– Я тебя вытащу. Все хорошо. Все хорошо. Я повторяла это про себя, как повторяла бы мама. И хотя я впустила в себя эти слова, как теплое одеяло, которое укутывает тебя до подбородка, внутри все-таки начал зарождаться страх. – Где я? – спросила я. В голове что-то давило, плечи и шею сковало, суставы пульсировали, а конечности возвращались к жизни. – Слава богу! Голос доносился откуда-то сзади. Смутно знакомый. Но, прежде чем я смогла его вспомнить, вдалеке завизжал какой-то механизм. Тот самый шум, но теперь он стал резче и яснее. – Что это? – спросила я. – Все хорошо. Без паники. Это означало, что, во-первых, видимо, все нехорошо и, во-вторых, были причины для паники. Я попробовала развернуться, но грудь и ноги стягивал ремень, сбоку больно давил металл, а когда я попыталась убрать с лица волосы, то увидела лишь какую-то белую простыню, вздымающуюся прямо передо мной. Я была в ловушке. Ничего не хорошо. Миллион причин паниковать. Выбраться. Надо выбраться. У меня участилось дыхание, и я вжалась в металл, пытаясь высвободиться. Незнакомец вдохнул и обхватил сиденье, чтобы меня успокоить. – И еще, – сказал он. – Не двигайся. Его рука дрожала. Меня тоже била дрожь. Вдалеке послышались другие голоса, а жужжание стало громче. – Спускаем, – произнес кто-то. – Хорошо, – ответил голос. А потом обратился ко мне: – Слушай, все нормально, ты попала в аварию, но мы тебя сейчас вытащим. Надо только потерпеть небольшой шум. Я попала в аварию? Извилистая дорога, отражатели на двойной сплошной. Свет фар, я резко выкручиваю рулъ… О боже, и долго я здесь? Мама звонила? Если она не дозвонилась, то наверняка уже паниковала. Я снова убрала волосы с лица и засунула их за воротник. Руками попыталась нащупать сумку. Судя по всему, я висела – как бы по диагонали и вперед, а сумка была на сиденье сзади. То есть… Я подняла руки за голову, но металл был слишком близко – перекошенный, выгнутый, – и сумку я не нащупала. – Серьезно, – сказал он. – Не двигайся. – Мне нужна моя сумка. Мой телефон. Мне надо позвонить маме. – У меня сбилось дыхание. Он не понял. Мне нужно было сказать ей, что со мной все хорошо. Все хорошо. – Мы позвоним ей через пару минут. Но сейчас ты не должна двигаться. Как тебя зовут? – Келси, – ответила я. Пауза, а затем: – Келси Томас? – Да. Видимо, он меня знал. Наверное, кто-то из школы. Или из «Хижины», или сосед. Я потянулась посмотреть в зеркало заднего вида, которое оказалось ближе, чем я думала. Мир в нем был разбит на кусочки. Зеркало треснуло и перекосилось: в нем отражалась стена камней сбоку от горы, но моего спасителя там не было. – Это Райан, – пояснил он, будто прочитав мои мысли, а потом добавил: – Бейкер. – Райан с математики? – спросила я, хотя могла сказать много всего другого, но именно эта фраза первой пришла мне в голову и первой слетела с языка. Медленное спокойное дыхание. – Да. Райан с математики. Вокруг меня был металл и белые подушки, и, судя по всему, я висела вниз головой, но при этом могла двигать пальцами ног, дышать, думать и разговаривать с Райаном Бейкером с математики, так что можно было исключить паралич, удушение, потерю сознания и смерть. Мама говорила, что ей всегда лучше, когда она перечисляет все, что хорошо, и начинает она всегда с «безопасности», но я предпочитала осознавать свою безопасность методом исключения. – А вторая машина? – спросила я. Он глубоко вздохнул: – Келси, я хочу разрезать ремни и вытащить тебя, но надо подождать, пока снимут заднюю дверь. Это займет буквально минуту. Минуту. Мое лицо сжимали подушки безопасности, а к горлу вдруг подступили зачатки паники – что, если я задохнусь или машина сейчас взорвется… Я пыталась зацепиться за обнадеживающие слова Райана «все хорошо», но было слишком поздно. В голове уже поселилась страшная мысль. Взрыв. Пожар. В голове проносились все возможные варианты моей смерти. – Вытащи меня! – Нет, это плохая идея. Иррациональные страхи, как сказала бы Джен, мамин психотерапевт. То есть на самом деле этого не произойдет. Не забывай про разницу. Я просто уберу подушки безопасности, и все будет хорошо. Райан с математики разрежет