Часть 18 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Будет тебе молоть, — огрызнулся отец, — и так тошно…
А каково ему, Сашке?
Он прошел через сад на берег реки, сел на корму мотолодки и задумался. Ну, от Вовки Баландина и его друзей досталось — понятно: они мстят ему за свои неудачи, за бессилие что-либо изменить. Но почему ударил отец?
Ах, да, он с ребятами помог Андрею Петровичу задержать несколько браконьеров, вот, должно быть, кто-то из них и нажаловался на него отцу, мол, проучи своего сына, а то за каждым шагом глядит, сообщает в инспекцию… А откуда он узнал, что сегодня засыпался с переметом Вовка Баландин? Или отцу рассказал Вовкин брат Геннадий?
Наверное. Отец и Геннадий теперь в одном мехзвене работают… Только непонятно, зачем отец заступается за них, разве он, Сашка, не прав в своих поступках, разве он все это делает из-за корысти или желания кому-либо досадить или отомстить?
Щека все еще горела от отцовской руки, и хотя боли уже не было давно, осталась обида за несправедливость, и от сознания того, что отец не понял его, что ударил зря, ему становилось горше и тяжелее, хотелось убежать, все равно куда, лишь бы ничего и никого не видеть. Может быть, тогда бы спохватился отец, стал бы искать его, Сашку, чтобы извиниться?..
Скрипнула калитка сада, и на берег вышла мать.
— Ну будет, сынок, будет, — присев с ним рядом на мотолодке, сказала она, — пойдем ужинать. Я тебе яичницу приготовила и молока холодного из погреба принесла…
— Мам, ну скажи, — не слушая ее, заговорил Сашка, — за что он меня ударил, за что? — и, вдруг расплакавшись, уткнулся лицом ей в грудь.
— Ну ошибся, ну погорячился он — с кем не бывает? — пыталась оправдать она мужа. — А тут еще под хмельком пришел!..
Она хотела сказать еще что-то, но, глянув на плотно сжатые губы сына и его убитый обидой взгляд, поняла, что отцовская пощечина что-то переломила в Сашке, что он не только взял ростом. Вырос ее сын, вырос…
«Да, одними словами да подзатыльниками Сашку теперь не переубедишь, — со вздохом подумала Ольга Николаевна, чувствуя под руками его словно сбитое, литое тело, — а Аркадий этого не хочет понять. Что же дальше будет-то?.. Как их помирить?..»
Глава 22
Противники
Спроси сейчас Вовку Баландина и Сашку Ершова, с чего все началось, и они вряд ли припомнят подробности.
Жили они в разных концах села, и хотя встречались по нескольку раз на день, особой дружбы не водили. Дерзкий и нахальный, Вовка во всем любил верховодить и поначалу пытался подчинить себе и Сашку, но тому не по душе пришлась самоуверенность одноклассника, и он этого не скрывал.
— Чего задаешься? — не раз говорил он в глаза, когда Вовка начинал командовать или кого-либо обижать. — Давай по-честному, чтобы никому не было обидно.
Вовка на компромисс не шел.
— Не хочешь — не надо, без тебя обойдемся! — обычно отвечал Сашка, бросал игру и вместе со своими друзьями уходил.
Кажется, еще в пятом классе, не выдержав словесного поединка, они как-то подрались из-за сущего пустяка, но их разняли, и тогда каждый из них громогласно пообещал другому, что докажет свою правоту на кулаках. С тех пор они не упускали друг друга из виду, и Вовка Баландин старался при каждом удобном случае подстроить противнику какую-либо каверзу.
Сашка, хоть и не оставался в долгу, больше как-то отражал нападения, чем предпринимал их сам. И если случалось первому задеть недруга, то делал это скорее по необходимости, чтобы дать почувствовать Вовке свою силу, чтобы опередить его.
Нападение из-за угла на него Сашка расценивал как трусость противника.
— Что, дрейфишь один на один, так помощничков с мешками прихватил? — язвительно спросил Вовку Баландина Сашка, когда тот поднялся на ноги после его удара в подбородок. — Или уже шарики не работают? — коснулся он пальцем виска.
