Глава 1 Пригоршня. Неисповедимы пути твои Едва я переступил порог спортзала, как навстречу ринулся пожилой, подволакивающий ногу тренер: – Никита Ильич, как я рад вас видеть! Несмотря на преклонный возраст и травму, тренер держал себя в форме и летом на пляже вполне мог посоревноваться с молодыми. Все не запомню, как зовут этого тренера: Борис Акимович или Аким Борисович, да и к «Никите Ильичу» никак не привыкну. Я потряс протянутую руку, тренер продолжил: – У нас успехи. Маликов по Москве взял золото! Вчера! – Круто! – улыбнулся я и уставился на паренька, околачивающего грушу: сразу видно новичка, от ударов его отбрасывает, работает в основном руками, а не всем корпусом. – Он здесь? – Нет, сегодня дома, пусть отдохнет. Хотелось подойти да подправить мальчишку, но я видел, как неодобрительно на него смотрит Аким… Или Борис… Или как там его, надо будет прочитать или у кого спросить. Надо же, опять забыл, тренер толковый, золотоносный, а я забыл его имя. Четвертый спортзал только полгода работает – и на тебе. – Вы заслужили премию в размере оклада, – пообещал я. – Или двух, это как удастся выбить. Если бы «выбить» как оно есть, я бы сразу и три оклада выбил, но тут надо работать тоньше. Тут убеждением надо, уж больно однопартийцы жадные. Подумав немного, я мысль озвучил и добавил, что так нельзя, что Маликов – наша гордость, а его тренер, который за полгода вырастил чемпиона бодибилдинга, так вообще молодец, и жалеть деньги – последнее дело. Тренер чуть смутился и сказал, что Маликов до его тренировок уже имел подготовку, к тому же у него удачная анатомия, но я махнул рукой: – Не скромничайте, Борис… – я смолк, засекая, исправит меня тренер или нет; не исправил, тогда я со спокойным сердцем закончил. – Акимович. – И вы не скромничайте. Ведь это ваша инициатива, – он раскинул руки, словно хотел обнять спортзал. – Если бы не вы, не было бы ни спортзала, ни Маликова-чемпиона, ни у меня работы. Я свел брови у переносицы – никак не привыкну, что ж такое! Спич… найтер… хейтер… В общем, автор текстов был бы мной недоволен. Надо в таких случаях «вести себя как английский лорд: максимум приподнять уголок рта и снисходительно кивнуть, а не краснеть ушами и втягивать голову в плечи». Вспомнив, как надо, я так и сделал, покосился на амбала в джинсах и рубахе – свое отражение то есть. Вроде все так. – Вас бы в президенты, Никита Ильич! – продолжал меня восхвалять тренер, пришлось раскланиваться, потому что я не за этим сюда пришел. А зачем, собственно? За тем, что про золото я уже знал и хотел похвалить тренера и Маликова, тренера похвалил, Маликову не перепало, ничего, подождет. Парковка возле спортзала была привычно забита, и я оставил свою лялечку, «Крайслер-Кроссфаер», прямо между рядами машин. Конечно же, обозначил телефон – вдруг кому срочно надо выезжать? Или вдруг какая красотка позвонит – прокачу с ветерком на своем кабриолете, может, пообедать свожу, но дальше дело не пойдет, мне нельзя, я женат. За рулем я потянулся, хрустнул пальцами, запрокинул голову и улыбнулся снующим в небе стрижам. Как все-таки здорово жить! Когда-то я только мечтал о такой машине, и вот она моя! Эта, чтобы погонять по трассе, вторая, «Крайслер-Пацифика», – чтоб семью возить. Наверное, я это заслужил. Иногда кажется, что Он специально так сделал, чтоб моими руками творить добро. Ну а почему бы не поделиться, когда у тебя все есть? Люди меня любят, жена любит, дети замечательные – без промысла свыше тут не обошлось. Машина взревела двигателем