Затем она начала обращаться за помощью к большим начальникам. Все с радостью соглашались помочь, но только она доходила до определенного момента, то упиралась в какую-то невидимую стену. Никто с ней потом не говорил, информацию не предоставлял, а все запросы заворачивали, что это военная тайна, хотя, что может быть секретного в сметах и документах, сколько именно сотен экскаваторов работали в секторе? Еще через полгода наша квартира стала напоминать логово каких-то заговорщиков из старых глупых фильмов, с многочисленными досками, на которых изображены стрелочки, фамилии и столами, на которых свалены горы документы с закладками на несоответствиях. Она мне говорила, хотя я и не очень вникал, что тут самая большая коррупционная схема в истории человечества, что украдено примерно столько, сколько и потрачено на все наши камчатские владения. — Обычно, — тихо заметил Игорь, — такие расследования вызывают естественную реакцию. Они, просто говоря, крайне опасны. Эмиль на это ничего не ответил. — В общем, расследование продолжилось еще несколько месяцев, а потом, во время одного из плановых осмотров моей жене сказали, что у нее рак. Запущенный. И что уже ничего не спасет. — Ох… — Мы не стали биться в истерике, проклинать всех или мотаться по каким-то шаманам, которые лечат рак вытяжкой из пенисов крыс, а просто провели последние недели вместе. Мы гуляли, лежали, занимались любовью, обсуждали книги. Понимаешь, только когда мы поняли, что скоро расстанемся, только тогда мы начали жить по-настоящему, мы вспомнили, за что друг друга полюбили… Это было самое лучшее время для меня, хотя и самое печальное, потому, что я понимал, что скоро потеряю самое большое сокровище в моей жизни, и каждую секунду, когда я не держу ее за руку, стоит мне дороже всех сокровищ мира. Потом она умерла. Тихо и с миром, как, я подозреваю, всегда и хотела. Не в госпитале, исколотая иглами и напичканная химией, а у себя дома, рядом с любимым мужчиной. Мы вечером заснули в объятьях друг друга, а утром я проснулся один. Я сразу все понял, хотя, внешне ничего не изменилось. Моя красавица так же лежала в постели, а на лице ее играла лукавая улыбка. Эмиль тяжело вздохнул. После похорон, — он продолжил, — я не мог смотреть на эти все бухгалтерские документы, акты и прочую чушь. Наверное, я подсознательно винил именно этот проект, последнюю работу моей супруги в ее смерти. Я собрал все в чулан, закрыл там все и забыл на пару лет. Началась другая жизнь, девушки, служба. А от всего, что было счастьем, я будто бы отгородился какой-то стеной и наложил табу. Ни в коем случае не касаться и не притрагиваться к этому. И вот, не так давно, я разбирал чулан, и увидел те бухгалтерские документы и дневник моей жены. Боль, скажу честно, немного поутихла, и я стал читать то, что она раскопала на тот момент. — И ты снова начал расследовать. — Ты угадал. И не так давно у меня, вот же смех, так же обнаружили тот же самый рак в той же последней стадии. Вот так совпадение. — Это не совпадение, — тихо заметил Игорь, стараясь не смотреть на силуэт собеседника в темноте. — Если бы я верил в теории заговора, я бы согласился. Нас заразили раком, сначала супругу, потом меня. Чтобы слишком глубоко не копались в грязном белье уважаемых людей. Это тот рак, помнишь, который открыли, что передается подобно вирусу. Игорь слегка кивнул. — И что ты собираешься делать? — Я? А что я могу? Я одинок, детей нет, родных тоже. Да я доказательства никому бы и не стал передавать, знаешь ли, обрекать еще одного человека на столько страшную смерть… Это не для меня. — Значит, жуликам все сойдет с рук? — Как и всегда. Они всегда выигрывают, это только в фильмах герой-одиночка идет против системы и ломает ее, побеждает. В жизни все совсем не так. У них всегда просто больше ресурсов, а банановой кожуры у них хватит на всех. Что такое, поскользнулся в ванне и сломал шею? Вот незадача, но бывает. Да я и не хочу никому мстить. Я рад, что умираю. Ты можешь мне не верить, но это действительно так. Я там, на небе, или в небытие опять встречусь с моей любимой. И мы будем смотреть друг на друга годами и рассказывать какие-то смешные истории. Моя жизнь без нее — это не жизнь, а так, симуляция. Я себя чувствую неживой куклой, на которую натянули рожицу, и она улыбается и что-то делает, но это все не по-настоящему. А она, моя супруга, ждет меня, я уверен. Уже немного сердится, что я задерживаюсь и заставляю ее ждать, но как только увидит меня, то перестанет хмурить свой лоб и улыбнется мне. Они сидели и смотрели в темноту, и Игорь уже стал думать, что скоро им придется вернуться, а ответы он так и не получит. — Ты меня спрашивал про роботов… Я не должен тебе говорить такое, но ситуация, как говорится… Да даже если меня отдадут под трибунал, пока все процедуры соблюдать… Я к тому времени уже… Ситуация деликатная. И для тебя не очень приятная. — Погоди, — устало перебил его Игорь, — теперь как в старых детективах, ты должен сказать в стиле «Убийца — садовник!» и сказать, что робот — это я. Эмиль немного повернулся, но тьма скрывала его лицо, и нельзя было с определенностью