- Дальше? - Дальше Стивен намекнул не интересоваться. Приемлемо. Где направление на трудоустройство? - Вот, - Уинстон протянул бумажку, выданную при сокращении. - Молодцы, - сказал Плезенс, взглянув в бумажку, - Приемщиком жалоб населения в жилищной конторе. Полагаю, у них и без Вас найдется, кому не принимать жалобы. Завтра выходите на работу, в течение пары недель оформим. - Как это? Плезенс открыл ящик стола и выложил перед собеседником перфорированный пропуск. В ящике лежала еще стопка таких. - Если беспокоитесь про зарплату, тонастоящаязарплата пойдет сразу с сегодня. Только не забывайте, как некоторые, заходить в кассу и получать белую часть. - Вольно! – сказала мисс Люси таким тоном, что Уинстону захотелось свернуться на диванчике под теплым пледом с девушкой вроде мисс Люси под боком. - А теперь посмотрим, кто у нас сумеет достать до носков! — с энтузиазмом сказала она. — Прямо с бедер, товарищи. Р-раз-два! Р-раз-два! Уинстон когда-то ненавидел это упражнение: ноги от ягодиц до пяток пронзало болью, и от него нередко начинался припадок кашля. Сейчас он без труда мог сделать еще и не такое. В жизни есть не только работа и базовые потребности. Новое место работы потребовало многих навыков, полученных на старом. Теперь Уинстону предстояло подделывать стиль разных людей в финансово значимых документах. В основном его отдел занимался легализацией списанных ресурсов. Если завод получил сто листов стали, а для выполнения плана хватило семидесяти, то остальные тридцать сотрудники, причастные к учету ресурсов, могли как-то использовать с выгодой для себя. Не надо спрашивать, почему завод получил сто листов там, где хватило бы семидесяти. Все хотят получать сырья с запасом, чтобы гарантированно выполнять план. Особенно много ресурсов переходило из списанных в неучтенные на военных заводах. Некоторые снаряды, мины и торпеды существовали только на бумаге. Контейнеры с недостатком боеприпасов передавали по цепочке от заводов на склады и корабли, где на уровне командиров отсеков, а то и выше, никогда не существовавшие боеприпасы списывались как отстрелянные. За эти скромные услуги моряки просили положить в контейнеры вместо боеприпасов что-нибудь более полезное для выживания. Сигареты, выпивку, бритвенные лезвия, теплые подштанники. Или даже надувных резиновых женщин американского производства. Когда Уинстон узнал, какую ерунду производят американцы, потому что им хватает ресурсов, он поразился до глубины души. В Эйрстрип Ван дефицит резиновых прокладок для сантехники, за которые люди платят по три доллара, а за океаном тратят резину намного более высокого качества на всякое непотребство. И продают за совершенно безумные деньги. Кстати, о сантехнике. Инфраструктура, например, водопровода в проловских районах держалась не столько на лимитах, выделенных властями, сколько на нелегально сделанных трубах, насосах и прочих фитингах. Пролы скидывались на неофициальную замену стояков и на бойлеры в домах со своих скромных доходов. Впрочем, днем ровно те же пролы делали у себя на заводах те же неучтенные трубы и насосы и получали за них неучтенные деньги. Которые потом отдавали старшему по дому на текущий и капитальный ремонт коммуникаций. При каждом обороте денег сколько-то прилипало к рукам организаторам бизнеса. Теневикам, как называл их Стивен. Даже в сфере высоких технологий ресурсы утекали у Большого Брата сквозь пальцы. На каждую плавучую крепость по бумагам уходило в два раза больше кабелей и электроники, чем монтировалось по факту. А уж при разборке пока единственной списанной крепости все более-менее ценные детали списывались по весу ржавчины. Зато в Лондоне к услугам теневиков появилась полностью нелегальная автоматическая телефонная станция на «военных» микропроцессорах. Надо полагать, программу к ней написали