Билл сидел потный, но замерзший… такой замерзший. Ему было так холодно, потому что в действительности он не был единственной книгой между двумя концами подставки; Джордж тоже присутствовал, только Джордж, которого он не мог видеть, Джордж, который никогда не требовал попкорна и не кричал, что Билл щиплется. Этот другой Джордж никогда ничего не ломал и не портил. Это был однорукий Джордж, бледный, молчаливо задумчивый, залитый бело-синим отсветом телеэкрана, и, возможно, мощный поток холода в действительности шел не от родителей, а от него; возможно, именно Джордж и был истинным убийцей с белых просторов. И наконец Билл убежал от этого холодного, невидимого брата в свою комнату, где ничком повалился на кровать и заплакал в подушку. Комната Джорджа оставалась такой же, как и при его жизни. Однажды, где-то через две недели после гибели Джорджа, Зак собрал его игрушки в картонную коробку с тем, как предположил Билл, чтобы отдать их «Доброй воле», «Армии спасения» или какой-нибудь еще благотворительной организации. Шерон Денбро увидела, как Зак выносит коробку из комнаты Джорджа, и ее руки взлетели к голове, словно испуганные белые птицы, вцепились в волосы, а пальцы сжались в кулаки. Билл при этом присутствовал и привалился к стене, потому что ноги вдруг перестали его держать. Мать выглядела такой же безумной, как Эльза Ланчестер в фильме «Невеста Франкенштейна».[108] — Не смей ТРОГАТЬ эти вещи! — завизжала она. Зак дернулся и молча отнес коробку с игрушками обратно, в комнату Джорджа. Даже расставил на те же места, откуда брал. Билл вошел и увидел, что его отец стоит на коленях перед кроватью Джорджа (мать по-прежнему меняла на ней постельное белье, только теперь раз в неделю, а не два), опустив голову на мускулистые, волосатые руки. Он плакал, и ужас Билла усилился. Пугающая мысль внезапно сверкнула в голове: может, иногда, если случается плохое, этим не подводится черта; может, иногда становится только хуже и хуже, пока все не летит к чертям собачьим. — Па-а-апа… — Ступай к себе, Билл, — ответил отец сдавленным, дрожащим голосом. Плечи его поднимались и опускались. Биллу очень хотелось прикоснуться к отцовским плечам, посмотреть, а может, под его рукой плечи успокоятся, затихнут, но он не решился. — Уйди, проваливай! Он ушел и поплакал в коридоре второго этажа, слыша, как мать воет на кухне, пронзительно и беспомощно. «Почему они плачут так далеко друг от друга?» — подумал Билл и тут же отогнал эту мысль. 9 В первую ночь летних каникул Билл вошел в комнату Джорджа. Сердце гулко стучало в груди, ноги отяжелели, их сводило от напряжения. Он часто приходил в комнату Джорджа, но это не означало, что ему там нравилось. В комнате очень уж сильно чувствовалось присутствие Джорджа, казалось, что здесь живет его призрак. Билл зашел, и не мог не подумать о том, что дверь стенного шкафа может открыться в любой момент, и там, среди аккуратно развешенных рубашек и штанов, он увидит Джорджи, одетого в желтый дождевик с красными пятнами и разводами, в дождевик с одним болтающимся желтым рукавом. Глаза Джорджи будут пустыми и ужасными, как глаза зомби в фильме ужасов. Он выйдет из стенного шкафа и пересечет комнату под хлюпающие звуки галош, направляясь к Биллу, сидящему на его кровати, обездвиженному страхом. Если бы электричество отключилось как-нибудь вечером, когда он сидел на кровати Джорджа, глядя на фотографии на стене или модели на комоде, у него точно случился бы инфаркт, может, и со смертельным исходом, причем в первые же десять секунд после отключения. Но он все равно приходил сюда. Борьба с