Часть 7 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
****
Так прошло два дня. Еду мне приносили исправно, заодно рассказывая, что происходит в лагере. А в лагере происходила суета сует. Всех согнали на общественные работы, и к концу второго дня лагерь просто сверкал чистотой. Я же всё это время бездельничал. Ну, как бездельничал — готовился к побегу. Откладывал еду, запасался питьевой водой, раздобыл вещевой мешок и даже нашёл карту. Идти я решил вдоль берега. Искать меня будут прежде всего в крупных городах, поэтому мой выбор пал на рыбацкую деревушку в 100 километрах отсюда. Там я и отсижусь первое время, а потом начну действовать по обстоятельствам. Кроме этого, я готовил свой финальный аккорд. Вначале я хотел исчезнуть по-тихому, но потом понял, что нет, не дождётесь. Я уйду так, что вам ещё долго будет икаться. А через два дня пропал Марк Спенсер. Об этом мне сообщил принёсший завтрак дежурный. При чём не просто пропал, а, как поговаривают похитили, его офис и дом буквально перевернули вверх дном. Сам дежурный этого не видел, но все об этом только и говорили. И произошло это за день до приезда комиссии.
«Началось» — пронеслось в моей голове.
****
Август Бертоцци был раздражён и даже не пытался скрывать этого. «Всё-таки было ошибкой делать начальником лагеря этого психа» — думал он. — «Ведь знал же, что когда-нибудь случится ЧП наподобие этого.» Но надо отдать ему должное: шесть лет было тихо и спокойно, видимо, доктор потерял бдительность. Эх, придётся досконально разбираться в причинах. То, что это был несчастный случай, он не верил ни на минуту, он уже получил рапорт от патологоанатома — парень был порот, и пороли его так, что остались на спине рубцы. А тут ещё и начальник охраны взял да исчез. Он покосился на рядом сидящего доктора: «Нет, надо сворачивать лавочку, подчистить всё, доктора хватит инфаркт, а детей постепенно вернуть в Империю». О чём думал доктор, нам неизвестно, но вид он имел удручённый, он понимал, что где-то недоглядел, и чувствовал, что прямо сейчас решается его судьба. Однако в нём ещё теплилась надежда, что специалисты такого уровня всегда будут востребованы. Тем временем кортеж подъехал к воротам лагеря.
****
Я вышел на середину площади и оглядел собравшихся на ней детей. Чуть в стороне стоял десяток охранников, но не получив чётких указаний, они не знали, что нужно предпринять.
«С охраной проблем не будет, струсят.» — решил я.
Ирония заключалась в том, что, стирая личность детей и превращая их в покорных рабов, доктор тем самым ослаблял охрану. Эти охранники привыкли к молчаливой покорности и никогда раньше не видели массового сопротивления. Настоящий охранник должен постоянно тренироваться и быть готовым к любому развитию событий. А эти? Эти больше походили на пионервожатых, чем на охранников.
— Значит так, красиво говорить я не умею и ничего обещать не буду, — начал я свою речь, обратившись к детям. — Но сегодня я могу дать вам шанс. Шанс на то, чтобы вспомнить, какими вы были до того момента, как попали сюда. Вы были людьми. Не омегами, дельтами и другими буквами алфавита, а именно людьми с нормальными именами. Но все это будет зависеть от вас. Тот, кто хочет остаться рабом, может спокойно вернуться в свою клетку, но тот, кто хочет стать свободным человеком, остаётся здесь.
— Эй, омега! — крикнул один из охранников.
— Меня зовут Патрик, — добавив максимальное усиление в голос, прогремел я на всю площадь. — Это не ваша война, идите отсюда.
И о, чудо : охранники повертели головами и начали расходиться. Это стало переломным моментом, дети оживились и подошли ко мне.
****
— Это что такое? — выйдя из машины, строго спросил Август Бертоцци.
Прямо над центральными воротами лагеря красовался плакат, на котором красной краской было написано: "Добро пожаловать в Ад!" Надпись была выполнена в таком стиле, что казалось, капли крови стекают с букв. Ко всему прочему на земле под плакатом разлили красную краску, выглядело это как лужа крови.
— Виктор, ты можешь мне объяснить, что это за перформанс такой? — повторил свой вопрос Август.
Доктор Гарсия лишь сглотнул и пожалел, что не убил тогда этого чертового парня. «Почему не вмешались охранники?» — пронеслось у него в голове. — «Может, они с ним заодно? Что же их ждет внутри лагеря?»
