– А кто принес? – Мальчик. Убежал, как только передал письмо. Тот же трюк, что и с посылкой, где лежала голова барашка. Поймал на улице мальчишку, дал ему конверт, сказал, куда отнести, вручил один евро и велел дать деру сразу после вручения. Ищи-свищи! Он сунул конверт в карман. Соперник может подождать. Тянешь время? И я потяну. – Что предложишь? – Все, что захотите. – А я все и хочу. – Сегодня нагуляли аппетит? – Не очень. Но если съесть по кусочку от каждого блюда, в конце концов наемся, хотя и без аппетита. В конце концов он объелся, хотя и без желания. И впервые в жизни ему стало стыдно. Потом, направляясь к молу, он задумался, почему устыдился своего обжорства. Конечно, это как-то связано с похищением Нинетты. Как можно?! Бедняжка в это самое время испытывает бог знает какие страшные мучения в руках безжалостного похитителя, а ведущий расследование комиссар, тот, кто должен ее освободить, идет себе, набивает брюхо и плевать на все хотел?! Минутку, Монтальбано, не пори чушь. А если спасатели, разыскивающие беднягу, погребенного под обломками обрушившегося здания и трое суток лишенного еды и питья, решат из солидарности и сострадания тоже трое суток ничего не есть и не пить? Что из этого выйдет? А выйдет то, что через три дня у них не будет сил оказать пострадавшему помощь. Следовательно, пусть едят, пусть набираются сил для выполнения своей благородной миссии. «Следовательно хрен собачий, – парировал внутренний голос. – Одно дело питаться, а другое – обжираться, как ты». «Объясни-ка разницу». «Питание – долг, обжорство – удовольствие». «А вот и ошибаешься. Задам тебе вопрос: по-твоему, почему я так много ем?» «Потому что не умеешь держать себя в руках». «Неверно. Я могу быть зверски голодным, но, если занят расследованием, могу целыми днями обходиться без еды. Так что, когда мне это нужно, я умею держать себя в руках». «Тогда сам скажи, почему ты так много ешь». «Я мог бы ответить, что это связано с моим обменом веществ – ведь при таком режиме питания я должен сильно толстеть, но вес мой остается прежним, за вычетом периодов, когда мне нечем заняться, как было пару дней назад. У меня даже печень не болит. Но правда в том, что мне однажды сказал один друг: еда для меня – вроде смазки для мозгов. Вот и все. Так что хватит уже грызть себя и сгорать со стыда». Комиссар дотащился до маяка, еле переставляя ноги. Потому что, хоть еда и помогала ему живее шевелить мозгами, столь же несомненен был тот факт, что после плотного обеда он заметно грузнел. Добравшись до камней, комиссар сел и в тишине и покое выкурил сигарету. Потом стал докучать крабу, кидаясь в него камушками. И наконец решил достать из кармана конверт и прочесть очередное послание. Прошу, поверь, любезный Монтальбано, Терпеть тебе придется не напрасно. Тружусь я днем и ночью неустанно, Награда будет ценной и прекрасной. Мой замысел бросает сразу в дрожь: Из подлинного сотворить подмену. Когда ее ты наконец найдешь, От радости заплачешь непременно. Я точно знаю, ты тогда поймешь: Игра моя свеч стоит несомненно. Но в чем смысл? И потом, игрок уже мог бы обойтись без этих хромоногих двустиший. Что в них говорится-то? Что надо еще подождать, потому что тот трудится, стараясь сделать награду еще ценнее. Что ж, успешной работы. Вряд ли стоит читать Артуро эти никчемные вирши. Поразмыслив, комиссар решил все же, что это неправильно. Раз уж он обещал, что тот будет его партнером в игре, придется держать слово и сообщать ему все новости. Но встречаться с парнем не хотелось: это позерство в духе юного чародея а-ля Гарри Поттер начинало порядком раздражать. Комиссар перечитал стихи и на этот раз забеспокоился. В них было что-то гнусное. Что могло означать третье двустишие? – Как там Ауджелло, вернулся? – Нет, синьор комиссар. Куда он запропастился? – Звонки? – Один, синьор комиссар. Звонил тот юноша, от синьоры Стремстрем… Дежурный звонок юного Артуро? Решил отзваниваться раз в день? Однако на этот раз он может пригодиться. – Он оставил номер телефона? – Так точно, синьор комиссар. – Перезвони ему и скажи, чтобы зашел за конвертом. Достал конверт из кармана, протянул Катарелле и пошел к себе в кабинет. Но не успел он дойти до стола, как за спиной раздался оглушительный грохот; комиссар инстинктивно дернулся вперед, чуть не пробив головой стену. И разразился проклятьями. – Прошу извинения и уразумения, – смущенно оправдывался Катарелла. – Рука у меня соскользнула… – Катарелла, в один прекрасный день и у меня рука соскользнет. Поверь, мало не покажется! Пристыженный Катарелла сник и молча изучал мыски своих ботинок. – Чего тебе? – Синьор комиссар, вы уж простите, но, кажется, вы конвертом обшиблися, – заявил Катарелла, протягивая ему конверт. Монтальбано взял конверт, чтобы рассмотреть и убедиться. Это был тот самый конверт, с пометкой «охота за сокровищем». – И в чем же, по-твоему, я ошибся? – Тут, значится, сказано, что письмо адресовано комиссару Сальво Монтальбано, получается вроде как вам, лично-персонально. – И что?