– Не так-то много времени прошло, Оливия. – Скажешь тоже!.. Послушай, не хочу изображать кумушку, но если у тебя нет подружки, то к нам только что одна молодая дама устроилась, тоже психолог. Очень милая. У вас могут получиться чудесные детки. – Спасибо, но у меня уже кое-кто есть. – Обалдеть. Приводи, покажешь! * * * Брикерманы жили на Хейворт-авеню, почти на границе Фэрфакс-дистрикт[53], в маленьком, покрытом бежевой штукатуркой домике с испанской черепичной крышей. На подъездной дорожке стоял громоздкий «Крайслер» Оливии. – А мне-то тут что делать, Алекс? – спросила Робин, когда мы подошли ко входной двери. – Любишь шахматы? – Не знаю даже, как ходят фигуры. – Насчет этого не беспокойся. Это из тех домов, где можно не придумывать, что бы такого сказать. Если тебе вообще выпадет шанс поговорить – считай, повезло. Ешь бисквиты. Наслаждайся жизнью. Я поцеловал ее в щеку и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла Оливия. Практически не изменилась, разве что прибавила несколько фунтов – крашенная хной завивка, розовощекое открытое лицо… Облачена она была в бесформенный балахон с гавайским рисунком, который от ее смеха радостно заколыхался. Раскинув руки, прижала меня к груди, размером и консистенцией напоминающей небольшой диван. – Алекс! – Отпустив, отодвинула меня на вытянутые руки. – И уже без бороды! Тогда ты был вылитый Лоуренс[54]. А теперь ну чисто студент! Оливия повернулась и улыбнулась Робин. Я их представил. – Рада познакомиться. Вам так повезло, он просто замечательный мальчик! Робин покраснела. – Заходите! Дом наполняли сладкие ароматы сдобы. Эл Брикерман, со своими абсолютно белыми волосами и бородой похожий на какого-то библейского пророка, сидел в гостиной, сгорбившись над дорогущей – клен и черное дерево – шахматной доской. Вокруг царил обычный кавардак – книги в шкафах и на полу, старинные безделушки, фотографии детей и внуков, семисвечники, сувениры, всякие мягкие пуфики… Пророк был в старом халате и шлепанцах. – Эл, пришел Алекс со своей приятельницей. – Хм, – буркнул он и занес руку над доской, не отводя глаз от фигур. – Сто лет, сто зим, Эл. – Хм. – Он реальный шизоид, – сообщила Оливия, обращаясь к Робин, – но просто динамит в постели! Она потащила нас в кухню. За сорок лет с момента постройки дома там практически ничего не изменилось: желтая кафельная плитка с красно-коричневыми бордюрчиками, узенькая фаянсовая раковина, подоконники заставлены цветами в горшках… Холодильники и плита были еще более винтажными. Над дверью, выходящей на заднее хозяйственное крыльцо, висела керамическая тарелка с надписью по кругу: «Как ты можешь парить, как орел, когда кругом одни индейки?» Оливия заметила, что я на нее смотрю. – Выходной подарок из собеса. От меня – себе любимой. Она принесла тарелку шоколадных бисквитов, все еще теплых. – Хватайте, пока я сама все не слопала. Ужас какой – пухну, как на дрожжах! – Похлопала себя по заду. – Хорошего человека должно быть много, – заметил я, и Оливия ущипнула меня за щеку. – М-м! Классно! – сказала Робин. – Сразу видать даму со вкусом… Ну давайте, садитесь же! Мы выдвинули стулья и расселись вокруг кухонного стола, поставив перед собой тарелки. Оливия проверила духовку и присоединилась к нам. – Минут через десять и штрудель подоспеет. Яблоки, изюм и инжир. Последнее – импровизация для Альберта. – Она ткнула большим пальцем в сторону гостиной. – Система засоряется время от времени. Итак, ты хочешь узнать про Каса-де-лос-Ниньос. Конечно, не мое собачье дело, но не скажешь ли зачем? – Это имеет отношение к кое-какой работе, которую я выполняю для департамента полиции. – Полиции? Ты?! Я рассказал