Глава 23 Через несколько дней Шура объявил Мирославе, что больше не сердится на неё за то, что она, как он сам говорил, влезла на его поляну. – Ещё бы, – усмехнулась Мирослава. В глубине души Шура был благодарен подруге, что она не дала ему упасть лицом в грязь и раскрутила это дело. Выносить ли ей за это благодарность он пока не решил. Поэтому вернулся к своей идее, которая стала навязчивой. – Слава, неужели тебе нисколько не жалко Мориса? – спросил Шура с грустным выражением на лице. – Почему мне должно быть его жалко? – искренне удивилась Мирослава. – Молодой, здоровый, как лось, мужик. – Предположим, – с нескрываемой иронией заметил Шура, – ты сама недалеко ушла от него. – В смысле? – В смысле лосей! Мирослава невольно улыбнулась. Она и в самом деле была всего на пять сантиметров ниже высокорослого Мориса. Да и силой её природа не обделила. О ловкости, которую она натренировала до автоматизма, и вовсе говорить не стоило. – Я думаю, что совести у тебя как не было, так и нет, – продолжил друг детства воспитательный процесс. Мирослава хмыкнула. – И не хмыкай! – взвился Шура. – Бедный Морис, – Наполеонов закатил глаза, – он у тебя точно Золушка в рабстве у злой мачехи! – Не ври! Я не злая. – Не злая, – был вынужден согласиться Шура. – А Миндаугас ничуть не похож на Золушку. – Хорошо! Как этот, «иди туда, не знаю куда, принести то, не знаю что»! – Ты имеешь в виду свата Наума, – вспомнила Мирослава русскую народную сказку. – Его самого! Морис убирается, готовит, ухаживает за садом! – Я его ничего делать не заставляю! – возмутилась Мирослава. – Он делает только то, что хочет! – Ага, потому что он любит тебя! – Я его не заставляю меня любить! – начала сердиться детектив. – Я же говорю, что ты бессовестная, – махнул Шура на неё рукой. – Хотя бы подумала о том, что бы мы все ели, если бы не Морис. – Во всяком случае, с голоду мы раньше не помирали. – Ага! Помню я твой продуктовый набор тех времён! – Каких ещё тех времён? – рассердилась она. – До Морисовых! Вот хоть его спроси! – Шура кивнул на пристроившегося рядом кота. Потом подумал и проговорил: – Хотя о лохматом ты всегда заботилась, не то что обо мне. – О себе ты сам можешь позаботиться. К тому же у тебя есть мама. И вообще, если тебе не хватает заботы, женись! – Ещё чего! – возмутился Наполеонов. – Ага, – проговорила она с нескрываемым сарказмом, – сам ты жениться не хочешь, а меня выпихиваешь замуж! – Ты женщина! – Сейчас я тебя шлёпну! – За тобой не заржавеет, – Шура на всякий случай отодвинулся от неё вместе со стулом. – Но подумай сама, где ты найдёшь такого, как Морис? – Необязательно искать такого, – усмехнулась она, – мужчины разные нужны. – Ну-ну, вот останешься старой девой, тогда я посмотрю, как ты запоёшь! Мирослава расхохоталась: – Перспектива остаться старой девой мне уже давно не грозит. – Наказанье господне, а не подруга детства! – Не нуди! И вообще, вы сговорились, что ли, все? – Кто все? – Тётя Виктория, тётя Зоя и даже Игорь! Игорь Коломейцев был мужем Виктории ненамного старше так называемой племянницы. Хотя Мирослава всегда называла его дядюшкой и чмокала в щёчку. А он звал её племяшкой. Полная идиллия. – Вот видишь, – обрадовался Шура, – не один я вижу очевидное, и только ты одна предпочитаешь не видеть, не слышать и не чувствовать. – А ты знаешь, что сказал по этому поводу Войцех Бартошевский? – спросила Мирослава. – И что же он такого сказал? – осторожно проговорил Шура, опасаясь ловушки. – Для счастья женщине нужен мужчина. Для несчастья – вполне достаточно мужа. – Вздор! – сердито отрезал Наполеонов. – Кстати, Шура! – воскликнула Мирослава. – Чего тебе? – А ведь сват Наум был невидимкой! – У-у злыдня! Ты ещё хочешь, чтобы Морис стал невидимкой?! – Ничего я не хочу, – отмахнулась Мирослава, – кроме того, чтобы меня оставили в покое. – Эгоистка. Мирослава пропустила мимо ушей сказанное другом детства и сообщила: – Кстати, мы приглашены к тёте Виктории! – На чаепитие с наполеоном! – Ничего подобного, – рассмеялась Мирослава, – на литературный вечер! – Я так не играю! Но к тёте Виктории он всё-таки поехал. И не пожалел об этом. Муж Виктории прекрасно готовит. Торт тоже был, правда, не наполеон, а розовый! Украшенный целым цветником розовых кремовых роз. Шура, чтобы угодить хозяйке, исполнил сочинённую им песню в честь не совсем обычного кота Бандит Бандитовича, проживающего в гостеприимном доме Мирославиной тётки. Было у кота и имя собственное, звали его Феликсом. И по внешнему виду он почти не отличался от изображения своего тёзки на пакетике с кошачьим кормом. Но куда там рекламному Феликсу до прыти кота Виктории. Шура был наслышан о его приключениях и даже видел его во времена младенчества. Уже тогда малыш был олицетворением чёртика из табакерки. Но вот он вырос, ему пошёл третий год, и кот приобрёл некоторую степенность. Хотя когти и зубы всегда держал наготове. Наполеонов взял гитару, которую предусмотрительно прихватил с собой, и, когда все утихомирились, запел: Помесь кошки и собаки Несомненно сей зверёк. Он не избегает драки,