Я нетерпеливо махнул рукой. — На последнем аукционе она шла за триста пятьдесят тысяч, — сказал он. — А как такая ценность защищена от кражи? — В нашем доме хорошая охранная система, — сказал он. — «Триполис». У всех соседей такая. — «Триполис» хорош, но дорог — у меня он у самого стоит. Тысяч восемь в год. А сколько вы инвестировали в собственную профессиональную репутацию? — В смысле? — Двадцать тысяч? Десять тысяч? Меньше? Он пожал плечами. — Ни единого эре, — сказал я. — У вас резюме и карьера, которые стоят раз в десять дороже, чем картина, о которой вы говорили. Однако никто за всем этим не присматривает, никакой охранник. Потому что вы не видите такой необходимости. Вы считаете, что результат вашего руководства акционерным обществом сам за себя говорит. Ведь так? Ландер не ответил. — Однако, — сказал я, подавшись вперед и понизив голос, словно собираясь сообщить некую тайну, — это не так. Результат — это картина Опая: несколько штрихов и ноль без лица. Картина — ничто, репутация — все. Это-то мы и можем предложить. — Репутацию? — Вы тут сидите передо мной, один из шести хороших кандидатов на руководящую должность. Только не думаю, что вы ее получите. Потому что для такой должности ваша репутация слабовата. Рот у него раскрылся, словно для протестующего крика. Которого так и не последовало. Я снова откинулся на высокую спинку кресла, оно скрипнуло. — Господи, да вы же добивались этой работы! А всего-то и надо было, чтобы какое-нибудь подставное лицо просто указало нам на вас, а вы бы потом, при встрече с нами, уверяли, что знать об этом не знаете. Ведь за топ-менеджером надо еще охотиться, они не появляются сами, готовенькие — подстреленные и освежеванные. Я видел — мои слова возымели действие. Он был глубоко потрясен. Это вам не обычная анкета для интервью, ни Кюте, ни Диск, ни какой-нибудь еще из подобных же тупых и неудобных вопросников, выдуманных психологами с более или менее выраженной психологической тугоухостью и так называемыми специалистами по человеческому потенциалу, которые сами такового начисто лишены. Я вновь понизил голос: — Я надеюсь, ваша жена не слишком расстроится, когда вы ей все это расскажете сегодня вечером. Что вожделенная работа вам так и не досталась. Что карьера в этом году пока повисает в режиме ожидания. Как было и в прошлом году… Он вздрогнул в своем кресле. В десятку! Еще бы. Это же Роджер Браун в действии, ярчайшая звезда рекрутингового небосклона на сегодняшний день! — В прошлом? — А разве нет? Вы ведь предлагались на руководящую должность в «Денья». Майонез и печеночный паштет, правильно? — Я полагал, там все конфиденциально, — кротко проговорил Иеремиас Ландер. — Безусловно. Но у меня такая работа — отслеживать все. Вот я и отслеживаю. Доступными мне методами. Глупо добиваться должности, которую не получишь, особенно в вашем положении, Ландер. — В моем положении? — Ваши бумаги, ваши профессиональные достижения, результаты тестов и мое впечатление от вас говорят мне, что все необходимое у вас есть. Что вам не хватает только репутации. А в репутации главное — эксклюзивность. Метания в поисках негарантированной работы подрывают эксклюзивность. Вы руководитель, вы ожидаете не места — но место! Ту самую, единственную работу. И она вам будет предложена. На серебряном блюдечке. — Правда? — сказал он, снова пытаясь изобразить уверенную улыбку. На этот раз безуспешно. — Я очень хотел бы заполучить вас в нашу конюшню. Вы не должны искать никаких других мест. Не должны соглашаться, когда вам позвонят из других рекрутинговых агентств с привлекательно выглядящими предложениями. Вы должны держаться только нас. Быть эксклюзивом. Дать нам выстроить вам репутацию и охранять ее. Позволить нам стать для вашей репутации тем, чем «Триполис» стал для вашего дома. Через два года вы придете к жене с гораздо более хлебной должностью, чем эта, о которой мы толкуем. С гарантией. Иеремиас Ландер провел большим и указательным пальцами вдоль тщательно выбритого подбородка. — Хм. Это несколько иной поворот, чем я думал. Поражение словно успокоило его. Я наклонился к нему. Развел руки. Приподнял ладони. Посмотрел ему в глаза. Исследования показали, что семьдесят восемь процентов впечатления во время интервью создается при помощи языка тела и только восемь — того, что ты говоришь. Остальное — это одежда, запах изо рта и подмышек и то, что