“Что, если с ним кто-то есть?” “Тогда это просто был не их день”. Он сделал паузу: “Лиз, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что это просто Хартли”. “Когда это произойдет, Рис?” “Моя подруга-репортер связалась с фотографом-папарацци, которого она знает в Нью-Йорке, чтобы спросить о Хартли. Она сказала, что делает материал о нем и хотела бы получить самую свежую информацию на местах. Очевидно, он проводит ночи с блондинкой, агентом по недвижимости в Сохо. У меня даже есть адрес.” • • • Лиз наблюдала за Рисом с другого конца ангара. Если он взорвал себя, он не хотел, чтобы она тоже умерла. Она наблюдала, как он осторожно высыпал удобрение в ведро с водой, размешивая его ручкой метлы, прежде чем добавить золотисто-красную жидкость из колбы с набором для химии. Затем он медленно вылил то, что затем превратилось в молочно-белую пену, на одну из простыней, которые он натянул между стульями. Лиз это напомнило ей о желе, которое она готовила вместе со своей бабушкой в детстве, наблюдая, как жидкость медленно стекает через марлю на кухонный стол. Рис сфокусировал нагревательную лампу на простыне, а затем переместился к столу подальше от варева, которое он только что создал, предположительно, чтобы ограничить ущерб на случай, если следующая порция пойдет не так, как планировалось. С ее точки зрения, Лиз было трудно сказать, что он делал. Она могла видеть, как он смешивает то, что казалось средством для чистки бассейна и бетона, с жидкостью для снятия лака для ногтей в стеклянной посуде для химии, перемешивает, а затем наливает в кофейный фильтр, который он закрепил над круглодонной колбой. Она могла сказать, что он был настолько дотошен, насколько возможно, во время этой части процесса, и ей стало интересно, была ли это та часть, где террористы иногда непреднамеренно взрывались. Плоскогубцами он вытащил пулю из гильзы калибра 5,56 мм и высыпал порох на стол. Лиз была ошеломлена, думая, что в любой момент она может наблюдать, как мужчина, к которому она была ближе всего в этом мире, входит в следующий. Из цепочки красных, зеленых, желтых и синих гирлянд для рождественской елки Рис вырезал одну лампочку, разогрев конец свечой, прежде чем окунуть ее в воду, чтобы отломить кончик. Она знала, что это была деликатная часть процедуры, поскольку наблюдала, как Рис упаковывает гильзу с картриджем с его недавно созданной смесью и помещает сломанный светильник внутрь, закрепляя его горячим клеем. До нее дошло, что из элементов, которые обычно приносили счастье, Рождество и бассейны, Рис приготовил смесь смерти. Когда он закончил, Рис встал и медленно отошел от стола. Он выглядел усталым и испытывающим облегчение. “Все прошло хорошо”, - сказал он. “Старый добрый ‘удар моджахедов’. И мы даже все еще живы”. “Неужели чудеса никогда не прекратятся”, - ответила Лиз, очевидно, испытывая такое же облегчение, как и он. “Потребуется как минимум ночь, чтобы нитрат мочевины высох на простынях. Это эквивалент тротила и будет основным взрывчатым веществом. Нагревательные лампы должны помочь ускорить процесс. Опасная часть выполнена. Завтра я набью взрывчаткой трубу из ПВХ и помещу медную чашу под хомут, вставлю сзади только что изготовленный мною запальный колпачок и присоединю лампочку к беспроводному дверному звонку. Неплохо для любителя.” “Я просто рада, что мы все еще целы”, - заявила Лиз. “Я тоже. Давайте немного отдохнем. В течение следующих нескольких дней нам это понадобится ”. ГЛАВА 68 Нью-Йорк, Нью-Йорк ЭНТОНИ КРЕЙГ НЕ нравится его работа. Ну, это была не его работа как таковая; ему не нравился человек, которого его работа требовала от него водить по Нью-Йорку. Будучи молодым чернокожим парнем, выросшим в Бруклине в 1960-х и 70-х годах, он шел по темному пути. Так было до тех пор, пока его отец не взял отгул от своих обязанностей уборщика в инвестиционном банке на Уолл-стрит, что Энтони мог припомнить, он сделал всего один раз, чтобы пригласить его на ланч. Вместо того, чтобы перекусить, они отправились пешком в вербовочный пункт Корпуса морской пехоты на Чемберс-стрит. Морские пехотинцы выбили чип из его плеча и перевернули его жизнь. После ранней смерти своего отца от сердечного приступа Энтони покинул Корпус и вернулся домой в Нью-Йорк. Он женился на женщине, с которой познакомился в церкви, и они вырастили двоих детей, которые сейчас оба учатся в колледже на академические стипендии. Сейчас, в свои пятьдесят с небольшим, он гордился жизнью, которую он создал. Он не гордился человеком, которого он возил. Дело не в том, что Джей Ди