и покатила к повороту. Все-таки на кабриках здорово за городом ездить, а тут такой шум, такая вонь, что ну его на фиг! Скоро воскресенье, поедем на дачу двумя машинами – я на этой, Леся – на «пацифике». Рука потянулась к магнитоле, и я включил Стива Эрла. Обожаю кантри! Особенно когда едешь в Астрахань на рыбалку, а там степи, как прерии… Жаль, непонятно, что они там бельмечут. Химик говорил, что кантри – это американский шансон, наверное, шутил. Ну как можно сравнивать? Все равно что «крайслер» и «жигули». Единственное, чего мне порой не хватает, – Зоны. Прямо как накатит тоска – хоть волком вой. Вот тогда и еду гонять за город. Когда детей не было, плевал я на все, а теперь нельзя, кто их в люди выводить будет? Как вспомню последний свой поход, уже без Химика… Леся как раз беременная была. При малейшей опасности замирал, думал, как она без меня останется? А с ребенком что? Он ведь моя кровь. И тупил безбожно, чудом выжил и группу вывел. Носовихинское шоссе, которое Химик шутя прозвал Носовихин-штрассе, замерло в пробке. Зря надеялся, что проскочу в обед. Надо будет на заседании внести предложение, чтоб дорогу расширили, если нет, пусть хотя бы в поселке, где три светофора подряд, сделают переходы над дорогой, а то вечный затор. Теперь я хоть что-то могу. Да, кстати, могу сделать так, что про мои спортзалы снимут сюжет. Через час докатился к дачам, где современных раз-два и обчелся, зато деревянных, покосившихся, на терема похожих – валом. Их бы снести, и по полосе с каждой стороны сделать. Запиликал телефон, я аж вздрогнул, нажал на кнопку и поднес аппарат к уху. Над этим аппаратом все смеются, ретроградом меня называют, а мне не нравится пальцем в экран тыкать, на то айпад есть, телефон должен звонить, и все. Одной рукой я рулил, второй держал телефон возле уха, так и не глянул, кто звонит. – Да! – … ре … ой Димка… ер, – забулькало в трубке, что за ерунда со связью? – Денис, ты, что ли? Это что же я, лучшего друга не узнал? В трубке щелкнуло, голос Дени стал отчетливым: – Ты далеко? Приехать можешь? Слишком отчетливым стал голос Дени. Даже скорее – мертвенным, таким голосом только станции метро объявлять. – Из Железнодорожного выехал. Что случилось? – Димка умер. Первым на ум пришел мой спич… короче, текстовик – молодой дерганый пацан двадцати пяти лет. Вторым – друг Дени, который как раз чем-то болел, дай бог памяти чем. Вроде диабет у него в сорок лет начался… Кто из них? Или еще какой-то Димка? – Который? С диабетом? – Мой сын. Я ударил по тормозам, выматерился, включил аварийку, сзади засигналили. Остановиться бы, да негде. – Сегодня не первое апреля, не шути так… Что случилось? – молчание в ответ. – Денис?! – Жду в Реутове у фонтана. Как раз одновременно приедем. Прерывистые гудки. Дениному Димке четырнадцать, что произошло?! Пьяный мажор за рулем? Другое на ум не приходило. Засужу подонка, он у меня в тюрьме сгниет, но перед тем закукарекает. Или не мажор, или наркоманы деньги вымогали? Драка в школе? Что?! Хороший ведь пацан… был. Учился, боксом занимался… Может, травма, несчастный случай? На подъезде к Реутову дорога расширилась, и «крайслер» вспомнил, что он гоночный болид. Спустя десять минут я был на месте, уселся на скамейку напротив маленького храма, по привычке перекрестился. Танцующий фонтан, гордость парка, ремонтировали, и сейчас танцевали только лепестки цветов в лужах, оставшихся после недавнего дождя. Солнце припекало по-летнему, но спрятаться было негде – листья еще не распустились, да