военные программисты. Уинстон с удивлением обнаружил, что теневая экономика была у него почти на виду, а он об этом даже не задумывался. И еще он не задумывался, кто больше влияет на управление кораблем. Номинальный капитан, которого вживую никто не видел и неизвестно, существует ли он как физическое тело, или "теневой капитан", которого тоже никто не видел, и который может и существовать как один человек, а может и вместо одного теневого правителя какой-то коллегиальный орган управления. Насколько далеко вверх уходят ветви теневой экономики? - Мистер Джонсон! Ноль четыре – двадцать, – по-матерински обратилась девушка к кому-то за кадром, - Давайте-давайте, я в Вас верю. Где-то в недрах жилищного комплекса неведомый Джонсон вдохновенно потянулся и уж точно достал до носков. С первого дня работы в Министерстве Изобилия, Уинстон отметил, что сотрудники здесь выглядят морально и физически здоровее, чем их коллеги из Министерства Правды. Действительно, здесь люди лучше питались и меньше боялись ответственности за каждое слово. Хотя, конечно, мир за стенами добавлял в жизнь достаточно разных опасностей. Теперь Уинстон жил намного интереснее, чем раньше. Он записался на постоянной основе в шахматный клуб «Завода №34» и ходил туда как по расписанию вместо того, чтобы пить джин и решать задачи из газет. Конечно, выпивка не исчезла из его жизни полностью. Под вывеской шахматного клуба скрывался «клуб для джентльменов», где за рюмкой виски и сигаретой или даже сигарой говорили о делах или о женщинах. Через клуб Уинстон познакомился с тренером по боксу, который не производил впечатления прола. Отставной инструктор из морских пехотинцев. Оказывается, люди, у которых не было ни малейшей необходимости драться на улицах и на полях сражений, занимались боксом просто для развлечения. Поколачивали друг друга на тренировках, а потом пожимали руки и дружно шли в паб. - За два года я могу сделать из новобранца боевую машину, - говорил тренер, - Если только он сам не будет мне мешать. - А дальше? – спросил Уинстон, - После двух лет? - Дальше боевая машина совершенствуется в битвах с врагом. Я не спортивный тренер, и не могу вести учеников всю карьеру. Всю теорию, которую вам стоит знать, я выдам за два года. Поставлю вам все удары. Их не так уж и много. Добавлю для общего развития чуть-чуть борцовской техники. Пару захватов, бросков, болевых и обязательно освобождение от захватов. И никаких хитрозадых заплетушек, ничего лишнего. Тренер посоветовал бросить курить, и Уинстон бросил. Многие товарищи по тренировке закуривали сразу на выходе, но они со своими большими здоровыми легкими могли себе это позволить. - Смит! – напомнила о себе мисс Люси, - Уинстон с модной прической! Я и на Вас тоже смотрю, не ленитесь. Вот! Прекрасно, как всегда! Уинстон улыбнулся в камеру, без труда вскинул руки над головой, и — не сказать, что грациозно, но с завидной четкостью и сноровкой, нагнувшись, положил на пол ладони всей пятерней. Здоровое питание, отказ от сигарет и грамотные физические нагрузки сделали свое дело. Через год тренировок, к сентябрю 1986 года Уинстон смотрел на себя в зеркало с гордостью. Он не стал выше и не оброс массивными мускулами. Но выпрямил спину и вдохнул полной грудью. Кожа больше не шелушилась, а кашель прошел полностью. Теперь Уинстон перестал запыхиваться и мог добежать по лестнице примерно до двенадцатого этажа, а потом дойти до своего восемнадцатого. Служащие Министерства Изобилия жили в высотных домах на том же Собачьем острове и ходили на работу пешком. Старые шрамы никуда не пропали, и продолжали напоминать о прошлом. В раздевалке Уинстон видел такие же у некоторых боксеров-любителей, но это не обсуждалось. Зубные импланты, любезно подаренные на прощание министерской клиникой, окончательно прижились и больше