всегда повторялся один: я иду по чудесному зеленому лесу. Иду не просто так: я что-то ищу! Очень важное для меня. Я возвращался в этот сон вновь и вновь, и всякий раз он был недосказанным, недосмотренным. Я упускал что-то важное. И просил неведомые мне силы дать возможность увидеть все до конца. И однажды зеленый лес расступился передо мной, и я оказался перед входом в пещеру. Этот вход был завален камнями. Я точно знал, что мне надо попасть туда. Увидеть! Я прикладывал ухо к камням, и тогда мне казалось, что я слышу отдаленный рев. Он нарастал и исчезал вновь. Хотя, может быть, это всего лишь был ветер, поющий в деревьях…»
– Рев? – переспросил Мишка.
– Нарастал и исчезал вновь, – пробормотал Паша. – Возможно!
– Вы не ослышались, мальчики. Я продолжаю: «Говорят, что если чего-то захотеть очень сильно и быть готовым пожертвовать ради своего желания всем, то мир начнет меняться вокруг. Медленно или стремительно, но начнет! Так случилось со мной. По крайней мере во сне.
Прошли годы, прежде чем случилось это…
Вначале все было так же: я раздвинул зеленые ветви и вышел к пещере. Над головой пели птицы. Косые лучи солнца, прорезая листву, падали к моим ногам и на камни. И тут я увидел, что часть прохода – совсем узкая – свободна! Камни обвалились или были разобраны, не знаю. У меня был выбор: пройти мимо, так мне подсказывал разум, или протиснуться в проход и оказаться во тьме. Я выбрал второе. Как требовало мое сердце. Пробираясь, я все время думал, что сейчас камни сойдутся и мне придется повернуть назад, но не тут-то было! И скоро я преодолел преграду. Я оказался в темном сыром пространстве и, недолго думая, двинулся вдоль стены вперед. Иногда я оглядывался и успокаивал себя, что полоса света недалеко за спиной, и я могу, когда захочу, вернуться. Но желание узнать было сильнее! И я крался вдоль стены вперед, а когда в очередной раз оглянулся, то увидел, что света нет. И я понял: стена, вдоль которой я шел, закруглялась. Мне нужно было вернуться сразу же, но я медлил. И тогда я услышал отдаленный раскатистый рев, он был исторгнут живым существом, он эхом летел по пещере, а затем я услышал грохот – это случился обвал камней. Вот когда мне стало страшно! Повернувшись, держась за стену, я устремился назад, надеясь, что еще вот-вот, и я увижу светлый проем, через который попал в эту пещеру, но не тут-то было! Сколько я ни шел, проема не было! И тогда я догадался: я уже пропустил его, прошел мимо, а не увидел потому, что это именно его завалило камнями! Я оказался в западне, в ловушке! И тогда я услышал еще один гортанный звериный рев, но теперь он был куда ближе!
Тут я проснулся…»
Юля перевернула страницу:
– Чудный рассказ. Волнующий.
– Особенно когда живы воспоминания, – подтвердил Мишка.
– Читаю дальше. «Я благодарил Господа за то, что это был всего лишь ночной кошмар. Я дошел до той черты, переходить за которую не стоило. Мне было страшно знать, что скрывалось во тьме каменного пространства. Я сказал себе, что не хочу возвращаться в мой стародавний сон.
Но как это часто бывает, чего более всего мы боимся, то и приходит к нам, и приходит внезапно.
Прошло еще время. Как я уже сказал, мне тогда исполнилось шестнадцать лет. Я стал забывать о кошмарах ранней юности. И вот однажды ночью, после хмельной пирушки с такими же молодыми повесами, я провалился в тяжелый сон. Я стоял прижавшись спиной к каменной стене, не сразу сообразив, где оказался. Но сколько я мог стоять без движения? Я сделал шаг в сторону, затем еще один, прислушиваясь к звукам. Очень скоро я понял, что нахожусь в длинном тоннеле. Эхо моих шагов летело куда-то вдаль, аукалось по стенам. И тогда я вспомнил всё и понял, где очутился! Сердце мое охватил страх! Этого не могло быть, но было… А потом я услышал странный шум. Он шел издалека. Я уже слышал его прежде – это был нарастающий рык зверя…»
– Брр! – поежилась Юля, взглянула на Мишку, а потом на Пашу. – Но мы видели большее!
