– Я понимаю, – сказала Мэгги. – Вы не могли бы присесть со мной? – Она указала на два дубовых, обитых вельветом кресла рядом с камином. Он, присаживаясь, кивнул. Мэгги тоже села и улыбнулась ему – не слишком широко, но с некоторой теплотой. Иметь дело с родственниками и друзьями жертв всегда было для нее тяжелее, чем вести переговоры с похитителями. Она должна была для родных и близких, держать все под контролем, потому что все остальное в их жизни неожиданно стало неуправляемым. Она становилась краеугольным камнем. С этим было невыносимо жить. Вряд ли кто-то вообще смог такое выдержать. Из-за этого «Шервудские Холмы» так сильно ее подкосили. Это была главная причина, почему она покинула Бюро – эмоциональное напряжение было слишком высоким. Это отнимало что-то у нее. Что-то, что она, возможно, не сможет возместить. Что-то, чем она, возможно, не готова снова жертвовать. И вот теперь она была снова там, где обещала себе никогда больше не оказаться. Ты можешь уйти в любой момент, твердо сказала себе Мэгги. Она вытащила ручку и блокнот из сумки и держала их наготове на случай, если понадобится что-то записать. – Я хочу задать вам несколько вопросов про Кайлу, – сказала она, подождав немного, пока сенатор соберется с мыслями. – Она счастливая девочка? Не слышали ли вы о каких-нибудь проблемах в школе? Может быть, с одной из ее подруг? Или с парнем? – Кайла очень счастлива, – сказал Фибс. – У нее столько друзей. Все любят ее – и в школе, и в конюшне, и в ее команде по лакроссу. Она была выбрана лучшим игроком в прошлом году. Мы так гордились ею. – Что насчет мальчиков? – спросила Мэгги. – У нее есть парень? Сенатор покачал головой: – В прошлом были какие-то мальчики, конечно. Она красавица, как и ее мать. Но пока что не было никого серьезного – по крайней мере, я об этом не знаю. Вы знаете, какие они, эти девочки-подростки, – сказал он. – Думаю, она бы не захотела делиться чем-нибудь слишком личным со своим стариком-отцом. Это не круто. Мэгги собиралась спросить о расписании Кайлы, когда дверь открылась и красивая женщина с густыми светлыми волосами, собранными в небрежный пучок на затылке, зашла в комнату. Волна «Шанель номер пять» защекотала нос Мэгги, а сенатор встал и поспешил к своей жене, голубые глаза которой блестели от слез. – Я позвонила всем ее друзьям – сказала она ему голосом, в котором явно чувствовалась паника. – Никто ничего не слышал от нее. О боже, Джонатан, что, если у нее был приступ? Мэгги подскочила: – В каком смысле приступ? – У Кайлы диабет, – объяснил сенатор. – Она зависима от инсулина. – Обычно с этим очень легко справиться, – сказала миссис Фибс сквозь слезы, поворачиваясь к Мэгги с натянутой улыбкой. – Она всегда так хорошо с этим справляется. И никогда не позволяет этому ее остановить. Но такой стресс? Даже если у нее есть с собой лекарства, она может впасть в шок. А что, если у нее нет инсулина? – Миссис Фибс вздрогнула, а ее плечи затряслись под кремовой блузой. Она не могла сказать ни слова и зарыдала в плечо мужа. – Без инсулина она может впасть в кому, – глухо сказал сенатор, крепко обнимая жену, как будто укрывая ее от своих слов. – Она может умереть. Миссис Фибс заплакала еще сильнее, обмякнув в руках мужа. Мэгги шагнула назад и подошла к окну, пытаясь оставить их наедине. Разговоры с семьями всегда были напоминанием – напоминанием о том, через что прошли ее родители, о том, что ее сестра никогда не вернется домой, о тугих веревках на ее запястьях. Эти напряженные личные встречи были самой сложной частью ее работы: обнаженные, отчаянные эмоции выплескивались на нее. Но быть хорошим переговорщиком означало отделять себя от эмоций. Означало сохранять спокойствие во время бури. Путеводная звезда в конце тоннеля. Ей надо было держать себя в руках, если она надеялась кому-то помочь. В дверь постучали, и агент