– Ну все, хватит, – сказала я и повернулась к леди Веллингтонии. – Мы со Стокером вместе работаем над проектом его светлости – открыть в Бельведере музей, доступный для публики, – сказала я ей. Она закатила глаза. – Какая бесславная идея. Кому нужно, чтобы публика шаталась по саду, разбрасывая повсюду обертки от сладостей, пустые бутылки и бог знает какой еще мусор? – Вы не считаете, что у людей должен быть доступ к экспонатам, представляющим достижения человеческого ума: собраниям искусства и результатам исследований? На ее губах заиграла легкая улыбка. – Думаете, простого человека волнуют подобные вещи? Нет, дитя. Ему нужны полный живот, теплые ноги и крепкая крыша над головой. Но мне нравится ваш идеализм. Это очень обаятельно, только обещайте от него избавиться к тридцати годам. Женщина за тридцать не может позволить себе быть идеалисткой. – Мне кажется, это очень цинично, – ответила я. Она скорчила гримасу. – Стокер, девочка считает меня циничной. Стокер спокойно взглянул на нее. – Девочка будет думать о вас еще хуже, когда познакомится с вами поближе. Я замерла от такой грубости, но леди Веллингтония запрокинула голову и громко рассмеялась. – А теперь пойдем к ужину, потому что, если я сяду в одно из этих нелепых кресел, боюсь, уже не встану, – сказала она, строго взглянув на низкие кресла, и повернулась ко мне. – В мое время кресла делались не для удобства. У них было одно предназначение – чтобы зад не касался пола, вот и все. Хорошо, что Корделии здесь нет. Она милая девочка, но мигом лишилась бы чувств, если бы услышала, что я в приличном обществе употребляю слово «зад». Знаете, это основное преимущество старости. Я могу говорить все, что заблагорассудится, и меня прощают, потому что я знала Моисея, когда он еще лежал в корзинке в камышах. Она взяла Стокера под руку. – Веди меня к ужину, мой мальчик. Мисс Спидвелл, боюсь, вам придется идти одной. Стокер послушно проводил ее в маленькую комнату для ужинов, а не в большую столовую Розморранов. Стол был накрыт на четверых, и, когда мы уселись, я вопросительно приподняла бровь. – Его светлость спустится к ужину? Или леди Корделия? Прежде чем ответить, она внимательно проинспектировала холодного лосося под майонезом на приставном столике. – Нет, дитя. Розморрана сегодня немного лихорадит, и я велела кухарке отправить ему наверх холодец и хороший бланманже. А Корделия с детьми уже уехала. Она кивнула в сторону пустующего стула. – Это для моей тени, если только он достаточно взбодрится для того, чтобы прийти. Он всегда опаздывает. Только я начала подозревать, что пожилая леди немного не в своем уме, как дверь открылась и вошел священник; бормоча извинения и оттягивая воротник-стойку, он занял свое место. Приставив к уху слуховой рожок, он кивнул леди Велли. – Прости, Велли, но библиотека его светлости всегда так затягивает меня, что я просто забываю о времени. Леди Велли вздохнула и заговорила с ним, возвысив голос и четко произнося каждое слово. – Сесил, я видела, как ты забывал о времени, просто сравнивая длину шнурков на ботинках. Библиотека его светлости тут ни при чем. Тебе не хватает дисциплинированности, – проворчала она. Но в голосе ее слышалась нежность. Она махнула вилкой. – Познакомься с мисс Спидвелл. Священник повернулся ко мне. – Я преподобный Сесил Баринг-Понсонби. Совершенно никак не связан с Бессбороу Понсонби, – строго добавил он. Я напрягла память, чтобы припомнить, что Понсонби – фамилия семьи графов Бессбороу, семейства, известного своей эксцентричностью с начала века, когда одна молодая леди из этого клана стала любовницей лорда Байрона и посылала ему в письмах свои локоны, срезанные не с головы. – Сесил, ты всем говоришь об этом еще с тех пор, как была жива леди Каролина Лэмб. Никому до этого нет дела, – строго сказала старая леди, подцепив на вилку еще один кусочек лосося. – Стокер, ты помнишь мистера Баринга-Понсонби. Он все еще жив, как видишь. Сесил, – позвала она, возвысив голос, и он снова приложил к уху слуховой рожок. – Это Ревелсток Темплтон-Вейн. Вы с ним раньше встречались, но ты не вспомнишь, поэтому просто кивни, чтобы не казаться невежливым. Он, кстати, достопочтенный[3]. Сын виконта, который никогда мне не нравился. Джентльмены сердечно приветствовали друг друга, а затем Стокер повернулся к хозяйке. – Леди Велли, что привело вас в Бишопс-Фолли на этот раз? – Предполагается, что мы все должны развлекать беднягу Розморрана. Хотя, между нами, очень уж это глупо выглядит: споткнуться о собственную черепаху. Чудно?