– Видели, – подтвердил ее слова Паша. – Дальше!
– Читаю: «Я вслушивался в этот рык и не понимал, откуда он идет, пока не прижался спиной к стене. Рык катился ко мне из темноты слева и медленно приближался. Вот когда я оцепенел! Я не знал, бежать мне или стоять на месте и ждать. Но ждать чего? И я двинулся вправо. Потом побежал. Насколько мне могла позволить эта темнота. И вдруг застыл и обернулся – рычание, до того отдаленное, вдруг стало громким и явным. Я сообразил, что зверь, прежде метавшийся где-то в темноте, выскочил на одно пространство со мной. В один коридор! Что он нашел меня! Оглушительный рык покатился на меня громом с такой силой, и всё нарастая, что я проснулся… Я сидел весь в поту и дрожал – сидел в своей постели, но часть меня все еще была в том пространстве, в том темном коридоре, в том ночном кошмаре…» Юля дочитала страницу и перевернула ее: «Долго еще я ложился спать в страхе, боясь, что вернусь туда. Но более этот сон никогда не приходил ко мне, и я успокоился. Прошли годы. Но я не знал одного, что сон, или тот, кто управлял им, оставил меня с одной только целью. Чтобы весь ужас, но в ином обличье, однажды стал явью…»
Юля вновь посмотрела на друзей.
– Класс, – прошептал Мишка. – У меня мурашки по коже.
– И у меня, – честно призналась Юля. – Вы готовы слушать дальше? – спросила Юля.
– Ага, – пробормотал Паша.
Как будто во сне, он зачарованно смотрел на исписанные листы в руках девушки.
– Тогда слушайте, – сказала она. «Я был молод и честолюбив и часто просил богатства и власти – любой ценой! Но к кому я обращался? Не знаю! И однажды я услышал голос: „А ты готов принести жертву за этот дар?“ Словно со мной разговаривал кто-то! „Готов!“ – не задумываясь ответил я. „Да будет так“, – ответил голос внутри меня самого. Мы разбогатели разом! Умер мой бездетный двоюродный дед, адмирал, член Правительствующего Сената, и он оставил все наследство моей матери – племяннице из провинции, которую он видел всего один раз! Каково? Но это было не все. В ближайшие пять лет умерли две мои сестры – одна от чахотки, другая от холеры. А за ними от горя, я так думаю, умерла и моя мать, которую я горячо любил. И я остался единственным наследником огромного состояния! Думал ли я о роковых совпадениях? Тогда – нет! Люди умирали вокруг: юные, зрелые, старые! От болезней, от горя, от слабости! Так чему было удивляться? Я бы мог укатить в Париж и проматывать доставшееся мне богатство, но я решил преумножить состояние. К тому времени голос перестал навещать меня. Я более не слышал его. Да, если честно, и не хотел слышать. Ведь у меня было все! Один хитрый купец из маклаков[1] когда-то учил меня, еще юношу, жизни; учил свысока; во хмелю он и проболтался мне, куда вкладывает деньги и откуда его богатство. Он скупал земли за Волгой у разорившихся помещиков и крестьян и таких же купцов, а еще мошенничал с серебряной монетой, отправлял ее в Хиву. Я втайне восхищался его хваткой! Я всё это помнил и решил перехватить его предприятие. Я создал целую сеть подставных лиц и взялся за дело. Деньги потекли рекой на мои счета! Но это было только начало. Вольжанск и другие города губернии разрастались, повсюду шло строительство, и тогда я решил укрепить и продолжить дело своего деда – отца по матери, из купцов. Из маленького кирпичного заводика я отстроил гигантский завод. Он, с огромными печами, глубоко уходил в землю. Это была крепость с подземными этажами! Завод встал на перепутье трех дорог: Вольжанск, Бирюков и Зубов – и к каждому я провел железнодорожную линию. Локомотив с платформами, груженными кирпичами, то и дело летал в каждый из этих городов. У меня не было конкурентов. Мне не было равных! И тогда я встретил Анастасию Матвеевну Сухорукову, дочь купца-мукомола. Она была юной и необыкновенно красивой! И за ней прилагались миллионы. Отец намеревался отдать