просунул голову в комнату: – Агент Эденхёрст, мы все собрались в библиотеке. Фрэнк, который стоял около двери, кивнул и сказал, подходя к Мэгги: – Сенатор, миссис Фибс, мы должны пройти в другую комнату. Чтобы подготовиться к звонку. – Конечно, – сказал сенатор. Он провел миссис Фибс, которая все еще сжимала его руку, как будто от этого зависела ее жизнь, через дверь и вниз в зал, в библиотеку, где дубовые книжные шкафы от пола до потолка, заполненные старинными книгами и антикварными вещами, занимали все стены. Над камином висел портрет маслом миссис Фибс в молодости. Она позировала в саду ночноцветных жасминов, ее голубые глаза и улыбка дразнили загадкой. Кайла была копией своей матери. Агенты жужжали по комнате, как рой пчел. За занятым ноутбуками раскладным столиком сидели технические специалисты и стучали пальцами по клавишам, готовые отследить любой входящий сигнал. Полевые агенты были в напряжении, ожидая, когда телефон зазвонит. До тех пор они ничего не могли сделать – только ждать. А если ты хорош именно в действии, то ожидание – это мучение. Мэгги заметила голову с копной золотисто-каштановых кудрей и нахмурилась. Нет… Не может быть… Но так и было. Джексон Даттон – лучшее, что Фрэнк мог сделать?! В этом деле, которое обещало стать очень сложным? Джексон Даттон был третьесортным переговорщиком, слишком уж чувствительным. Они были в одной группе в Куантико и пару раз работали вместе после окончания. Мэгги провела большую часть тренировок, гадая, когда он сломается. И на третьем году работы на Бюро она увидела, как он потерял терпение во время пятнадцатичасовых переговоров, которые зашли в тупик, и так заорал на парня – тирана жертвы, который держал ствол у головы своей девушки, что тот чуть не спустил курок. После этого Мэгги перестала ему доверять. Она, конечно, тоже не любила насилие, но эмоции переговорщика не должны влиять на переговоры. Как только вмешиваются чувства, ситуация становится более опасной для заложника. Она слишком хорошо это знала. О чем, черт подери, думал Фрэнк, когда взял сюда Джексона? Мэгги развернулась, чтобы пойти и спросить его об этом, но натолкнулась на широкую грудь. От неожиданности она отшатнулась и чуть не упала. Крепкая рука подхватила ее. – Аккуратно, – сказал глубокий голос. Она подняла глаза, и тепло, которое охватило ее, когда их глаза встретились, заставило ее задержать дыхание. Это опять был он – мужчина со второго этажа. Его глаза сузились, когда он улыбнулся. – Вы в порядке? – спросил он с еле уловимым акцентом. Мэгги кивнула. – Похоже, вы и я продолжаем сталкиваться друг с другом, – сказал он и посмотрел через ее плечо на разговаривающих Фрэнка и сенатора. – Итак, вы из ФБР. Дайте угадаю… мозгоправ? Какой-нибудь специалист по анализу поведения, который ловит серийных убийц? – Участник переговоров об освобождении заложников, – сказала Мэгги. Он присвистнул, и она не могла с уверенностью сказать, впечатлен ли он или это сарказм. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она не до конца могла прочитать его, и это заставляло ее нервничать. – Это большая работа, – сказал он. – Для такой маленькой женщины? – спросила она, саркастично изогнув брови. Она и раньше слышала это бесчисленное количество раз. Но вместо этого убийственная кривая улыбка изогнула его губы с невероятным очарованием. В ней не было ни насмешки, ни мужского позерства. Желудок Мэгги перевернулся. – Судя по моему опыту, недооценивать женщину любого размера, которая работает в правоохранительных органах, – это очень плохая идея, – сказал он. – Это, скорее, тот тип женщин, которые могут уничтожить мужчину – и в хорошем, и в плохом смысле. Он удивил ее – этот таинственный мужчина, чье имя ей еще предстояло узнать, возможно, прятал глубокий ум за внешностью ковбойского мачо. Мужчины уже давно ее не удивляли. Но сейчас