Я включил свой мозг на полную катушку, пытаясь найти выход из этой ситуации, но ещё раз посмотрев на Виктора Гарсию, я понял, что бесполезно. Маньяк уже почувствовал вкус крови, он не отступится, ему нужен был лишь повод, чтобы устроить казнь. Парень не вынесет столько, а это похоже только ему и надо. — Хорошо, пусть будет пятьдесят ударов, но не ему, а мне, — облизнув высохшие губы, произнес я. — Это только моя вина. — Ты готов рискнуть жизнью ради него? — удивился доктор. — Ты даже не знаешь, как его зовут. — Вы просили, чтобы я придумал эквивалентное наказание, — ответил я. — Я его придумал, а причины не так уж и важны. — Хорошо, — усмехнулся он. — Так даже будет лучше. **** Привязали меня к столбу на центральной площади. Смотреть на экзекуцию собрали всех, даже Курт пришел. Оглядев меня с ног до головы, он ничего не сказал, лишь покачал головой. Начальник лагеря выступил с проникновенной речью, что дескать это не наказание, а помощь заблудшим душам, которые не осознают пагубного влияния своего источника. Прямо не доктор, а пастырь какой-то. Но в чем-то он оказался прав, мой источник опять взбрыкнул. Хоть я его и контролировал, но то, что творится в этом лагере, меня реально взбесило. Мне сунули деревяшку в рот, чтобы я ненароком не проглотил язык во время порки. Я обернулся и вновь посмотрел на доктора. Капельки пота на лбу, глаза горят, раскраснелся, видать, давление подкочило. «Точно псих и маньяк,» — окончательно решил я, отключая себе боль и укрепляя почки. — Раз, — кнут рассек воздух и приложился к моей спине. Боли я не почувствовал, будет потом отходняк, вот тогда я завою волком на луну. Экзекуция продолжалась, а я не издавал ни звука. На десятом ударе, послышался шёпот среди собравшихся детей, на двадцатом ударе шёпот перерос в нестройный гомон. На сороковом ударе показались рёбра, кто-то вскрикнул и я услышал звук упавшего тела. « Кто-то свалился в обморок.» Ну вот последний удар рассёк воздух, и экзекуция закончилась. Кто-то робко захлопал в ладоши, и уже через пару мгновений это переросло в бурную овацию. В строю детей послышались одобрительные выкрики. Дети выражали свой восторг, что я не закричал во время порки. Виктор Гарсия склонил надо мной своё перекошенное от злобы лицо и прошипел: — Всё равно я тебя сломаю, маленький ублюдок. И, повернувшись к остальным, громко объявил: — Он провисит здесь до утра, никому не разрешается подходить к нему. И развернувшись, он пошёл прочь. **** Стояла звёздная южная ночь, все давно спали в своих кроватях. Как только площадь опустела, мне пришлось отменить технику блокиратора боли. И дело не только в том, что это очень затратная техника, но и в том, что чем дольше её держишь, тем сильнее откат. Ведь ты не отменяешь саму боль, а просто блокируешь нервные окончания. Поэтому, запустив оздоровление в автоматическом режиме и предохраняя себя от болевого шока, я отменил блокировку боли. Боль волной прошла через всё тело, меня выгнуло дугой и я потерял сознание. Очнулся я уже глубокой ночью. Кинул диагностику, чтобы оценить степень тяжести. Ответ пришёл через пару минут — меня можно оценить как больного средней тяжести, и если собой не заняться, то минут через тридцать может быть уже поздно. Пришлось в огромных количествах черпать энергию из источника. Не люблю я это, мы менталисты сторонники точечного подхода, но сейчас нужно было лечить фактически всё тело. Минут через сорок моё состояние стабилизировалось, сейчас главное продержаться до утра. Спина горела огнём, и вместе с этим меня трясло от лихорадки, а мухи ползающие по моей спине никак не способствовали моему излечению, но критический момент прошёл — я выживу. Послышались тихие шаги, кто-то приближался, но сил повернуть голову не было. Он остановился рядом со мной, прошло пару секунд, и на мою спину легла мокрая тряпка. Я содрогнулся от боли. — Потерпи, я обмою твои раны, — сказал Макс. Минут пять он возился с моей спиной, а потом приподняв мою голову, дал мне попить из чашки. — Почему? — прохрипел я. Мне действительно было интересно, почему он пришёл, нарушая все возможные запреты. Он долго молчал, а потом, повернувшись ко мне спиной, снял свою рубашку. Уродливые рубцы, словно канаты, обвивали его спину. — За что? — спросил я. Он помолчал, а потом словно через силу рассказал. — Пять лет назад я нашёл щенка и взял его к