ей о недавних событиях, опустив кровавые подробности. Они с Майло уже встречались – и на удивление быстро нашли общий язык, но Оливия не знала, до каких пределов простирается наша дружба. – Он славный мальчик. Ты должен найти ему славную женщину, как нашел себе. – Она улыбнулась Робин и положила ей добавки. – Не думаю, что это получится, Оливия. Он – гей. Это ее не остановило – только немного замедлило. – Ну и что? Найди ему славного молодого человека! – У него уже есть. – Ну ладно… Простите меня, Робин, я постоянно чего-нибудь ляпну. Это все из-за этих часов, которые я провожу с клиентами – когда только слушаю, киваю и говорю «угу». А потом прихожу домой, и сами видите, какую глубину диалогового отклика я получаю от принца Альберта. Кстати, Алекс, те вопросы насчет Ла-Каса – это Майло попросил их задать? – Не совсем. Я следую своим собственным зацепкам. Оливия посмотрела на Робин. – Он у нас кто – Филип Марлоу?[55] Робин бросила на нее беспомощный взгляд. – Это опасно, Алекс? – Нет. Просто хочу кое-что проверить. – Будь поосторожней, понял? – Оливия стиснула мой бицепс. Хватка у нее была как у вышибалы из разгульного кабака. – Проследите, чтоб он не лез на рожон, милочка. – Постараюсь. Но я не могу его контролировать. – Понимаю. Эти психологи, они так привыкли всем командовать, что не слушают ничьих советов. Давайте-ка я вам кое-что расскажу про этого красавца. Впервые я увидела его, когда еще интерном его направили в ОСО – чтоб он прочувствовал, каково приходится людям, у которых нет денег. Сразу было видно – способный малый, но вскоре я поняла, что это действительно нечто. Такого башковитого парня в жизни не встречала! Но главная проблема у него была в том, что он слишком требовательно к себе относился, вконец себя загонял. Взваливал на себя вдвое больше любого другого и все равно считал, что бьет баклуши. Меня не удивило, что потом он взлетел, как ракета, – крутые звания, книжки и все такое. Но я очень беспокоилась, что когда-нибудь он просто выдохнется. – Тут ты не ошиблась, Оливия, – признал я. – Я думала, он поедет в Гималаи или куда-нибудь в этом духе, – рассмеялась она, по-прежнему обращаясь к Робин. – Чтобы там как следует промерзнуть и по возвращении возблагодарить Калифорнию. А ну-ка берите еще, оба! – Я уже объелась. – Робин потрогала свой плоский животик. – Наверное, вы правы – берегите фигуру, раз уж она есть. Лично я всегда была как бочка, мне-то беречь нечего… Скажите-ка мне, деточка, вы любите его? Робин покосилась на меня. Обняла рукой за шею. – Люблю. – Отлично, объявляю вас мужем и женой. А что он сам по этому поводу думает, никого не колышет… – Она встала и подошла к духовке, заглянула в стеклянное окошко. – Еще всего несколько минуточек. По-моему, с инжиром надо пропечь посильней. – Оливия, так что там насчет Ла-Каса-де-лос-Ниньос? Она вздохнула, и ее бюст вздохнул вместе с ней. – Ладно. Ты явно всерьез вздумал изображать полицейского. – Присела к столу. – После твоего звонка я покопалась в своих старых папках и вытащила все, что смогла найти. Хотите кофейку? – Мне, – подняла руку Робин. – Я тоже не откажусь. Она вернулась с тремя дымящимися кружками, сливками и сахаром на фаянсовом подносе с панорамой Йеллоустонского парка. – Очень вкусно, Оливия, – сказала Робин, пригубив кофе. – «Кона». С Гавайев. Это вот платьишко тоже оттуда. Мой младший сын, Гэбриэл, он сейчас там. Экспорт – импорт. Преуспевает. – Оливия… – Да-да, сейчас. Ла-Каса-де-лос-Ниньос. Детский дом, основан в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году преподобным Огастесом Маккафри как прибежище для бездомных детей. Это прямо из их презентационного буклета.