что-то оживилось в ней, и сердце подскочило, трепыхаясь в груди. Ей нужно было что-то сказать, а не просто стоять там и глазеть на него, как идиотка. Она открыла рот, но прежде чем она смогла ответить, телефон в библиотеке зазвонил. Голова Мэгги повернулась на звук, а все тело оцепенело. Все в комнате замерли, болтовня резко прекратилась, как будто запись выключили на середине песни. Все напряженно уставились на телефон в ожидании второго звонка. Вспышка тепла, которую она уже было почувствовала во всем теле до кончиков пальцев ног, исчезла. Мэгги подалась вперед, всего два шага, инстинктивное движение, которое она не могла остановить. Она заставила себя остановиться и отступить. Ей надо было думать, а не реагировать. – Окей, внимание, – раздался хриплый голос Фрэнка, властно прервав тишину. – Шоу началось. Удерживайте звонок. Начинайте отслеживать, как только мы поднимем трубку. Сенатор, подойдите сюда. Вам нужно ответить, как мы договаривались, хорошо? Миссис Фибс издала сдавленный горловой звук, опускаясь в кресло, когда сенатор, пытаясь выглядеть уверенно, направился к столу. – Прямо как мы обсуждали, – мягко повторил Фрэнк. – Спокойно. Никаких нападок. Позвольте ему вести. Позвольте ему говорить, сколько захочет. Не перебивайте. Дайте ему рассказать нам, что он хочет. Руки сенатора тряслись, когда он взял трубку и неровным голосом произнес: – Алло? Тишина. Фибс отчаянно посмотрел на Фрэнка, который показал жестом: «Продолжайте». – Моя дочь у вас? Снова тишина. Сенатор бросил еще один отчаянный взгляд на Фрэнка, а миссис Фибс прижала кулак к губам, пытаясь подавить всхлипывания. – Пожалуйста, просто… скажите, что вам нужно. Верните мою маленькую девочку. Пальцы Мэгги дернулись, когда тишина снова распространилась по комнате. Ей хотелось подойти, схватить телефон и взять дело в свои руки. Заставить того, кто был по ту сторону провода, говорить, кем бы он ни был. Она знала, что смогла бы сделать это. Она всегда умела заставить их говорить. Вдруг компьютеризированный голос зазвенел в комнате: – Я знаю, что вы не один, сенатор. Я хочу поговорить с кем-нибудь главным. Желудок Мэгги сжался, когда она посмотрела на Джексона Даттона, который выступил вперед. Фрэнк поднял руку, останавливая его, и показал на Мэгги, подняв брови в немом вопросе. Мэгги сомневалась. Если бы она взяла телефон у сенатора, все бы было решено. Путь назад уже был бы отрезан. Она оказалась бы втянута в длинное дело до самого конца – неважно, опасного или смертельного. Она бы стала точкой соприкосновения – одиноким голосом, который мог бы привлечь похитителя к ответственности и вернуть Кайлу в целости и сохранности. Была ли она вообще лучше Джексона? Он дал волю своим эмоциям, когда она в последний раз работала с ним, но она сделала то же самое в «Шервудских Холмах». Она не смогла быть спокойной и объективной тогда – и что из этого вышло? Была ли она готова к этому? Будет ли она когда-либо готова? Сможет ли она жить с риском снова облажаться? Но если бы она сейчас повернулась и ушла, смогла бы она жить, зная, что доверила судьбу Кайлы Фибс неуравновешенному переговорщику, у которого проблемы с самоконтролем? Фрэнк щелкнул пальцами. Мэгги бросила еще один взгляд на Джексона. На его лице изобразилось раздражение. Очевидно, Фрэнк задел его самолюбие, так откровенно предпочтя Мэгги на глазах у всех. Теперь он уже не сможет сконцентрироваться на чем-то, кроме своей обиды, во время всего разговора с похитителем. И, возможно, снова сорвется. Она не могла позволить этому случиться. Она должна была быть лучше. Лучше, чем он и та Мэгги, которой она была в «Шервудских Холмах». Она глубоко вздохнула и подошла к столу, протягивая руку за телефоном. Сенатор передал ей трубку, и она твердым, непоколебимым жестом поднесла ее к уху. – Говорит Мэгги Кинкейд, – сказала она. – Я главная.