ее за дворянина, ну а еще и за богатого – не смел и мечтать! А я уже знал: с ее состоянием и делом ее отца я бы мог создать самую великую торговую империю на Волге! Мы поженились – это был брак и по любви, и по расчету. Но я не мог и догадаться о той роковой беде, которая уже была мне уготована. Не просто беде – роковом ужасе, кошмаре, из которого не было исхода. Через Вольжанск проезжал цирк, заграничный, всего на один день он задержался в городе! Шатер разбили на берегу Волги. Билеты стоили дорого – это был не шутовской балаган для бедноты, а представление настоящих волшебников. И среди прочих был иллюзионист! Помню, как я увидел его на афише: пышный восточный костюм и тюрбан, а гигантские усы фокусника закручивались едва ли не спиралью. Под портретом я прочитал: „Великий волшебник сцены месье де Тавромэн“».
– Тавромэн?! – воскликнул Мишка Сомов. – Так и написано?!
Сама ошеломленная, Юля показала страницу и подвела ноготок под слово.
– «Месье де Тавромэн», – прочитал Паша. – Фокусник!
– Волшебник! – вымолвила Юля.
– Откуда же он взялся? – прошептал Мишка.
– Читаю дальше, – продолжала Юля: «И вот мы пришли на представление. Месье де Тавромэн показывал золотых львов, они рычали и бросались друг на друга, и голубых павлинов, распускавших великолепные хвосты, а потом таявших в воздухе, у него козы ходили по трапеции и бык разговаривал с ошеломленным залом человеческим голосом. Я решил засвидетельствовать ему почтение, Анастасия вдруг воспротивилась, испугалась: „Прошу тебя, не надо, – говорила она, – я боюсь его! Мы не должны подходить к нему! Он – злой колдун!“ Но я был непреклонен! „Что за выходки купеческой дочки?“ – говорил я. И снисходительно смеялся над ней. Я почти заставил жену пойти за кулисы. Вот тогда я и увидел этого человека вблизи – смуглого до черноты, с ярко сияющими синими ледяными глазами. Мне показалось, что моя жена едва не рухнула в оборок, когда он взял ее руку и поднес к своим губам. А как он посмотрел в ее глаза! И вот что меня удивило: рука его была как кипяток! Фокусник сказал мне на русском языке, но с легким акцентом: „У меня такое чувство, господин Мельников, что мы с вами знакомы“. – „Вряд ли, месье де Тавромэн, – заметил я, – уж такое знакомство я бы запомнил!“ – „Нет-нет, – сказал он, – мы определенно знакомы!“ Как же он был прав, но это я понял позже! Мы вернулись домой. Сказать, что Анастасия была в смятении, не сказать ничего. Ее словно обуревало какое-то всепоглощающее чувство, с которым невозможно справиться. Это как жажда, от которой нельзя убежать, которую нельзя забыть! И если она останется неутоленной, то можно попросту сойти с ума или умереть. Я спрашивал, что с ней, она отвечала: ничего. Просто нездоровится, лихорадит. Мало ли! В эту ночь я заснул отчего-то разом, будто провалился во тьму. Все, что я запомнил, это странный привкус у чая, который мне подавала жена. Сон, который я увидел, был ужасен. Я видел, как моя жена собирается и уезжает ночью из дома, а я следую за ней. Она торопится на край города – в цирк! Я иду по ее пятам, захожу в шатер и вижу ее в объятиях фокусника. Я смотрю, с какой жадностью она целует его и что он делает с ней. И что это вовсе не фокусник! У существа, огромного и страшного, из головы растут рога, он совокупляется с моей женой в центре полутемной цирковой арены! Я хочу закричать, наброситься на них, но у меня нет сил. И я только слышу ее крики – моей Анастасии, слышу вопли утоляемой страсти. Я падаю без сил, а когда прихожу в сознание, обнаруживаю себя на холодной сырой земле, напитанной утренней росой; шатра нет, только тяжелое рассветное небо надо мной и кружащие вороны…