сказать, что оно выражает. — Ах, мой друг. Если бы все было так просто. Ты делаешь древнейшую ошибку, которой подвержены все. — Какую же? — Считаешь, что весь мир крутится вокруг тебя. Что ты — центр Вселенной, эгоцентрическая модель мира. — Так что? Эмиль вздохнул. — В общем… Все члены экипажа были роботами. Игорь, сидевший чуть подальше, издал какой-то непонятный звук. — Все? — Ну, кроме меня. Меня отправили потому, что и так я не жилец, а в случае чего смог бы всех отключить. — И я?.. — И ты, и ты… — Подожди, — возмущенно Игорь вскочил на ноги и прошелся по корпусу подлодки, — что-то не складывается! Я бы точно знал! Не могли все быть! А капитан⁈ А Семен, вот он-то точно должен был все знать! — А что Семен? У него не было причин обследовать каждого. Вы же состоите из мяса и костей, как и люди. — Подожди. Ты же сказал, что мы роботы, так как из мяса и костей⁈ — Ну да, все, кроме руки у Семена, кое-чего у других… Мозг только из мета. — А как… — Перестань!, — в темноте показалось, что Эмиль нахмурился. Тебе и вправду хочется знать технологию? Ну, спустись в медицинский отсек, или дождись возвращения и сделай рентген, и насладись фото своего металлического мозга, если не веришь мне. — А к… — Игорь запнулся, — капитан как? Он знал? — С капитаном вышло некрасиво. Его сделали слишком умным, и он через пару дней уже начал что-то подозревать, а потом сопоставил факты и сделал выводы. Пришлось с ним провести беседу. — Так это ты его убил? — Я. Но не подумай ничего плохого, мы с ним вместе приняли такое решение, оно записано. Я просто помог. Он не смог жить с осознанием, что является роботом. Подумаешь… Ну, робот и робот. — А зачем вся эта история с ядерным реактором и его телом там? — Мы с ним так решили, что будет лучше. Мало ли, внезапная смерть капитана… Может, Семен бы настоял на вскрытии. И что, я бы категорические запретил? Или, потом объяснял, почему у капитана мозг серый, но твердый? Нет, это было лучшее решение, и мы его выполнили. — А зачем вообще это все? — Долго рассказывать, а времени почти нет, — Эмиль взглянул на часы. Если очень грубо, то высшее военное командование хотело испытать, как будут себя вести роботы в боевом походе. В таком, когда стресс, надо принимать самостоятельные решения, ядерное оружие к тому же под рукой. Вот и затеяли такой цирк. Игорь думал и не нашел, наконец, ничего умнее, чем выпалить: — И что, как думаешь, эксперимент удался? — Трудно сказать, — силуэт Эмиля пожал плечами. Я думаю, удался. Правда, я сделал множество заметок, что психологическое состояние роботов нестабильно. — В каком смысле? Не помню, чтобы кто-то из экипажа бросался на остальных с ножом или покончил с собой. — Помнишь, в самом начале похода нас атаковал враг, промахнулись, но какое-то излучение было, которое мы не смогли определить? Игорь кивнул. — Не знаю, что это, но, думаю, американцы догадывались, что какие-то роботы или просто эксперименты с метом у нас проводятся на борту. Или, слив информации предателями. Или, просто случайность, не знаю. Но на ваши мозги это как-то повлияло. Согласись, необычно, когда у одного простого моряка вдруг открывается талант величайшего математика, второй, начинает проектировать аппараты для полетов к другим планетам и так далее. А остальные испытывают сильнейшие нервные потрясения, да такие, что ни с кем даже не делятся. Это очень странно, согласись. Ну, я и думаю, что облучили нашу подлодку неспроста, и это вызывает сбой в мета-мозгу. — И что же тут плохого? Представь, проблемы тысячелетия можно решить, если правильно облучить такого робота. Неужели, наше начальство будет разбрасываться такими возможностями⁈ — Конечно, нет, разбрасываться не будет. А если получится не самый великий математик или знаток материаловедения, а какой-то Пол Пот, который станет лидером России и начнет уничтожать ее население? Или, еще чего задорнее устроит, а ядерных зарядов у нас осталось немало. Да и у американцев тоже. Нет, пока генералы не разберутся досконально, как это работает, и чтобы не было нежелательных последствий, думаю, это слишком сильное и непредсказуемое оружие. Но решать не мне. Игорь взглянул на часы, их время почти вышло. — И что со мной будет? Небосклон постепенно светлел, и было почти видно неподвижное лицо Эмиля, пристально обращенное к нему. — Это ты сам решай, пока можешь. Есть функция у всех роботов в этом походе, я могу стереть события из памяти. Так сказать, аварийная перезагрузка. Тогда ты все забудешь, что я тебе сказал, все эти трагедии, — он махнул рукой в сторону отсеков, — и вернешься в свое старое состояние, геолог-балагур. Что может быть лучше? — А если я откажусь? — Господи, — Эмиль нервно хохотнул, — я себя чувствую в какой-то скверной пьесе. Ты пойми, я не истина в последней инстанции, не Бог и не решаю все за тебя. Если откажешься — то все будешь помнить, кто ты и откуда. До базы. А там все, что ты решишь — уже неважно, там твою судьбу будет решать командование. — Значит так, да? — Ну да. — Значит, я могу остаться единственным таким… — Почему единственным? На нашей базе таких роботов уже полно. — Что⁈