и этот парк молодой, чтобы деревья начали давать тень, должно пройти еще лет пять. На скамейке справа сидели роллеры – кудрявый пацан и девочка с розовыми волосами, две рыжие близняшки лет тринадцати учились кататься на роликах и напоминали коров на льду. Вокруг них нарезал круги парнишка постарше – рисовался, у него все получалось. Здесь была плитка, и ролики тарахтели на стыках. Скоро и моя Элина женихаться начнет… или невеститься? Как оно правильно называется? Трудно представить, что молокосос типа этого рисующегося – мою девочку… Убью! Подольше бы она оставалась ребенком, как Денин Димка. Что же случилось с Димкой и почему понадобился я? Когда случается горе, не до встреч с друзьями. Или Деня хочет попросить об услуге? А может, ему просто не с кем поговорить… Это вряд ли, приятелей у него всегда было море. А вот и он. Деня был среднего роста, если не сказать маленького, но сейчас казался еще меньше – сутулый, черный какой-то, руки туда-сюда болтаются. Среди людей, довольных майским солнцем, он, как клякса. Увидел меня, ускорил шаг, молча сел рядом. Я тоже молчал, ждал, когда он заговорит сам. – Наркота, – прохрипел он, вытащил сигарету и сломал ее, как спичку, выругался. Когда мы познакомились, Деня бросал курить, бросил, вот, начал. И кто его осудит? Я – точно нет. Деня закурил и продолжил, давясь дымом: – Мы думали, у него в школе конфликт… А он и в школу-то не ходил… Двое суток искали, он шлялся где-то, а потом – вниз головой с моста… Прямо под колеса. Сам. Никто ему не помогал. И почему? Почему нам не сказал, мы помогли бы… – в его непослушных пальцах сломалась дымящаяся сигарета, упала на асфальт. Краем уха я слышал, что по столице прокатилась волна самоубийств подростков, но не придал этому значения. Хотелось как-то утешить Деню, но я чувствовал, что сделаю только хуже, мне нужно сидеть и ждать молча. – Он сейчас на вскрытии, мой мальчик. Я был против, но мне сказали, что без судмедэкспертизы никак. Я и так знаю, что это новая наркота виновата. – Уверен? – Да. Потому сразу тебе и позвонил, – он вскинул голову и прямо посмотрел мне в глаза. Я многое повидал, можно сказать, со смертью на брудершафт пил, но его взгляд – самое страшное из всего, что я видел, хотелось съежиться и втянуть голову в плечи. – Надо наказать тех, кто сделал это с моим мальчиком. Поможешь? Чем, ну чем я помогу? Оторву руку наркоторговцу? Закопаю его? На незаданный вопрос Деня ответил сам: – Ты же можешь предать дело огласке. Партии вашей нужно же как-то привлекать к себе внимание? У тебя ж дочка подрастает, а эти твари прямо в школе торгуют! Мы только начнем… И я сам казню виноватых, а остальных – под суд! Он сжал кулак так сильно, что костяшки побелели, лицо его тоже побелело, обычно яркие губы вытянулись в нитку. Он напоминал свеженького зомби из болот. Тьфу ты, ну и мысли в голову лезут, прости, Господи! – И пусть кукарекают, – сказал я без задора. – Там таких любят. Произошедшее не укладывалось в голове. Только неделю назад видел Димку, все у него было хорошо, и на тебе! Ни за что бы не подумал, что мальчик-хорошист, к тому же спортсмен, подсядет на наркоту. Деня смотрел на купола храма с ненавистью, и губы его неслышно шептали: – За что? Я и сам не понимал, за что расплачивается Деня, отличный семьянин, ну погуливает от жены, возит девок на дачу – а с кем не бывает? Не ворует, не убивает, честно трудится. Если так разобраться, я больше заслужил немилость. – Послезавтра в три похороны, приходи, – проговорил он, вставая.