Я проснулся около полудня – жена мирно спала рядом. От ее болезненного беспокойства, так взволновавшего меня накануне, не осталось и следа. На ее лицо легло умиротворение и блаженство. Она была счастлива, но… это не все. Как мне показалось, она была безмерно утомлена. Я долго смотрел на ее лицо, слушал ее дыхание. Но подозрение уже точило мое сердце: это было счастье человека, насытившегося плотской любовью, напившегося вдосталь из чаши похоти, не более того!.. Нет, я не рассказал ей о своем сне, чересчур страшен был он. Я поехал на край города, где накануне стоял цирк, но его не оказалось! Он уехал!.. А уже скоро мы узнали, что Анастасия беременна. Но чем ближе были роды, тем беспокойнее выглядела она. И не просто беспокойнее – жена впадала в неоправданную панику. Боялась посмотреть мне в глаза. Точно ей было что скрывать. Несколько раз она пыталась уговорить меня, чтобы я отпустил ее рожать за границу, но чем больше она уговаривала меня, тем тверже я был в своем стремлении понять происходившее с нами. И вот наступил день родов. Они были тяжелыми и долгими. Анастасия кричала исступленно. Выбилась из сил. Потом дело пошло. Я помню, как исказилось лицо доктора, принимавшего плод, как он, опытный врач, едва не выронил ребенка, как устремил на меня перепуганный взор! „Господи!“ – только и прошептал он. Доктор хотел передать его своей помощнице, пожилой медицинской сестре, но та отшатнулась от него и от плода как от огня. Стала неистово креститься, бормотать молитву, а потом бросилась из родильной комнаты. В коридоре у нее случился удар. Доктор, все еще держа ребенка, не смел шелохнуться, а потом осторожно положил его между ног роженицы. Отступил и тоже несколько раз осенил себя крестным знамением. Мое сердце уже выпрыгивало наружу. Тогда я и увидел наше дитя. Лишь на первый взгляд это был смуглый мальчик с черными волосами и пронзительно-синими глазами! Только на первый взгляд! Его лицо было неестественно вытянуто, неестественно толcты губы и широк плоский нос с большими ноздрями… А еще у него были две розовые шишечки с двух сторон темени. Не надо было долго гадать – вряд ли это были родимые пятна. У странного мальчика – нет, существа! – прорезались рога! И на месте копчика у младенца был зачаток хвоста. Он улыбался и тянул ко мне ручки. „Это не мой сын, – словно оправдываясь, шепотом сказал тогда я и умоляюще посмотрел на врача. – Не мой!“ Доктор кивнул: „Я вижу, сударь, что это не ваш ребенок“. – Он хотел, но боялся задать мне один вопрос. Я опередил его: „Но я знаю, чей он“, – добавил я. „Этого не может быть, – пробормотал доктор. – Хотя… еще молодым врачом, странствуя по России, я слышал от старых повитух о таком явлении. – Он покачал головой: – Но не думал, что когда-нибудь увижу нечто подобное своими глазами“. – „Покажите мне его, – потребовала Анастасия. – Что с ним?! Покажите мне его!..“ – Но мы не слушали ее. Я не слушал ее! „Вы получите столько денег, доктор, сколько пожелаете, – сказал тогда я. – Но поклянетесь здесь и сейчас, что не выдадите эту тайну“. Доктор кивнул. „И мне нужно, чтобы именно вы побыли тут еще сутки“, – добавил я. И вновь доктор кивнул. Жена в предчувствии страшного потеряла сознание…
Я устроил допрос служанке моей жены, которая всегда была с ней. Я готов был применить насилие – угрожал револьвером, и она созналась, что в ту ночь, когда приезжал бродячий цирк, они ездили за город. Теперь все было ясно, и сон мой оказался пророческим! Когда жена очнулась, я набрался смелости и показал ей рожденное чудовище. Ее крик до сих пор стоит в моих ушах. Анастасия вновь потеряла сознание. Только через сутки, когда она очнулась в очередной раз и отдышалась, я устроил допрос. Что она могла сказать? Ею в тот день овладело помешательство – она должна была усыпить меня и поехать туда. Но разве она была виновата? Я сам принудил ее смотреть на это представление и потащил ее к этому фокуснику. И он выбрал ее! А я позволил ему это сделать. Анастасию пришлось связать, чтобы она не навредила себе. Она хотела перерезать себе вены.