висит у тебя на стенке. Языком тела я владел великолепно. И в данный момент с его помощью транслировал открытость и доверительность. Пригласил его наконец к огоньку: — Послушайте, Ландер. Завтра сюда приедет председатель правления заказчика и его руководитель службы информации для встречи с одним из кандидатов. Я хотел бы, чтобы они встретились и с вами тоже. В двенадцать часов — годится? — Прекрасно, — ответил он, не притворяясь, что ему надо сперва заглянуть в свой ежедневник. Он мне нравился все больше. — Я хотел бы, чтобы вы выслушали, что там у них есть, а потом вежливо отказались, поскольку вас это в настоящий момент уже не интересует, объяснили бы, что это не то предложение, на которое вы рассчитывали, и пожелали бы им удачи. Иеремиас Ландер склонил голову набок: — А я не покажусь им несерьезным? — Вы покажетесь им амбициозным, — сказал я. — Человеком, знающим себе цену. Человеком, чьи услуги эксклюзивны. И это — начало истории, которую мы… — Я взмахнул рукой. — Репутация? — Она. Ну что, договорились? — На два года. — Гарантирую. — А как именно вы это гарантируете? Я записал: ЧУТЬ ЧТО — СНОВА ПЕРЕХОДИТ В ОБОРОНУ. — Потому что я назначу вас на одно из мест, о которых говорю. — Но как? Не вы же принимаете решение. Я снова прикрыл глаза. Это выражение лица ассоциировалось у Дианы, моей жены, с образом ленивого льва, пресыщенного владыки саванны. Образ мне нравился. — Моя рекомендация — это решение заказчика, Ландер. — В смысле? — Так же точно, как вы никогда больше не будете искать работу, не зная наверняка, что ее получите, я никогда не даю таких рекомендаций, которым бы не следовал заказчик. — Неужели? Никогда? — Старожилы не припомнят. Я никого никому не порекомендую, если на сто процентов не уверен, что заказчик последует моей рекомендации, — в противном случае пусть лучше заказ уйдет к конкурентам. Даже если у меня три блестящих кандидата и я уверен на девяносто процентов. — Но почему? Я улыбнулся: — Ответ начинается на букву «р». На которой выстроена вся моя карьера. Ландер покачал головой и улыбнулся: — Мне говорили, что вы феноменальный, Браун. Теперь я понимаю, что имелось в виду. Я улыбнулся и встал. — Теперь я предлагаю вам отправиться домой и сообщить вашей красавице жене, что вы отказались от этой работы, так как решили, что надо метить повыше. Ручаюсь — вас ждет приятный вечер. — Почему вы это делаете для меня, Браун? — Потому что комиссионные, которые ваш работодатель заплатит нам, составляют треть вашей номинальной зарплаты за первый год. Вам известно, что Рембрандт имел обыкновение ходить на аукционы, чтобы поднимать цену на свои картины? Зачем мне продавать вас за два миллиона в год, если мы, немного поработав над репутацией, сможем это сделать за пять? Единственное, что мы требуем, — чтобы вы доверили это нам. Ну что, договорились? — Я протянул ему руку. Он жадно схватил ее: — У меня чувство, что это была полезная беседа, Браун. — Присоединяюсь, — сказал я, отметив для себя, что надо будет дать ему пару рекомендаций насчет техники рукопожатия, прежде чем он встретится с заказчиком. Фердинанд проскользнул в мой кабинет, едва Иеремиас Ландер ушел. — Бээ! — сказал он и скорчил рожу, помахав перед носом ладошкой. — «Eau de camouflage».[1] Я кивнул, открывая окно, чтобы проветрить. Фердинанд имел в виду, что кандидат крепко надушился, чтобы перебить запах нервозного пота, обычно заполняющий наши допросные. — По крайней мере это был «Клайв Кристиан», — сказал я. — Жена купила. Как, кстати, и костюм, туфли, рубашку и галстук. И это была ее идея — подкрасить виски в седину. — А ты откуда знаешь? — Фердинанд опустился в кресло, в котором прежде сидел Ландер, но тут же снова вскочил с омерзением на лице, почувствовав влажное тепло, все еще державшееся в обивке. — Он побелел как полотно, стоило мне нажать на кнопку «жена», — ответил я. — Я предсказал, как она будет разочарована, когда он сообщит ей, что эта работа ему не достанется. — Кнопка «жена»! Откуда это у тебя, Роджер? — Фердинанд пересел в другое кресло, положил ноги на стол — довольно сносную имитацию кофейного столика от Ногучи, — взял апельсин и стал счищать с него кожуру, так что фонтан едва видимых брызг оросил его наглаженную рубашку. Для гомосексуалиста Фердинанд был чересчур неряшлив. И чересчур гомосексуален для охотника за головами. — Инбау, Рейд и Бакли, — сказал я.