ремень, и я вылезу, а потом найду свой телефон и позвоню маме – она сначала перечислит все, что хорошо, а уже потом перейдет к теме разбитой машины. Я надавила на подушки, чтобы опустить их пониже, подальше от лица, и доказать самой себе, что все нормально. – Стой, Келси. Не надо. Но было слишком поздно, я уже увидела именно то, что он не хотел мне показывать, и из меня словно вышел весь воздух. В моем положении не было ничего хорошего. Лобовое стекло вылетело. А подо мной разверзлась пустота. Никакой дороги, камней, травы или заваленного горизонта. Не было ничего. Я висела в воздухе. Я видела только воздух, каменную стену вдалеке и туман… – О боже! – прошептала я. И вдруг с невероятной точностью ощутила пространство вокруг себя. За мной были камни. Сбоку – толстая шершавая кора ветки. На подушке безопасности лежал лист с засохшими краями, загнутыми от непогоды. Я услышала треск. – Мы что, на скале? Ну конечно! Мы на дереве над обрывом! Трясущимися руками я потянулась к замку ремня безопасности, зачатки паники переросли в полномасштабный гипервентиляционный синдром. – Я же говорю, без паники! – Вытаскивай меня! Райан схватил меня за плечи. Он прижимался к спинке сиденья, и через обивку я услышала его низкий умоляющий голос. – Пожалуйста, не шевелись. Пожалуйста. Не шатай машину. И если до этого паники у меня не было, то теперь она охватила меня сполна. Волосы лезли в лицо, я закрыла глаза, скрипнула зубами, попробовала о чем-нибудь подумать. О чем угодно, кроме того, что мое тело висит на ветке над обрывом. Джен назвала бы это рациональным страхом. В отличие от страха, что на наш дом упадет метеорит, меня запрут в морозильной камере в подвале или заставят разговаривать с Коулом. Эти события настолько маловероятны, что называются иррациональными страхами. Но это, прямо сейчас, – это рациональный страх, страх перед тем, что на самом деле может произойти. Я висела вниз головой в машине, застрявшей в ветках дерева над обрывом. Я держалась на одном лишь тонком обрезке от ремня безопасности. – Как мне выбраться? – закричала я сквозь жужжание за нами. – Как, блин, мне отсюда выбраться? – Сейчас выпилят заднее стекло, я разрежу ремень и заберу тебя. На мне скалолазная обвязка. Обвязка. Кошмар, нам нужна обвязка! – Ты что, один? – спросила я. – Так надежнее, – пробормотал он. Думаю, Райан с математики был последним человеком, которого я хотела бы видеть во главе этой операции. Райан Бейкер, который не понимал разницы между синусом и косинусом. Который вместо того, чтобы писать конспекты на уроках, разрисовывал себе руки бессмысленными витиеватыми узорами. Мое будущее было в руках человека, который не знал даже основ тригонометрии. Что, если он перепутает угол? Не рассчитает время? Как можно доверять человеку, который не понимает, что такое прямоугольный треугольник? Ремень был пристегнут под прямым углом. Ветки, машина и скала – всюду углы. Как говорится, применение на практике. Страх: умереть сегодня. Буквально через минуту. Хуже: если я шевельнусь, то могу убить Райана Бейкера. – Что ты вообще тут делаешь? – спросила я. – Я пожарный-доброволец. – Мне нужен настоящий пожарный, – сказала я высоким сдавленным голосом. – Я настоящий. – Другой! – Поверь, я только за. Но я самый легкий. Меньше шансов, что дерево не выдержит. Он это сказал: машина может упасть. Они тоже это знали. Им пришлось придумывать целую операцию. Падение и смерть – реальные события, которые могут произойти прямо сейчас. – Не такой уж ты и легкий, – возразила я. Он был значительно выше меня, широкоплеч, скорее поджарый, чем мускулистый, но уж точно не легкий. На глаза у меня навернулись слезы, я стала молиться: «Господи, Господи, Господи». Но под нами все равно хрустнула ветка. – Все будет хорошо, – твердил Райан. Как будто пытался убедить сам себя. Я попробовала глубокое дыхание – Джен показала его маме, а мама научила меня. Машина качнулась, я схватилась за руль, машина замерла, и я уж было успокоилась, но затем она снова качнулась и накренилась вниз. Учащенное дыхание Райана было слышно через сиденье. – Возможно, самое время прекратить, – сказала я.