себе. Увидев это, доктор приказал мне его убить, но я не смог. Вместо этого я отнёс щенка подальше, а вернувшись сказал, что убил его. Щенок вернулся через два дня. Тогда доктор на моих глазах убил его, а мне всыпали двадцать плетей. — Поэтому ты ночью пропадаешь? — догадался я. — Ходишь на его могилу? — Да, — тихо ответил он. — А как звали щенка? — уже зная ответ, спросил я. — Гайка, — сказал он и, повернувшись, пошёл к дому. Глава 3 **** В лазарете я провалялся неделю. Мой организм полностью восстановился за три дня, но рубцы ещё не зажили, да и я особо не спешил снова оказаться в лагере. Как-то не тянет меня встречаться с доктором-психопатом. Сейчас есть время всё спокойно обдумать и проанализировать, надо это использовать. Значит, что мы имеем? Мы имеем следующее: конвеер из детей-сирот в статусе рабов, над ними поставлен психопат и садист, чтобы управлять ими. Связи с внешним миром нет, убежать с острова проблематично. Это из минусов. Из плюсов — за эту неделю я прочитал весь немецко-греческий словарь, так что писать и понимать греческий я уже могу, осталось только попрактиваться в разговорном. Ну ещё непонятно, чем закончится вся эта история с поркой. То, что продолжение будет, я нисколько не сомневался, правда, не думаю, что он продолжит в том же духе. Хотел бы он меня запороть насмерть, то легко сделал бы это. Нет, ему надо меня сломить, и если грубая сила не влияет на меня, то скорее всего, он попробует унизить меня. В итоге я оказался прав. В день моей выписке ко мне пришёл начальник охраны Марк Спенсер. Внимательно оглядев меня, он протянул мне свёрток: — Вот, держи. — Что это? — спросил я. — Твоя новая одежда. Я развернул свёрток, там лежало женское леопардовое платье. «Мда, и это всё, что родил мозг этого пресловутого доктора?» — А если я откажусь это носить? — Мы никого не принуждаем, — пожал он плечами, — но тогда ты познакомишься с карцером. — Скажите, господин Спенсер, а доктор дружит с головой? — Ха, его методики может и выглядят странными, но поверь, они безотказно работают, — усмехнулся Марк. — Через боль, страх и унижения, — я показал рукой на платье. — Парень, ты бывал в цирке? Там львы и тигры вытворяют разные штуки, а рядом стоит дрессировщик с кнутом, сомневаюсь, что без дрессировщика получился бы цирковой номер. — Волки, — сказал я. — Что волки? — удивился начальник охраны. — Волки в цирке не выступают. — Через два часа за тобой придут, — сообщил он после небольшого молчания и вышел из моей палаты. «Ну в карцер, так в карцер, только пойду я туда на моих условиях», — решил я, доставая скальпель. **** Начальник лагеря, Виктор Гарсия, оглядел собравшихся на центральной площади детей. Сегодня он преподаст всем очередной урок. Он умел признавать свои ошибки и понимал, что порка произвела совершенно обратный эффект. Парень не только не сломился и не стал молить о пощаде, но стойко выдержал экзекуцию до конца, не издав ни звука. Виктор Гарсия периодически проводил такие показательные экзекуции. Они охлаждали самые горячие головы в лагере, но парень показал, что можно иначе. Можно дойти до конца и не сломаться. После порки в лагере началось брожение, дети разбивались на группы и о чём-то шептались. Он понимал, что такие вещи нужно подавлять в зародыше, иначе так и до бунта недалеко. Сейчас весь лагерь ждал появления своего негласно выбранного лидера. Ну что ж, он им его предоставит, правда, в женском платье. Унизь человека, выстави его в смешном свете и всё, можно забыть, что он когда-нибудь возглавит сопротивление. Он отправил самых здоровых охранников, чтобы они проследили, что тот наденет это платье. Парень, конечно, бунтарь, но его физическое состояние оставляет желать лучшего, и серьёзного сопротивления он не окажет. Сломить, подчинить, а потом произвести в дельту. Из таких вот сломленных и униженных получаются самые рьяные помошники. Такие уже сами, без подсказок, применяют его методику. Эх, его методика, его детище. В Имперском университете ужаснулись от его научной работы и даже отстранили от преподавания, посчитав негуманными методы обучения. Но нашлись добрые люди, которым до лампочки было как, главное, чтобы всё работало без сбоя, как часы. Кстати, о часах, он посмотрел на циферблат, что-то охранники долго возятся с этим омегой, неужели два здоровых амбала не могут скрутить полуживого подростка. Он