не вызывали ноющую боль, которую приходилось глушить джином. Но из-за них Уинстон почти перестал улыбаться. Люди вокруг постоянно лечили зубы и знали, чем отличаются от натурального зуба и друг от друга продукция клиник для пролов и продукция дантистов разных Министерств. Волосы так и не восстановились. Уинстон решил, что лучше быть честно лысым, чем прикрывать сверкающую плешь жалкой прядью серых волос, и начал стричься под машинку. Как ни странно, к новой сущности Уинстона такая прическа подходила больше. В кругу общения его новый стиль приняли без замечаний. Майор мог бы ходить с прической, но стригся почти под ноль по привычке, привезенной из джунглей, а Плезенс без смущения носил лысину на полголовы. Зрение осталось на том же уровне. Теневой окулист повторил позапрошлогодний диагноз. Возрастная дальнозоркость. При чтении неплохо бы надевать очки, а в остальной жизни до постоянного ношения очков несколько лет еще есть. Изменился он и внутренне. Теперь он не испытывал страха, входя в проловские районы. Если уж придется драться, то он готов. Но ни разу не пришлось. Пролы чувствовали, кто есть кто. Когда человек в синем комбинезоне идет с гордо поднятой головой, значит он здесь не гость, а право имеет. На самом деле, синие комбинезоны тоже бывали разные. Для рядовых и для тех, кто может себе позволить. Как твидовая «спецовка» у Стивена. В Министерстве Изобилия считалось хорошим тоном заказывать синий комбинезон у теневых портных. Дело даже не в том, что его боялись или уважали. Просто для хищников он не выглядел ни как добыча, ни как соперник. Захотели бы побить – побили бы. Для Уинстона молчаливое разрешение идти своей дорогой выглядело как шаг вверх. - Теперь, вся группа вольно — и следите за мной, продолжила ведущая, - Вот так, товарищи! Покажите мне, что вы можете так же. Посмотрите еще раз. Мне всего двадцать три, а это значит, что ваш стаж в утренней гимнастике лет на десять-пятнадцать больше моего. Прошу смотреть. Она снова нагнулась и продемонстрировала упругую белую грудь в вырезе спортивного купальника. Еще бы кого-то пришлось уговаривать посмотреть. - Видите, у меня колени прямые. Вы все сможете так сделать, если захотите, — добавила она, выпрямившись. — Все, кому нет сорока пяти, способны дотянуться до носков. Нам не выпало чести сражаться на передовой, но по крайней мере мы можем держать себя в форме. Вспомните наших ребят на Малабарском фронте! И моряков на плавающих крепостях! Подумайте, каково приходится им. А теперь попробуем еще раз. Новая работа нравилась Уинстону намного больше, чем старая. Для того, чтобы вмешаться в реальную экономику и ничего не сломать, требуется намного больше мозгов, чем для того, чтобы исправлять материалы старых газет. С коллегами он отлично поладил. В «военном отделе» работали пять потомственных британских бухгалтеров во главе с еще одним выпускником Кембриджа. Плезенс имел в подчинении несколько таких отделов. Уинстон понимал, что его начальник урожденный англичанин и из хорошей семьи, с огромным опытом руководящей работы, высоко ценящий дисциплину и справедливость. Плезенс не распространялся о своем прошлом. Несмотря на возраст, он держал в голове все задачи всех сотрудников, не говоря уже о собственных. Преступная организация под общей вывеской «Служба доработки статистических прогнозов» никого из остального Министерства не интересовала. Уинстон даже не знал, каким образом их отдел формально интегрирован в остальную структуру и как зовут номинального руководителя над Плезенсом. Но в общественную жизнь отдел интегрировался на все сто. Уинстон и коллеги точно так же ходили в столовую на обед и в актовый зал на минутки ненависти. Он застал еще двухминутки на старой работе, где пропагандистские ролики показывали прямо на рабочих местах. Здесь же трудовые