ужасом, который вселял в него призрак Джорджа, стала молчаливой и настойчивой потребностью, стремлением каким-то образом примириться со смертью Джорджа и обрести возможность жить дальше. Не забыть Джорджа, но найти способ сделать воспоминания о нем не столь пугающими. Он понимал, что родители в этом успехами похвастаться не могут, и если уж он собирается чего-то добиться, то рассчитывать может только на себя. Но приходил он сюда не только ради себя; он приходил и ради Джорджи. Он любил Джорджи, и для братьев они ладили очень даже неплохо. Да, конечно, без трений не обходилось. Билл мог дать Джорджу тумака, а Джорджи — наябедничать на Билла, когда тот ночью тайком спускался на кухню, чтобы доесть остатки лимонного мороженого, но по большей части они ладили. Смерть Джорджа принесла Биллу столько горя! Но превращение Джорджа в какого-то монстра… это еще хуже. Биллу недоставало мелкого, что правда, то правда. Недоставало его голоса, смеха, глаз, которые так доверчиво смотрели на старшего брата, в полной уверенности, что у Билла найдутся ответы на все вопросы, какие ни задай. И вот что казалось чрезвычайно странным: больше всего он любил Джорджи, когда боялся, потому что, несмотря на страх (перед Джорджи-зомби, затаившимся в стенном шкафу или под кроватью), наиболее яркие воспоминания о любимом Джорджи приходили к нему именно здесь, как и воспоминания о том, что Джорджи любил его. В своих усилиях примирить эти две эмоции — любовь и ужас — Билл видел возможность найти путь к принятию смерти брата. Об этом он никогда бы не стал говорить: для разума идеи эти являли собой темный лес, но доброе и отзывчивое сердце понимало, и это было для Билла самым главным. Иногда он пролистывал книги Джорджа, иногда перебирал его игрушки. В альбом с фотографиями Билл не заглядывал с прошлого декабря. А теперь, вечером после встречи с Беном Хэнскомом, открыл дверь стенного шкафа в спальне Джорджа (сначала, как и всегда собравшись с духом, приготовившись к встрече с самим Джорджи, стоящим среди вещей в окровавленном дождевике, ожидая, как и всегда, что бледная рука с осклизлыми пальцами «выстрелит» из темноты, чтобы схватить его за запястье) и снял альбом с верхней полки. «МОИ ФОТОГРАФИИ» — золоченая надпись на лицевой стороне. Ниже — приклеенная скотчем (прозрачная лента уже пожелтела и отслаивалась) полоска бумаги с аккуратно написанными словами: «ДЖОРДЖ ЭЛМЕР ДЕНБРО, 6 ЛЕТ». Билл вернулся с альбомом к кровати, на которой спал Джордж, его сердце бухало сильнее, чем прежде. Он не мог сказать, что заставило его снова взять альбом с фотографиями. После того, что случилось в декабре… Взглянуть еще раз, и все. Убедить себя, что в первый раз ничего такого не было. Что в первый раз воображение сыграло с ним злую шутку. Что ж, идея состояла в этом. Возможно, он действительно так думал. Но Билл подозревал, что дело было в самом альбоме. Притягивал он к себе. То, что увидел Билл, или только вообразил себе, что увидел… Он открыл альбом. Здесь были фотографии, которые Джордж выпрашивал у матери, отца, тетушек и дядюшек. Джорджа не волновало, что это за фотографии, людей или мест, в которых он побывал — или не побывал; его влекла сама идея фотографии. Если ему не удавалось раскрутить кого-нибудь на новую фотографию, он садился, скрестив ноги, на кровать, где сейчас сидел Билл, и просматривал старые, осторожно переворачивая страницы, вглядываясь в черно-белые «кодаки». Их мать, молодая и невероятно красивая; их отец, лет восемнадцати, не старше, один из трех улыбающихся молодых людей, которые вскинули винтовки над тушей лежащего на