невольно поёжился, чувствуя, что ситуация выходит из под контроля. Вдруг сбоку послышался какой-то нарастающий шум, все повернули головы, но увидели лишь облако поднятой пыли, и это облако стремительно приближалось к ним. — Тпрррррруууу — вдруг кто-то прокричал из облака, и оно остановилось в трёх метрах от Виктора Гарсии. Песчаное облако осело, и всем предстал юноша в белой тоге. Он стоял в повозке, запряжённой двумя ишаками. Его рыжие волосы торчали во все стороны, в правой руке он держал какую-то палку, на которой была насажена тряпка в цветах леопарда. Оглядев всех победоносным взором, он ударил кулаком правой руки в сердце и, обращаясь к Виктору Гарсии, произнёс: — Идущие на смерть приветствуют тебя. **** «Так вот ты какой, карцер», — произнёс я, оглядев убогую комнату. Само помещение было два на два метра, без окон. Там не было вообще ничего, только голый пол. И здесь мне придётся пробыть аж целых три дня. Сказали, что кормить не будут, но воду обещали. Интересно, а в туалет мне куда ходить? Но спрашивать я не стал, а тупо улёгся на бетонный пол и дал команду вогнать свой организм в анабиоз. Очутился я тут благодаря своей выходке. Как только начальник охраны покинул мою палату, я начал действовать. Вытащил припрятанный скальпель и, разрезав платье, соорудил нечто, напоминающее флаг. Из белой простыни, при помощи того же скальпеля, я соорудил себе римскую тогу. Сорвав занавески, я использовал карниз как древко моего флага и, покинув лазарет, благо моя палата находилась на первом этаже, отправился искать свою колесницу. Выбор мой пал на тележку с ишаками, на которой подвозили на склад готовую продукцию. Наш доктор решил устроить шоу с моим участием, что ж, я не против, но внесём коррективы в сценарий. Ну а дальше всё было очень просто, ворвавшись на площадь, я предстал перед всеми в образе римского легионера. Но мой актёрский талант не был оценен нашим доктором, и я очутился в карцере. **** Три дня пролетели незаметно, я просто спал, изредка делал глоток воды, всё же организм, как не крути, не может без воды. «Освобождать» меня пришёл сам начальник охраны, Марк Спенсер. Я даже вначале возгордился: «Ого, какие почести!», а потом понял — администрация просто боялась, что я ещё что-то отчебучу. Едва мы покинули карцер, как я, извинившись, справил малую нужду прямо на внешнюю стену карцера. От такой наглости, начальник охраны просто онемел. — Пометил территорию, начальник, — по-блатному цыкнув, произнёс я, — Мне здесь ещё долго чалиться. Тот позеленел от злости, но ничего не ответил. «Ага, значит у тебя чёткие инструкции, иначе бы ты как минимум возмутился», — подумал я, — «Ладно, посмотрим, что этот отмороженный доктор ещё придумал». А придумал доктор чистку курятника. Мда, недооценил я его. Он видимо хочет полностью опустошить мой источник, а потом придумает очередную пакость, чтобы я не смог использовать энергию. Это надо было сразу делать, но теперь я уже готов. В лагере было два курятника, всю зиму их не трогали, но сейчас, весной, наступило время чистки. Кур собрали в одном курятнике, а второй выделили мне для чистки. Я окинул взглядом фронт предстоящих работ и включил свой «внутренний» калькулятор. Вычислив оптимальный КПД, я понял, что энергии останется не больше десяти процентов. Мало. Значит, надо что? Надо снова попасть в карцер, там моя энергия спокойно восстановится. Ну что ж, значит пошалим немного. Я оглядел фронт работы, часов двенадцать не меньше. «Значит, к ужину где-то закончу. Хорошо ещё мне свинарник не дали чистить, вот где я бы провозился как минимум дня два. Ловко всё расчитал доктор. Но хватит рассуждать, пора переходить к делу». Найдя полиэтиленовые пакеты для мусора, я создал что-то наподобие комбинезона. Затем, полностью раздевшись, я напялил это на себя. Поверьте, вы не хотите знать, что такое куриный пласт спрессованного дерьма. Чуть копнёшь — и вся твоя одежда пропитается едким запахом так, что потом не отстираешь. Вздохнув, я «отключил» себе чувство запаха и принялся за работу. Чтобы сберечь себе силы, я работал в одном и том же темпе, растрачивая минимум энергии. Отпахав часов десять, я решил, что надо приводить свой план в действие. «Ну, где там моя боевая колесница, запряжённая ишаками?». Повозка с ослами нашлась на том же самом месте, перегнав её к курятнику, я начал загружать туда дерьмо.