Хартли плохо к нему относился; на самом деле, все было как раз наоборот. Несмотря на распутство Хартли, в целом он всем нравился. В жизни Хартли был момент, когда супружеская измена была частью его личности и даже элементом его национальной идентичности. Он был избран в Конгресс от великого штата Калифорния, несмотря на то, что его неоднократно ловили с поличным в компрометирующих ситуациях, как финансовых, так и внебрачных, но то, что было приемлемо в Калифорнии, было неприемлемо для национального электората. После провала президентских выборов он позволил своей жене быть в центре внимания, поскольку она прокладывала себе путь по властным постам вплоть до министра обороны. Джей Ди занялся управлением своей консалтинговой компанией, лоббированием и созданием своего фонда с миссией распространения компьютеров и образования в странах третьего мира. Это позволило ему посещать благотворительные мероприятия, где он был героем вечера в окружении обожающих женщин, которые находили его озорные манеры чрезвычайно привлекательными. Что оскорбило Энтони, так это не стиль жизни или элитарность его нынешнего работодателя. Это был тот факт, что Джей Ди Хартли с первого дня предполагал, что, поскольку Энтони был чернокожим, он по умолчанию был либеральным демократом и поддерживал политические пристрастия Хартли. Энтони видел, как либеральная политика снова и снова подводила его сообщество, продвигая культуру привилегий, которая, по его мнению, была причиной проблем, а не их решением. В любом случае, Энтони был человеком Божьим и профессионалом. Он улыбался и заводил светскую беседу , когда это было необходимо, всегда вовремя, всегда заправленный и готовый к работе. Сегодня его босс заставил его ждать дольше обычного. Энтони припарковал Suburban прямо перед квартирой в Сохо, где Хартли провел ночь со своей последней любовницей, хорошо обеспеченным агентом по недвижимости, которой было чуть за тридцать. Должно быть, он действительно был в ударе, поскольку провел весь день с ней в многоквартирном доме, наконец позвонив Энтони ближе к вечеру. Швейцар позволил Энтони припарковаться в зоне погрузки, пока он ждал бывшего конгрессмена. Энтони настроил спутниковое радио на станцию классической музыки, обозревая вечерний Манхэттен. Он любил суету Нью-Йорка и никогда бы не подумал о работе в другом месте. Жизнерадостность людей, движущихся по тротуарам, постоянный поток транспорта и величественность зданий никогда не устаревали для него. Это был его город. Меланхолия “Im Abendrot” Рихарда Штрауса заполнила Suburban. Энтони любил классическую музыку почти так же сильно, как он любил Нью-Йорк. Объединение этих двух было величественным. Знание того, что пьеса была написана со спокойным принятием смерти в качестве вдохновения, казалось, резко контрастировало с жизнью, окружающей нынешнюю часть Энтони, наполненную энергией раннего вечернего Нью-Йорка. Швейцар махнул рукой, показывая, что конгрессмен Хартли направляется вниз. Энтони вышел из своего автомобиля, толкнув тяжелую бронированную дверь, и подошел к правой задней пассажирской стороне, чтобы открыть дверь, когда Хартли пружинистой походкой вышел из здания. “Добрый вечер, Энтони”, - сказал Хартли с уверенной улыбкой, полной великолепных белых зубов, когда он подошел к машине в безупречном темно-синем костюме и ярко-желтом галстуке. “Извините, что заставил вас ждать, но долг призвал”. “Добрый вечер, конгрессмен”, - ответил Энтони, открывая дверь для своего работодателя, закрывая ее за собой и обходя спереди. Черный фургон Sprinter чуть не сбил его с ног. “Вау!” Энтони запнулся, восстанавливая равновесие. “Привет!” Он накричал на водителя спринтера. Фургон затормозил прямо рядом с "Субурбаном" конгрессмена, так близко, что сбил с автомобиля левое зеркало бокового обзора. Эти молодые курьеры сумасшедшие, подумал Энтони, недоверчиво пожимая плечами, как бы говоря, ну и что теперь? Когда он вернулся к передней части Suburban, он хорошо рассмотрел водителя фургона. С окладистой бородой и нечесаными волосами он больше походил на горца, чем на водителя доставки. Именно тогда, когда он соскользнул с переднего сиденья и двинулся параллельно прижатому автомобилю вперед, Энтони понял, что это не водитель доставки. Время, казалось, замедлилось для Энтони, когда он посмотрел в переднее окно и увидел Хартли на заднем сиденье, читающего свою газету, равнодушного к суматохе, вызванной Спринтером. Переключив свое внимание обратно на водителя фургона, он заметил что-то маленькое и белое в его левой руке. Казалось, что