Но Гейб на себе испытал тяжесть от непрекращающихся вопросов о его личной утрате, эти вопросы постоянно опустошали его. Ему была ненавистна беспомощность в глазах людей, когда он рассказывал им о том, что произошло. Ненавистно бессилие, сопровождавшее невозможность скрыть их неловкость при виде его горя. Гораздо проще было вообще не разговаривать. Поэтому он не произнес вслух те вопросы, ответы на которые хотел услышать, — о ее сыне, о мужчинах в ее прошлой жизни. Он уважал ее личную жизнь. И одновременно хотел знать о ней все. До самых сокровенных, личных подробностей. — Мы можем выследить его, Гейб. — Ее пронзительные голубые глаза внезапно вспыхнули. Глядя на языки пламени, она думала о Стайгере. — Мы можем выследить его, выманить из того места, где он прячется. — А потом? — спросил он, слегка озадаченный ее словами. Ее глаза зажглись холодным, жестоким огнем, как у ее волкособак. При виде этой внезапной свирепости у Гейба екнуло сердце. — В убийстве человека нет никакой славы, Сильвер. Ее нет и никогда не должно быть. Она посмотрела на него с необузданной животной яростью, от которой у него по спине пробежали мурашки. — Ты хочешь сказать, что не стал бы в него стрелять? Если там, в глуши, где никто, ни один свидетель не увидит, что произошло, ты загонишь этого зверя в ловушку и пощадишь его? Он выдержал ее взгляд, но ничего не сказал. Помня о своем полицейском значке, о верховенстве закона. Помня о своей клятве охранять жизнь граждан. Помня, что оружие выдано ему для того, чтобы сохранять жизнь, а не отнимать ее, что его можно извлечь лишь при столкновении со смертельной опасностью. Но он также осознавал, что застрелит Стайгера, даже если это не будет явной самообороной. Его мучил вопрос, когда именно он пересек в своем сознании эту черту. И в его душу закрался зловещий холод. — Это было бы противозаконно, — тихо произнес он, уклоняясь от ответа. Она резко отвернулась, как будто получила пощечину. Он протянул руку и коснулся ее. Она напряглась еще сильнее. — Сильвер, — тихо сказал он, чувствуя, что она на каком-то уровне испытывает его. Его тревожило то, что может скрываться за ее вопросами. Ему было не по себе от того, что он вынужден говорить об этом открытым текстом, что ему приходится заглянуть в себя. — Разве ты не видишь? Именно этого и хочет Стайгер. Чтобы ты… чтобы я… отреагировали именно так. Он обнажает в людях первобытную суть, стремление выжить, будит животные инстинкты в каждом из нас. Вот почему я не хочу, чтобы ты стала частью этого. Чтобы он вынудил тебя… захотеть переступить черту. Я не дам тебе охотиться на него. — Он на миг умолк. — Без соображений безопасности, без законности и полицейского протокола этого не произойдет. Она как-то странно посмотрела на него. — Как ты думаешь, что он намерен делать дальше? Причинить мне боль через тебя. Снова сделать меня беспомощным, заставив смотреть, как он забирает у меня мою женщину. Он медленно выдохнул. — Он пришел за мной, Сильвер. Я должен выманить его из поселка, подальше от тебя. И я должен сделать это в одиночку. — Нет. Я нужна тебе, Гейб. Одному тебе с этим не справиться. Да, она действительно была ему нужна, и он был потрясен, как сильно. — Мне нужно одно… — сказал он, понизив голос до шепота и наклоняясь вперед, — …чтобы ты была здесь, когда я вернусь, Сильвер. Она пытливо посмотрела ему в глаза. Ее собственные потемнели до чувственного цвета индиго. — Ты не вернешься, сержант, — тихо сказала она. — Если только я не пойду с тобой и не помогу тебе выследить его. Притяжение между ними кипело — неизбежное, неумолимое, электрическое. Она слегка подалась вперед. Он помешкал мгновение, но затем сократил дистанцию и крепко обнял ее за шею. Его губы коснулись ее губ. Жар пронзил его, в ушах загудела кровь. Она прижалась губами к его губам, одновременно неуверенно и жадно, ее