„Послушайте моего совета, – уходя, сказал доктор. – Дети часто умирают. Ребенок может простудиться, захлебнуться молоком или в купели, подавиться, удариться головой. Не оставляйте его – не привносите в этот мир зло. И спаси вас Господь“.
Вскоре он ушел. Я боялся подходить к постели с ребенком. Я готовился убить его, но пока не знал, как это сделать. Ночью я забылся коротким сном, и тогда, во сне, я услышал уже знакомый голос: „Убьешь моего сына – все ваши дети будут умирать в день своего рождения, а когда придет время, и ты умрешь страшной смертью, и твоя жена!“ Это был голос проклятого фокусника месье Тавромэна из бродячего цирка! „Я сдержу обещание, как сдержал его прежде, дав тебе богатство. Тебе одному! Убрав с дороги всех твоих близких! Помни об этом! Ты мой должник!“ Я очнулся ото сна, где-то рядом ревело маленькое чудовище и плакала связанная жена… Я вел дела с разными людьми, был знаком и с отбросами общества. На следующий день я нашел бывших каторжан, мужа и жену, которым все было нипочем, даже сам дьявол, назначил им огромное жалованье и отправил их растить чудовище в лабиринт под моим заводом. Уверен, это они проговорились о звере, живущем под землей, потом разнесли слух, где были десятки коридоров и комнат. Они точно дожидались своего маленького жильца! Все, что я должен был делать, это поддерживать в нем жизнь. Там, под землей. Никогда он не должен был увидеть света, и никто не должен был увидеть его! Во веки веков!»
Юля посмотрела на ребят, слушавших ее в абсолютном молчании.
– Тут рукопись обрывается, – сказала она. – Но мы знаем продолжение. Благодаря воспоминаниям художника Одиссея Карповича Рокотова, рассказанных нам его внуком. Иван Мельников собрал группу наемных убийц, куда вошел и художник Рокотов, и отправился на поиски месье Тавромэна, но эти поиски не привели к положительным результатам. Потому что человек нужен дьяволу только до тех пор, пока смертный не продаст ему душу. А потом – это уже отработанный материал! Поиски дьявола привели Мельникова в желтый дом, где он, блуждая в своих фантазиях, и умер. Близок к сумасшествию был и Одиссей Карпович Рокотов, за деньги рисовавший для Мельникова один его кошмар за другим. И так – долгие годы! – Она достала телефон и стала нажимать клавиши. – Зато у нас есть портрет фокусника месье де Тавромэна. Кто еще может похвастаться таким сокровищем?
Ребята потянулись к изображению, которое и так хорошо знали. Он стоял на фоне бродячего цирка, полного огней и суеты, и смотрел на зрителя пронзительно даже ночью ледяными глазами.
– Теперь все понятно, – кивнул Мишка.
– Что тебе понятно? – спросил Паша.