коллективы собирались в актовом зале, смотрели ролик на большом экране, а потом шли в столовую. Примерно раз в неделю теперь полагалась не двухминутка, а короткометражка примерно на четверть часа. Война подстегивает научный прогресс, поэтому видеоматериалов становится больше. А читать вредно. От чтения портится зрение, особенно у тех, кто и так работает с бумагами. Хотя здесь, как и на старом месте, работали не только с бумагами, но и с речеписами. Речеписы, то есть, устройства, преобразующие человеческую речь в печатный текст, считались изобретенными в Эйрстрип Ван. Официально их придумала Партия, но Уинстон знал, что основные принципы построения подобной машины сформулировал еще широко известный в узких кругах секретный профессор Алан, работая над автоматизацией перевода военного радиоперехвата. К началу 1980-х речеписы перестали быть секретным оборудованием, занимающим целые комнаты, уменьшились до размера печатной машинки и перешли в разряд гражданской техники. Их, конечно, в магазинах не продавали, но и строгого учета не вели. В любом учреждении такого оборудования хватало. Бессменную руководительницу Министерства Изобилия неофициально называли Леди Маргарет или Железная Леди. Если Большой Брат постоянно напоминал гражданам о своем существовании, то руководители на ступеньку ниже оставались в его тени, кроме Министра Изобилия. Максимальный уровень представителей других Министерств, имена которых фигурировали в прессе, это начальники департаментов. Когда Уинстон работал в Министерстве Правды, он так и не узнал, как звали министра. Может быть, их за одиннадцать лет сменилось десять или даже двадцать. О личности Министра Любви страшно было даже подумать. Зато на флоте всегда знали, кто сейчас Министр Мира. Очередной престарелый адмирал, который занимался в основном перемещением своих друзей поближе к кормушкам, а все важные военные решения за него принимал не то лично Большой Брат, не то какой-то невидимый военный совет. Леди Маргарет занимала свой пост добрых десять лет. Говорили, что ее перевели из Министерства Правды, где она успешно сокращала расходы на школьное образование. Говорили, что уменьшать расходы может любой дурак, а попробуй увеличь доходы. Но с задачей увеличения доходов товарищ Министр справлялась ничуть не хуже, чем заслужила неподдельное уважение подчиненных. Завод со стальными листами, который стал первой задачей Уинстона, через несколько месяцев достался ему снова. Плезенс сказал, что надо «зарезать», то есть, не допустить к внедрению, новую научно-автоматизированную систему раскроя листов. - Зачем? – удивился Уинстон. - За тем, что они научатся эффективно раскраивать лист и не смогут обосновать, зачем им столько излишков. Вы ведь знаете, что на этом заводе еще и есть план по сдаче металлолома? Как они его выполнят, если у них станет меньше обрезков? - Но можно ведь систему официально зарезать, а фактически внедрить, - возразил Уинстон. - И что они с этого будут иметь? - Во-первых, они смогут повысить качество продукции. Выбирать качественные листы для штамповки, а остальные отправлять в неучтенку. - А металлолом? Предлагаете им сдавать целые листы? - Нет. Все сэкономленные листы можно тоже отправлять в тень. Мы ведь можем достать из тени настоящий металлолом, который никуда не годен? Пусть завод сдает его, а листы отдаст нам. - Заметят? - Просто поделимся с приемщиками. Заметить, что металлолом не тот, можно только по пути на свалку или на переплавку, куда там его возят. И, кстати, при наличии стальных листов и хорошей системы раскроя, можно оставить производительность труда на уровне старого плана, а в освободившееся время раскроить что-нибудь интересное на теневой рынок. - Хм… Я поговорю с коллегами. В один прекрасный день Уинстон с утра пораньше получил толстый конверт с долларами.