Недождавшись ответа, Август шагнул внутрь лагеря и чуть не был сбит с ног пробежавшей мимо него свиньей. На боку свиньи красовалась греческая буква омега.
«Однако,» — подумал господин Бертоцци. — «Похоже, доктор свихнулся совсем.» Он сделал знак охране подойти к нему.
«С охраной как-то поспокойнее,» — решил он.
Виктор Гарсия никак не реагировал. Он открыл рот и смотрел, что творится внутри лагеря. А там проходило веселье. Кто-то открыл свинарник и выпустил свиней наружу, и сейчас вечноголодные животные рыскали по всему лагерю в поисках пропитания. На каждой свинье красной краской была нарисована греческая буква. Слева послышался грохот, все повернули головы в сторону звука. Трое свиней скооперировались и перевернули мусорный контейнер, а сейчас к нему бежало не меньше десяти сородичей. Аккуратные клумбы с цветами оказались полностью затоптанными животными. Совсем маленькие поросята плескались в фонтане, поднимая кучу брызг. Август Бертоцци сделал знак, и охранники накинули на себя доспех духа, и взяв своего господина в кольцо, и осторожно двинулись в глубь лагеря.
Виктор Гарсия шёл и не узнавал свой лагерь. Ещё три часа назад аккуратные домики были исписаны варварской граффити. На одном из них красовалась народная немецкая песня :
"Die Gedanken sind frei, wer kann sie erraten,
sie fliegen vorbei wie nächtliche Schatten.
Kein Mensch kann sie wissen, kein Jäger sie schießen
mit Pulver und Blei: Die Gedanken sind frei!"
примерный перевод :
Мысли свободны, кто может их угадать,
они пролетают мимо, как ночные тени.
Никто не может их знать, никакой охотник не может их сбить
с порохом и свинцом: мысли свободны!
На другом
Ich bin zu müde, um schlafen zu geh'n
Zu aufgeregt, um zu ruh'n
Ich kann nicht essen, weil ich keinen Hunger hab
Und ich könnte vor Durst glatt verblüh'n.
(Перевод:
Я слишком устал, чтобы идти спать
Слишком взволнован, чтобы отдыхать
Я не могу есть, потому что у меня нет аппетита
И я мог бы просто увянуть от жажды. )
Так они и шли, попутно читая надписи на стенах. Но главный сюрприз их ждал на центральной площади. Точно посредине, под флагом Империи стояла повозка запряжённая двумя ишаками, а в самой повозке сидел огромный хряк, на его голове красовалась самодельная корона, а на боку было написано : "Карл". И это стало последней каплей, добившей начальника лагеря.
Виктор Гарсия побледнел, схватился за сердце и стал медленно заваливаться на бок.
Глава 5
****
Я бежал вдоль берега. Темп для себя я выбрал щадящий — где-то 8 км/ч, торопиться мне некуда, а вот силы стоило бы и поберечь. Погони я не опасался. Не думаю, что сейчас у лагерной администрации есть дело до какого-то беглого подростка, с острова ведь всё равно не убежать, именно так рассуждала администрация, ничем не ограждая перемитер. Отправят запрос местным властям, они и поймают беглеца. К тому же у Виктора Гарсии сейчас должны быть совершенно другие проблемы. Он должен хоть как-то объяснить комиссии, какого чёрта у него творится в лагере. Комиссия, какой бы она не была, была послана министерством. Будь то министерство образования или министерство внутренних дел, это совсем без разницы. Она была официальной и это самое главное. Так что нашему доктору-психопату придётся объяснять не только смерть подростка, но и исчезновение начальника охраны и того бедлама, который творится внутри лагеря. Парни постарались на славу, правда с Императором Карлом переборщили чутка, но я был слишком зол на администрацию лагеря. Детям я сказал, чтобы не волновались, никто им ничего не сделает, а если припрут, то валите всё на меня. За детей я действительно не опасался. Кто же будет резать курицу, несущую золотые яйца? Ведь каждая секунда проведённая в карцере — это минус евро у аристократа. Поэтому они скорее всего сменят администрацию, улучшат детям условия и уж тогда займутся мной. Сейчас для них самое главное — потушить пожар, который спонтанно возник в лагере. И не допустить никаких утечек наружу. На меня они скорее всего вышлют ориентировку местной полиции, которая до чёртиков ленива и делать ей больше нечего, как гоняться за сбежавшим