е создание. Такое массивное и с таким забавным лицом; черепаха, не Розморран. Кстати, Сесил, мне только что пришло в голову, что ты очень похож на Патрицию. – Что такое? – спросил он, приставив руку к уху. – Я сказала, что ты похож на Патрицию! На черепаху его светлости! – прокричала она. Теперь, когда она это сказала, я не могла отделаться от мысли, что она права: сходство было заметно. Я была почти уверена, что мистер Баринг-Понсонби оскорбится, но он только пожал плечами и вернулся к лососю под майонезом. Леди Веллингтония повернулась ко мне. – Мне непременно нужно зайти в Бельведер, пока я здесь. Я не была там уже лет сорок. Наверно, он все так же забит всяким мусором? – В коллекции содержатся также редчайшие объекты искусства и естественной истории, – упрямо ответила я. Может быть, в этомсобрании и правда куча мусора соседствовала с редкими сокровищами, но я не могла позволить никому, кроме нас, думать о нем слегка пренебрежительно. – Ничего себе! Ты слышал, Сесил? Меня отругали! Все в порядке, дорогая. Вы не должны обращать внимания на мои капризы. Я счастлива, что вы смогли сегодня со мной поужинать. Мне так хотелось увидеть вас и сопоставить наконец лицо с именем. Она окинула меня долгим оценивающим взглядом. – И правда мисс Вероника Спидвелл. – Вы очень любезны, – ответила я. Она разразилась громким грудным смехом, которого совершенно не ожидаешь обычно от дамы столь преклонных лет. – Я совершенно не любезна. Спросите кого угодно. – Да, я тоже так думаю, – сказала я ей. – Просто пыталась проявить вежливость. К моему изумлению, она довольно отвратительно улыбнулась: стало видно несколько гнилых зубов. Она подняла бокал. – Я решила, что мы станем прекрасными друзьями, мисс Спидвелл. Я подняла свой бокал в ответном жесте и быстро осушила его, не вполне уверенная в том, польщена ли я такой перспективой или обеспокоена. В какие бы странные игры она нипыталась играть вначале, сейчас она их отбросила, и мы с удовольствием разговорились. Мистер Баринг-Понсонби время от времени вставлял очень разумные замечания, да и Стокер казался прекрасным рассказчиком, но более всего в этот вечер мне было интересно слушать леди Велли. Она была удивительной женщиной, и чем больше событий из ее прошлого мне приоткрывалось (места, где она побывала, люди, с которыми была знакома), тем сильнее мне хотелось узнать ее лучше. – Вы прожили очень интересную жизнь, – заметила я после одной особенно занимательной истории с участием эрцгерцога Австрийского. – Я вас шокировала? Не забывайте: я родилась совсем в другие времена, мисс Спидвелл. Девственность – это завет королевы Виктории. Мы были не настолько зашорены, – сказала она мне. – Послушайте моего совета и избавляйтесь от своей как можно скорее. Меня позабавила мысль о том, что было бы, если бы я рассказала ей, что уже благополучно ее лишилась лет семь назад в очень приятных обстоятельствах, на живописном горном склоне в Швейцарии. – И если вы достаточно благоразумны, то должны поручить это дело ему, – добавила она, бросив многозначительный взгляд через стол на Стокера, который что-то кричал в слуховой рожок мистера Баринга-Понсонби. Как раз в этот момент Стокер повернулся и с любопытством посмотрел на нас. – О чем это вы там говорите? Вы обе раскраснелись. – Мы обсуждали лошадей, – сказала леди Веллингтония, – и как трудно порой найти хорошего жеребца для верховой езды. Его ответ был трогательно наивным. – Если вам нужна рекомендация, у меня есть пара знакомых по этой части. Я подавила смешок, а леди Веллингтония наградила его очень мрачной улыбкой. – Не сомневаюсь, мой дорогой мальчик, не сомневаюсь. Затем она вновь повернулась ко мне, а он вернулся к разговору со старичком священником. Мы беззаботно болтали до тех пор, пока не принесли пудинг. Леди Веллингтония передернула плечами в предвкушении: – Яблочный снежок! – воскликнула она. – Мой любимый! Она посмотрела на мистера Баринга-Понсонби, который задремал, еще когда подавали сыр. Стокер с аппетитом набросился на свою порцию, и суровые черты лица леди Велли смягчило выражение искренней привязанности. – Я обожаю Стокера. Если бы я могла иметь сына, то хотела бы именно такого. Но все это деторождение – очень дурное занятие, – мрачно добавила она. – Избегайте его по возможности. – Да, я так и собираюсь, – ответила я. – Умница девочка.