земле, с открытыми глазами, оленя; дядя Хойт, стоящий на скалах с поднятой над головой щукой; тетя Фортуна на сельскохозяйственной выставке Дерри, присевшая рядом с корзинкой выращенных ею помидоров и гордо улыбающаяся; старый «бьюик»; церковь; дом; дорога из ниоткуда в никуда. Все эти фотографии, снятые неизвестно кем по неизвестно каким причинам, лежали теперь в альбоме погибшего мальчика. Здесь Билл увидел себя, трех лет от роду, сидящего на больничной койке в повязке-тюрбане на голове. Бинты закрывали не только волосы, но и щеки, уходили под сломанную челюсть. Его сбила машина на стоянке у магазина «Эй-анд-Пи» на Центральной улице. Он мало что помнил о пребывании в больнице, разве что молочные коктейли, которые пил через трубочку, и ужасную головную боль в первые три дня. А вот вся их семья на лужайке перед домом, Билл стоит рядом с матерью и держит ее за руку, Джордж, еще младенец, на руках Зака. А тут… Эта фотография крепилась не на последней странице, но на той, что имела более чем важное значение, потому что все последующие пустовали. Джорджа сфотографировали в школе, в октябре прошлого года, менее чем за десять дней до его трагической смерти. В рубашке с воротником-лодочкой, непокорные волосы пригладили водой. Он улыбался, демонстрируя две дырки, которые новые зубы так и не успели заполнить. «Если только они не продолжают расти после смерти», — подумал Билл и содрогнулся. Какое-то время он пристально всматривался в фотографию и уже собирался захлопнуть альбом, когда вновь повторилось случившееся в декабре. Глаза Джорджа на фотографии пришли в движение. Повернулись, чтобы встретиться с глазами Билла. Натужная улыбка Джорджа «скажи сыр» превратилась в злобную ухмылку. Правый глаз закрылся, подмигивая: «Скоро увидимся, Билл. В моем стенном шкафу. Может, сегодня вечером». Билл отбросил альбом. Прижал руки ко рту. Альбом ударился о противоположную стену, упал на пол, раскрылся. Страницы поворачивались, хотя никакого ветра не было и в помине. Наконец вновь появилась та ужасная фотография, с надписью под ней «ШКОЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ 1957–1958 УЧЕБНОГО ГОДА». Из фотографии полилась кровь. Билл сидел, не шевелясь, язык раздулся, заполнив собой чуть ли не весь рот, кожа покрылась мурашками, волосы встали дыбом. Он хотел закричать, но из горла до губ добиралось только едва слышное попискивание, и на большее рассчитывать не приходилось. Кровь растеклась до края страницы, начала капать на пол. Билл убежал, с треском захлопнув за собой дверь. Глава 6 Один из пропавших: рассказ из лета 1958 г 1 Нашли их не всех. Да, нашли не всех. И время от времени делались неправильные предположения. 2 «Дерри ньюс», 21 июня 1958 г. (первая полоса): ПРОПАВШИЙ МАЛЬЧИК ВНУШАЕТ НОВЫЕ СТРАХИ Эдуард Л. Коркорэн, проживающий в доме 73 по Чартер-стрит, со вчерашнего дня официально считается пропавшим без вести, согласно заявлению, поданному его матерью, Моникой Маклин, и отчимом, Ричардом П. Маклином. Эдуарду Коркорэну десять лет. Его исчезновение вызвало новые страхи о том, что в Дерри появился маньяк, который убивает детей. Миссис Маклин сообщила, что мальчик пропал еще 19 июня, не вернувшись домой из школы в последний учебный день перед летними каникулами. Отвечать на вопрос, почему они заявили об исчезновении сына лишь через двадцать четыре часа после того, как это произошло, мистер и миссис Маклин отказались. Начальник полиции Ричард Бортон тоже отказался от комментариев, но источник в полицейском управлении сообщил «Ньюс», что отношения мальчика с отчимом были не очень хорошие, он и