подростком. Так что со стороны аристократии никакой для себя опасности я не нахожу. Другое дело — Синдикат. У меня находится вещь, которая принадлежит им, и эта вещь очень дорогая, можно сказать, бесценна, потому что в свободной продаже её не купишь. Эти да, эти будут носом рыть, чтобы найти меня. Я думаю, что сам Синдикат не будет мараться в этом, он попросит местных бандитов разыскать меня. Ведь именно с ними Синдикат и ведёт дела. Честно сказать, мне эта контора очень импонирует, сами они ни во что не лезут и всегда загребают жар чужими руками. Именно поэтому я и держал свой путь в рыбацкую деревушку, я хочу, чтобы они как можно поскорее вышли на меня. Это, конечно, опасно, но у меня есть преимущество — местные бандиты будут думать, что имеют дело с обычным подростком, и вряд ли отнесутся ко мне серьёзно. На этом я и хотел сыграть. Удивить, обставить местных и показать Синдикату, что им лучше иметь дело со мной напрямую, без «посредников». Довольно самоуверенная позиция, скажете вы? Возможно, но тот небольшой опыт общения, который я имел с мистером Флинтом, показал, что Синдикат прежде всего судит людей по их поступкам, а не по родословной, полу или возрасту. Да, я хочу произвести на Синдикат впечатление, каюсь, я тщеславен и немного хвастун. А если без шуток, то хорошие связи в теневой экономике Империи всегда пригодятся. Ведь мне надо будет как-то выбираться отсюда, а без Синдиката у меня вряд ли это получится. Ни денег, ни документов, в рюкзаке есть немного еды, три литра воды, печати и батарейка ушедших.
****
Деревушка показалась, когда уже совсем стемнело. Я забрался на холм и, накинув на себя усиление зрения, принялся оценивать обстановку. Поселение находилось в километре от моря — узкая тропинка проходила между холмами и соединяла деревушку с лодочной станцией. Около причала стоял одинокий дом. В деревушку я решил не идти — пойду, попытаю счастье в этом одиноком домике. Около дома лежала перевёрнутая лодка, а рядом на странной конструкции сушился парус, поодаль висели рыбацкие сети. Рядом на перевёрнутой лодке сидел дед, похоже, он и есть хозяин этого дома, и возможно, он не откажется от пары молодых, но крепких рук. Дед сидел и курил трубку, смотря на водную гладь. Я специально вышел на открытое пространство, чтобы дед мог заметить меня заранее, но тот совсем не реагировал на меня. Где-то залаяла собака, но дед был словно статуя, казалось, ничто не может отвлечь его от трубки.
— Бог в помощь, уважаемый, — громко произнёс я на греческом, подходя.
Руки свои я держал на виду и вообще постарался придать своей позе, как можно больше доброжелательности. Дед медленно повернулся ко мне, усмехнулся и сказал:
— И тебе не хворать.
Окинув меня внимательным взглядом, он сделал правильное заключение.
— Беглый!
Вот тебе и дедок. Сразу раскусил меня, хотя откуда тут взяться чужим? Рыжих греков я что-то не припомню. Эх, ну почему мой лагерь не был расположен на острове туманного Альбиона? Ну и что мне теперь делать? Но как говорится, правда — лучший помощник. Поэтому говорим правду и только её.
— Беглый, — улыбнулся я ему, — приютишь на время? С меня посильная помощь, с тебя крыша над головой.
Он довольно долго думал, жуя нижнюю губу.
— Ну, и почему не помочь хорошему человеку? — решив что-то для себя, улыбнулся он мне беззубым ртом, — Спать будешь или в конюшне, или на лавке.
Ну, на лавке, так на лавке. С конём мне спать решительно не хотелось. А за дедом надо будет приглядеть — мутный он какой-то. Возможно, тоже сидел когда-то. И море рядом, а там контрабанда. А контрабанда — это Синдикат.
— Откуда греческий знаешь? — вдруг спросил он.
— Мать местная, а отец моряк с Англии, — соврал я, может, выгадаю для себя пару дней ещё, пока не раскроют.
— Вот оно как? А я думал, ты из этих, из сирот, — протянул он, внимательно разглядывая мои ладони, на которых красовалась греческая омега.
— Так сирота я, мать умерла три года как, а отца и не знаю.
— И за что тебя? — поинтересовался он.
— Подставили, — пожал я плечами.
На это он лишь усмехнулся, повернулся и пошёл в дом. И я двинулся за ним следом.
****