– Кого мы видели в подвале. И о ком стараемся не говорить. Мы видел его – исчадие ада. Пасынка заводчика Мельникова. Сына Анастасии и Тавромана.
– Я это первый хотел сказать, – вымолвил Паша.
– Вы спятили? – вдруг спросила Юля. – Это все беллетристика! Записки сумасшедшего! Мельников это написал, когда сходил с ума. Эй, аллё? Мальчики?! Всего этого не может быть! Понимаете – не может!
– Ты знаешь, что может, – кивнул Сомов.
– Паша? – Юля почти взмолилась.
– Может, Юля, еще как может, – вздохнул Киселев. – Если бы мы не прочитали эти воспоминания, тогда другое дело. И не видели бы монстра под решеткой. Но Мишка прав: теперь все понятно! Я знал, что борьба Бога и дьявола идет, что свет и тьма вечно противоборствуют, но не думал, что стану вдруг свидетелем такого противостояния! И даже участником! – горячо, шепотом закончил он фразу: – Не думал, но стал!
– Не пугай ты нас, Чудила, – отмахнулся Мишка. – И так ведь страшно!
Шаги за стеллажами возникли сразу, трое ребят мигом обернулись.
– Ну как, молодые люди, сделали свое открытие? – спросил бледный и недоброжелательный Тюрин. – Нашли хоть что-нибудь из того, ради чего пошли на все эти ухищрения? Сенсацию свою нашли?
– Нашли, – ответила Юля.
– Да ну?
– А вот представьте себе, господин Тюрин. И нам будет принадлежать открытие этой тайны, а не вам.
– Какой еще тайны? – вдруг не на шутку всполошился архивариус.
– А такой – важной! Для всего города. Для истории!
– Я не понимаю…
– Разумеется! Потому что очень полезно читать архивы промышленников-земляков, а не консервировать их на годы. Поделом вам. – Она даже похлопала по листам дневников. – Это сокровище теперь наше.
Что-то вдруг случилось с лицом Валерия Вениаминовича Тюрина. Оно как-то странно исказилось. Мучительно! Точно его поймали с поличным, и теперь ему надо было любым способом вывернуться и улизнуть! А иначе – беда!
– О какой тайне вы говорите, девушка? – Он бледнел, зеленел, розовел и вновь бледнел. – О каком еще сокровище?! – Именно слово «сокровище» вызвало у него эту болезненную реакцию. – Уж не о том ли, которое якобы один из последних Мельниковых спрятал в подвалах завода? Ха!
Ребята переглянулись: о чем он говорил?
А Тюрин продолжал возмущаться:
– Все это глупости! Ерунда! Не было никакого сокровища. Мельниковых в революцию обобрали до нитки, а потом всех расстреляли. Так-то! Сокровище! Не было никакого сокровища! Не бы-ло! – выговорил он по слогам и заторопился прочь. – Какая ерунда! Небылицы! Чушь! Бред!
– О чем он? – поморщился Сомов.
– Странный человек, – пожала плечами Юля.
– А ты посиди тут день за днем и год за годом, быстро спятишь, – подхватил Мишка. – Поедет крыша! Будешь бегать и кричать: «Нет никакого сокровища! Понимаете? Не-ту!» И еще плеваться в людей научишься!
Юля не удержалась от смеха, даже закрыла ладошкой рот.
– Хватит меня смешить! Сейчас опять прибежит!
– Вот кто настоящий Чудила, – кивнул в сторону убежавшего работника архива Паша. – А не я!
– Надо нащелкать побольше материалов, которые нам важны и которые мы не успеем прочитать, – переведя дух, заключила Юля. – Вынести нам все равно ничего не дадут.
Еще полчаса ребята листали страницы и делали фотографии телефонами.
– Тут и родословная Мельникова есть, – сказал Паша. – Длинная-предлинная!
– Очень интересно! Обожаю родословные! – делая последние снимки со своих бумаг, ответила Юля. – Потом сбросите мне все на почту, а я уже дома разберусь.
– У меня все, – очень скоро констатировал Мишка.