раньше иногда не ночевал дома. Источник высказал предположение, что годовые оценки могли сыграть свою роль в решении мальчика не возвращаться в тот вечер домой. Директор школы Гарольд Меткалф не стал ничего говорить об оценках Эдуарда Коркорэна, указав, что табель ученика не является документом, подлежащим огласке. «Я надеюсь, что исчезновение этого мальчика не станет причиной необоснованных страхов, — заявил шеф Бортон вчера вечером. — Мы понимаем царящую в городе тревогу, но я хочу подчеркнуть, что каждый год мы регистрируем тридцать или сорок заявлений об исчезновении несовершеннолетних. Большинство пропавших появляются дома живыми и невредимыми в течение недели после подачи заявления. И то же самое произойдет с Эдуардом Коркорэном, если будет на то воля Божья». Бортон также подтвердил свою уверенность в том, что убийства Джорджа Денбро, Бетти Рипсом, Черил Ламоники, Мэттью Клементса и Вероники Грогэн совершены не одним человеком. «В этих преступлениях есть очень существенные различия», — заявил Бортон, но уточнять ничего не стал. Сказал лишь, что местная полиция в тесном контакте с прокуратурой штата Мэн активно разрабатывает несколько версий. На заданный в телефонном интервью вопрос, насколько хороши эти версии, шеф Бортон ответил: «Очень хороши». Вопрос, ожидается ли в скором времени арест предполагаемого преступника, остался без ответа. «Дерри ньюс», 22 июня 1958 г. (первая полоса): СУД НЕОЖИДАННО РАЗРЕШАЕТ ЭКСГУМАЦИЮ В деле об исчезновении Эдуарда Коркорэна возник новый, неожиданный поворот. Окружной судья Эрхардт К. Молтон вчера выдал разрешение на эксгумацию тела Дорси Коркорэна, младшего брата Эдуарда. Разрешение выдано по совместному запросу прокурора и медицинского эксперта округа Дерри. Дорси Коркорэн, который тоже жил с матерью и отчимом в доме 73 по Чартер-стрит, скончался в мае 1957 года, как указывалось в свидетельстве о смерти, в результате несчастного случая. Мальчика, с многочисленными переломами, в том числе и разбитой головой, привез в Городскую больницу Дерри его отчим, Ричард П. Маклин. По его словам, Дорси играл на стремянке и свалился с верхней ступеньки. Три дня спустя мальчик умер, не приходя в сознание. Эдуард Коркорэн, десяти лет, числится пропавшим без вести со среды. Вопросы о том, подозреваются ли мистер или миссис Маклин в смерти младшего ребенка или в причастности к исчезновению старшего, шеф Ричард Бортон оставил без комментариев. «Дерри ньюс», 24 июня 1958 г. (первая полоса): МАКЛИН АРЕСТОВАН ЗА ИЗБИЕНИЕ, ПОВЛЕКШЕЕ ЗА СОБОЙ СМЕРТЬ И по подозрению в причастности к исчезновению Ричард Бортон, начальник полицейского управления Дерри, вчера провел новую пресс-конференцию, чтобы объявить, что Ричард П. Маклин, проживающий в доме 73 по Чартер-стрит, арестован и ему предъявлено обвинение в убийстве его приемного сына, Дорси Коркорэна. Дорси Коркорэн умер в Городской больнице Дерри 31 мая 1957 года «в результате несчастного случая». «Заключение медицинского эксперта показывает, что мальчика жестоко избили, — сообщил Бортон. — Хотя Маклин утверждал, что мальчик свалился со стремянки, играя в гараже, медицинским экспертом установлено, что Дорси Коркорэну нанесено множество ударов тупым предметом». На вопрос, что это за предмет, Бортон ответил: «Возможно, молоток. Сейчас важно другое: заключение медицинского эксперта показывает, что мальчика били этим предметом достаточно сильно, чтобы сломать ему кости. Раны, особенно на голове, не могли быть вызваны падением с лестницы. Дорси Коркорэна забили почти до смерти, а потом привезли в Городскую больницу, чтобы он там умер».