рука медленно скользнула вверх по его руке, ее дыхание стало легким и учащенным. Похоть достигла пика, горячая, острая, нетерпеливая. Гейб испугался — как бы его спешка не отпугнула ее снова. Сильвер была такой противоречивой. Но ее рука переместилась к его груди, ее пальцы крепко прижались к ткани его рубашки. Гейб почувствовал, как откуда-то из глубины его нутра поднимается стон. Рука Сильвер опустилась ниже, ее пальцы проскользнули между пуговицами его рубашки и встретились с его кожей. Он помнил, что его пистолет находится в пределах досягаемости, слышал, как по оконным ставням стучат ледышки. Он прекрасно осознавал все это и в то же время был ослеплен абсолютным блаженством. Он осторожно приоткрыл языком ее рот, пробуя ее на вкус, притягивая ее в свои объятия, зная в глубине души, что теперь для него не может быть пути к отступлению. Ее скользкий язык переплелся с его языком, и он быстро расстегнул на ней рубашку. Лифчика не было. Его пульс забился чаще. Он оттянул мягкую фланель на ее плечах назад, обнажая ее груди. От ощущения теплой, гладкой кожи под его ладонями он застонал от удовольствия. Он слегка откинулся назад, желая полюбоваться в свете камина ее обнаженным торсом. Увы, то, что он увидел, заставило его застыть на месте. На миг его охватил непреодолимый ужас. Ее левое плечо рассекал глубокий уродливый шрам: розовый бугристый след тянулся через гладкую выпуклость левой груди почти до самой грудины и заканчивался чуть выше темного соска. Гейб вопрошающе посмотрел ей в глаза. Сильвер начала бить дрожь. В огромных глазах застыл плохо скрытый страх. — Кто сделал это с тобой? Ее взгляд метнулся к каминной полке. Она запахнула рубашку. — Я… это был несчастный случай, — прошептала она еле слышно. — Сильвер… Она сглотнула и, сжав в кулаке ткань рубашки, плотно прижала ее к груди. — Это ужасно. Уродливо. Я… извини. — Слезы блестящими каплями катились по ее лицу, отражая свет камина. — Нет, о боже, нет, Сильвер. Я не это имел в виду… — он потянулся к ней, но она отстранилась. — Скажи мне, что случилось, что за несчастный случай? Она отвернулась. — Какая разница. — Сильвер?.. — Я сказала, какая разница. Она упорно отказывалась встречаться с ним взглядом. Она лгала. Но зачем ей понадобилось ему лгать? Что она скрывала? И все же она позволила ему это увидеть. Как будто ей это было нужно. Почему? Чтобы испытать его? — Сильвер, это не пустяк. — В свое время рана не была аккуратно зашита, это было свидетельством того, что, когда это произошло, она не получила надлежащей медицинской помощи. — Когда это произошло? Кто тебя лечил? Что-то резко и окончательно закрылось в ее глазах. По-прежнему сжимая рубашку, да так, что ее пальцы побелели, она поднялась на ноги. — Ты можешь занять диван… — Погоди! — Он схватил ее за руку. Сомнений не было: эта рана — дело чьих-то рук. Ее собаки мгновенно напряглись: подняли головы и, навострив уши, наблюдали за Гейбом. Валкойнен тихонько зарычал. Она еле слышно приказала им умолкнуть. — Скажи мне, кто это сделал с тобой, Сильвер, — решительно потребовал Гейб. Она застыла на месте, не в силах ответить ему. Взгляд ее был устремлен на его руку, удерживающую ее запястье. — Сильвер, пожалуйста, выслушай меня. Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал. Это… — Он заглянул ей в глаза. — Это не уродливо. Но только конченый подонок мог сделать такое. Вот что меня возмущает. Меня бесит, что кто-то мог так поступить с тобой. На ее шее запульсировала жилка. — Я должен знать, кто сделал это с тобой, Сильвер. Паника, страх или что там еще, что преследовало ее, придавало жесткость чертам лица. Ее глаза горели. — Я же сказала тебе, — тихо произнесла она, — это был несчастный случай. — Это был мужчина, верно я говорю? И он ранил тебя глубже, чем этот шрам, не так ли? Ее начало трясти. — Пожалуйста, Гейб, отпусти меня.