он смотрит не на Хартли и не на Suburban, а на людей на тротуаре. Только тогда Энтони понял, что происходит. Он должен был вытащить Хартли из машины. Это была его последняя мысль перед звуком, которого он не слышал со времени своего основного разрушения обучение в Корпусе морской пехоты тридцатью пятью годами ранее началось со Спринтера. Огонь, оглушительный шум и ударная волна, не похожая ни на что, что он когда-либо испытывал, прокатились по его телу и высосали воздух из легких. Suburban конгрессмена перевернулся на бок, прижавшись к бордюру, в то время как фасад жилого дома принял на себя удар, который, по мнению Энтони, мог снести здание. Широко раскрытыми глазами он смотрел на некогда мирные улицы, которые только что превратились в зону боевых действий. Когда он снова повернулся к бородатому мужчине, все, что он увидел, это движение и хаос. ГЛАВА 69 РИС ПОВЕРНУЛ ЗА УГОЛ и побежал на восток, смешавшись с массами людей, отчаянно пытающихся сбежать с места взрыва. Он не мог не думать о похожих кадрах с телевидения шестнадцатью годами ранее, кадрах, которые отправили Риса и его братьев в дальние уголки земного шара в поисках виновных. Импровизируй, Рис. Он увидел возможность и отреагировал мгновенно, схватив широкополую черную шляпу с головы еврея-хасида, бегущего перед ним. Мужчина мгновенно повернулся влево, чтобы забрать свою священную шляпу, но Рис пронесся мимо мужчины справа от него и продолжил движение вперед. Толпа, похожая на овец, почувствовала отсутствие опасности и начала замедляться, когда в ней проснулось человеческое любопытство. к большому шоку Риса, люди начали доставать свои телефоны, чтобы проверить новостные сайты, снять видео и даже опубликовать в социальных сетях, чтобы никто не пропустил ни единого момента из их общего жизненного опыта. Быть пойманным с оружием в Нью-Йорке было абсолютно недопустимо. Как бы Рис ни любил свой Glock 19 за его надежность и долговечность, он был немного великоват, чтобы скрыть его от наметанного глаза. Если его заметит зоркий офицер полиции Нью-Йорка за ношение скрытого пистолета, его миссия резко оборвется. Ему было бы нелегко выкручиваться из этой стычки, и выяснять отношения с копами здесь было действительно плохим планом. Однако на данный момент он не собирался оставаться безоружным, поэтому он снизил огневую мощь для маскировки. Glock 43 представлял собой компактную версию более крупного австрийского пистолета с одинарным магазином и общим 9-мм патронником. Пистолет Риса был тщательно доработан компанией Zev Technologies в Окснарде, Калифорния, и Рис мог стрелять из него почти так же хорошо, как из своего более крупного родственника. С тонким, но мощным пистолетом в дополнительной кобуре Рис мог защитить себя и, возможно, прервать контакт, если бы это было абсолютно необходимо. Он отчаянно надеялся, что этого не произойдет. Рис замедлил свой темп до бега трусцой и отошел к краю толпы. Перейдя на быструю ходьбу, он повернул на север по переулку, водрузив шляпу на макушку. На ходу снимая рюкзак, он достал черную флисовую ткань Arc'teryx и натянул ее. Маскировка не выдержала бы пристального изучения, но, наряду с его окладистой бородой, она сработала бы с первого взгляда. Переулок вывел Риса на другую восточную улицу, где он повернул направо и начал искать такси. Прошло много лет с тех пор, как он был в Нью-Йорке, и ему потребовалось несколько попыток, прежде чем он расшифровал значение световых полос на крышах такси. Наконец заметив пустую машину, Рис вышел перед ней, чтобы преградить ей путь. Водитель остановился, и он быстро забрался внутрь. “Бруклин, лучшая покупка на Белт-Паркуэй”, - сказал Рис со своим лучшим восточноевропейским акцентом, неуверенный, соответствует ли его мимика его нелепой маскировке. Обычно плохое движение на Манхэттене превратилось в почти мгновенный затор, когда новость о взрыве распространилась по всему району. Мельница слухов ожила от домыслов, полуправды и откровенной лжи, паника распространялась, как лесной пожар во время шторма. То, что должно было быть короткой поездкой, превратилось в болезненное ползание. Водитель, который, по-видимому, был откуда-то из Центральной Африки, включил местную новостную станцию, чтобы послушать последнюю историю. Рис приготовился к описанию террориста и склонил голову, как будто в молитве. Ему пришло в голову, что сейчас не самое подходящее время попросить человека наверху о помощи. Пожалуйста, Боже, все, о чем я когда-либо просил тебя, это присмотреть за моей семьей. Позволь мне отомстить за их смерти.