Очевидно, я мазохистка. — Он сказал, что сегодня у него День рождения, — признался Тирнан, изобразив на лице что-то похожее на гримасу. — Видимо, это самое меньшее, что я мог для него сделать, потому что не подарил ему подарок. Я перевела взгляд на Брэндо, распахнувшего глаза, полные напускной невинности. Он ухмыльнулся, продемонстрировав внушительную дыру на месте все еще не выросшего переднего зуба. — Ну, да, оно же было, — застенчиво признался он. — Четыре месяца назад. — Брэндо, — сказала я, но взбучка не получила продолжения, потому что меня распирало от смеха из-за шокированного раздражения, проступившего на лице у Тирнана. — Ни в коем случае нельзя так лгать. — Ну, — произнес Брэндо. — Мне реально хотелось блинов. Позади меня раздался смех. Хихикнув, я оглянулась и увидела в дверях с трудом сдерживающих смех Уолкотта и Пэтси. Тирнан нахмурился, что только усугубило мой смех. Я прижала руку к своему ноющему прессу, пытаясь перевести дыхание. — Боже мой, это слишком хорошо. — У меня нет сомнений в том, кто научил его так искусно пользоваться своим обаянием, — прорычал Тирнан, пихнув мне в грудь грязную лопатку для блинов и вынуждая меня ее взять. По моему новому белому спортивному лифчику размазались растаявшие остатки теста с шоколадной крошкой. Тирнан провел большим пальцем по образовавшейся грязи и, не сводя с меня пристального взгляда, сунул его в рот, а я задохнулась от смеха. Внезапно я поняла, что не знаю, что именно меня рассмешило. — Видишь, Тирнан тоже любит блины, — заметил Брэндо. Тирнан посасывал большой палец своими полными, розовыми губами, и в его хризолитовых глазах мелькнуло темное удовольствие. Я невольно представила, какими бы они были, если бы он посасывал мой сосок. Интересно, он делал бы это грубо, больно покусывая? Оставил бы удовольствие, как рану? — Я займусь этим, мистер М… — Да, — прервал он Пэтси. — Пожалуйста. — Не хочешь приготовить их вместе со мной? — спросил Брэндо, своим сладким, высоким, словно псалом, голосом. Тирнан на секунду сжал челюсти, а затем покачал головой. — Нет, Брэндон, мне нужно работать. Мы тут же увидели, как нижняя губа моего младшего брата задрожала, и он ее прикусил. Затем перевел взгляд на миску с оставшимся тестом и прошептал: — Хорошо. У меня разрывалось сердце. Брэндон потерял мать и отца, и одной меня ему было недостаточно. Он был компанейским, любвеобильным ребенком. Брэндо жаждал общения, особенно после смерти Аиды, когда мы оба чувствовали себя брошенными на произвол судьбы, изолированными из-за того простого факта, что у нас не осталось никого, кто бы нас любил. — Я могу помочь тебе, Брэнди-Бой, — пообещала ему я, намеренно встав перед Тирнаном. Затем подошла к брату и чмокнула его в нос. — Я даже добавлю в тесто шоколадной крошки. Брэндо продолжил уныло помешивать тесто и кивнул, от чего его кудряшки упали ему налицо. Единственным свидетельством ухода Тирнана стал раздавшийся у меня за спиной бодрый стук его парадных туфель по сланцевому полу. Я обхватила Брэндо руками, незаметно поглаживая двумя пальцами пульс у него на шее и считая удары. Это помогло рассеять злость на Тирнана за то, что он расстроил маленького ребенка, потому что куда приятнее быть сволочью, чем потратить пятнадцать минут на блинчики. — Я люблю тебя, — сказала ему в волосы я и поцеловала. Я осторожно забрала у него миску и повернулась, чтобы приготовить еще блинов. Не говоря ни слова, к нам подошли Уолкотт и Пэтси, чтобы помочь мне и расставить тарелки. Поэтому никто не смотрел на Брэндо. — Они неприятно пахнут, — несколько ошеломленно пробормотал он позади меня. Я была так зла на Тирнана, что не слышала его, проклиная нашего опекуна. Будь я повнимательней, то поняла бы. Странный или неприятный запах был одним из предупреждающих симптомов припадков Брэндо. Мгновение спустя раздался ужасный грохот и леденящий душу глухой удар. Почувствовав, как сердце ушло в пятки, я резко развернулась, потому что уже знала, что там увижу. Брэндон упал с кухонного острова на сланцевый пол, его хрупкая фигурка содрогалась в конвульсиях, голова уже кровоточила от удара об пол. Вокруг него, словно шрапнель, валялись осколки посуды, и при движении впивались ему в щеку. В мгновение ока я оказалась рядом с ним на коленях, таймер на моих часах отсчитывал каждую секунду его конвульсий. Я осторожно переложила его на бок и, убирая от брата осколки, поранилась одним из них. В поле моего зрения появился Тирнан с лицом, мрачнее смети. — Чем я могу помочь? Я осторожно положила голову Брэндо себе на колени и, наклонившись, осмотрела рану, полученную им при падении. Неглубокий порез, какие бывают при ранениях головы, сильно кровоточащий, но не смертельный. — Убери от него осколки, чтобы он не порезался, — приказала я. Тирнан приступил к делу с холодной деловитостью, он подбирал с пола осколки, зажав телефон между щекой и плечом. Его брюки от костюма за тысячу долларов испачкались в крови и тесте, но ему, похоже, было совершенно все равно. Пэтси протянула мне сложенное полотенце, но Брэндо уже обмяк и стал неподвижным, припадок прошел. Я прижала к его голове полотенце, чтобы остановить кровь. Я всегда задерживала дыхание, пока он наконец не открывал глаза после приступа. Когда веки Брэндо дрогнули и приоткрылись, с моих губ сорвался шумный вздох. Его глаза были такими голубыми, такими яркими, что это напомнило мне, что он жив, и с ним все будет хорошо. — Б-Бьянка? — невнятно пробормотал он, рассеянно глядя вокруг. — Тише, я здесь, Брэндо, — успокоила его я, убрав у него со лба светлые волосы. Мои руки запачкались в его и моей крови, из-за порезанной ладони, но мне было все равно. — Как ты себя чувствуешь, приятель? — Головаболит, — невнятно продолжал он, но его взгляд стал сфокусированным, и Брэндон попытался сесть. Я помогла ему, зажав его между ног. Он прислонился к моей груди и сделал несколько глубоких вдохов. После припадка я всегда проверяла его дыхание, пульс и способность передвигаться, чтобы понять, нужно ли нам ехать в больницу или нет. — Эй, — сказал Тирнан, присев перед нами на корточки. Немного помедлив, он протянул руку и провел костяшками пальцев по щеке Брэндо. — Тебе нужно в больницу, малыш? Брэндо покачал головой и, сжав рукой мою майку, прижался ближе. После приступа он всегда был сонным и беспомощным. Как только я укладывала его в постель, он мог дремать часами. — Я засекла время, — объяснила я Тирнану. — Приступ продолжался менее пяти минут, а это опасно. Пока он в состоянии нормально ходить, то может оставаться дома. Я волнуюсь об этом порезе… — Я позвоню своему личному врачу, — тут же сказал Тирнан, уже схватившись за телефон. — Эзра? Помоги Брэндону и Бьянке подняться наверх. Эзра вышел из группы, собравшейся в углу кухни и наблюдающей за нами с разной степенью озабоченности. Он протянул руку Брэндо, который тут же ее принял и, поднявшись на слабые колени, прошел несколько шагов. Он оглянулся на меня в поисках подтверждения того, что ему не придется ехать в ненавистную больницу, и я со вздохом ему кивнула. Его улыбка была слабой, но она была. Когда я встала, он потянулся ко мне, чтобы я взяла его на руки. Он стал уже слишком большим, но после приступов ему хотелось физического контакта. Эзра вышел за мной из комнаты и поднялся по лестнице в спальню Брэндо. Уолкотт уже заправлял там кровать новыми простынями с изображением Человека-паука, а на тумбочке стоял стакан воды. Я забралась в кровать к Брэндо, в основном потому, что он меня не отпускал. Пока Уолкотт задергивал шторы, Эзра задержался у двери. — Я в порядке, Эз, — сказал Брэндо, и его одолел зевок. — Но ты можешь остаться, если хочешь. Огромный мужчина с ладонями больше головы Брэндо помедлил, затем сел в большое кресло у окна. — Янка, — прошептал Брэндо и, повернувшись ко мне всем телом, закинул ногу мне на бедро и зарылся пальцами в кончики моих волос. — Я здесь, — заверила его я, чувствуя, что вот-вот расплачусь, но решив не давать слабины, пока он еще не спит. — Можешь не волноваться, я тебя не оставлю. — Обещаешь? — Брэндо уже наполовину заснул, но все еще цеплялся за меня, как будто я могла в любую секунду исчезнуть. У меня сжалось горло, сердце разрывалось от прожигающей внутренности печали. — Обещаю. — Мама и папа ушли. Вдруг ты тоже уйдешь. — Нет, я никогда от тебя не уйду. Ты останешься со мной, — спокойно сказала я, но эти слова были клятвой, данной мной семь лет назад, в тот момент, когда я держала в руках его крошечное, розовое и кричащее тельце. — Только ты и я, приятель. — Может, еще Эзра, — засыпая, пробормотал он, и его пальцы постепенно разжались. — И Уолкотт, и Хенрик, если они захотят. Тирнан — это другое. — Другое? — прошептала я, обожая этого маленького мальчика с его большим сердцем. Меня потрясал его неизменный оптимизм, неиссякаемая способность любить и принимать всех. Рядом с ним я чувствовала себя такой усталой и ненадежной. — Он выбрал нас, — просто сказал Брэндон, и через несколько секунд уснул в моих объятиях. Я уткнулась лицом ему в волосы, пряча льющиеся на него слезы. Мое напряженное дыхание сотрясало в груди осколки моего разбитого сердца. Обняв забывшегося беспокойным сном брата, я как никогда остро почувствовала, что совершенно одна. Аида не была нам матерью, но она присутствовала в нашем доме, обеспечивала надежную защиту, если не спокойствие. Лейн не был отцом, но казался Богом, которого чувствуешь сердцем, почитаешь и живешь по его принципам. Теперь мы остались совсем одни. Моего милого Брэндо защищала и поддерживала я и только я. Эта ответственность железной хваткой сжимала мне легкие, так, что я не могла свободно дышать.