— Вот встретимся еще раз, тогда узнаешь, — угрюмо пообещал Вовка и, то и дело оглядываясь, точно боялся удара в спину, пошел за своими приятелями.
Эта встреча состоялась на другой же день.
А произошло так.
В одном из своих донесений Витька Бубнов между делом сообщил, что вода в полоях пошла на убыль, а Сашка этому не хотел верить. Рыба только-только закончила нереститься, и если ребята из дозора не ошиблись, то на траве после спада воды могут остаться миллиарды оплодотворенных икринок.
Впрочем, такое уже случалось раз. О гибели икринок в прошлом году Сашка слышал и даже сам обратил внимание на камыш, словно ожерельями, обвитый высохшими икринками. И сейчас ему невольно вспомнилось, как возмущались тогда люди и недобрым словом поминали волжские гидростанции, что раньше времени, в период нереста рыбы, начинают придерживать воду.
Сашка снял трубку и позвонил в инспекцию рыбнадзора Полосухину, чтобы с ним поделиться тревогой, но там его не было.
«Может быть, Андрей Петрович дома?» — подумал Сашка и поспешил туда, но и там его не оказалось: жена сказала, что куда-то ушел.
Сашка хотел было уже пуститься на розыски, но тут подумал, что ребята в донесении могли ошибиться и, прежде чем поднимать шум, надо сначала убедиться, так ли на самом деле. Он зашел в штаб, предупредил Горку Щетинкина, что скоро вернется, и поспешил к мосту через Сухой ерик.
Проходя по грейдеру мимо судоремонтной базы, он мельком взглянул на старые, полузатопленные половодьем сейнеры, стоящие в конце забора у берега, и ему почудилось, что на одном из них что-то промелькнуло и скрылось за штурвальной рубкой.
Сашка остановился.
Кто бы мог это быть? Сейнеры давно списаны и уже несколько лет стоят на отшибе никому не нужные, за это время они обветшали, покрылись по бортам слизью и обросли мхом, и даже мальчишки перестали заглядывать сюда.
Минута проходила за минутой, а на палубе сейнера никто не появлялся. Померещилось, что ли?
Сашка хотел было пролезть в одну из многочисленных дыр забора и спуститься к берегу, чтобы со стороны ветел или же нефтянки взглянуть на заинтересовавший его сейнер, но тут он вспомнил, зачем шел к ерику, и, махнув рукой, зашагал дальше.
Вскоре он остановился на мосту и внимательно оглядел полои. Казалось, они ничуть не изменились. Воды было столько же, сколько и несколько дней назад, и сейчас она так же, как и всегда, сияла золотисто-серебряными бликами да там и тут морщинилась легкой рябью под ветерком.
Сашка оторвал щепку от измочаленной колесами доски настила и бросил ее в ерик. Щепка описала по воде круг, успокоилась и тихо поплыла под мост.
«Но, может быть, ее гонит ветром?» — подумал он, и только потом заметил, как с уходящей водой к мосту медленно-медленно плывет с полоев мусор.
Да, ребята не ошиблись. Правда, вода уходит еще совсем незаметно и даже сразу на глаз это не определишь. И если спадать она станет потихоньку, малек должен успеть проклюнуться из икринок, а там ему уже ничего не страшно: он сам скатится с водой в реку.
А если вода быстро пойдет на убыль?!
Если, если… Чего это он гадать начал? Надо скорее найти Андрея Петровича и предупредить его, а уж он, конечно, знает, как лучше поступить!
Сашка повернул назад.
Поравнявшись с судорембазой, он посмотрел на старые сейнеры и, задержав шаг, внимательно оглядел их один за другим. Ничего подозрительного.
Он немного задержался на месте, раздумывая, идти ли к берегу или не стоит, и уже зашагал было к околице, как вдруг услышал звук, слишком похожий на скрип уключин. Прислушался. Нет, ему не показалось, хотя на реке лодок близко не было вообще. Скрипело что-то за сейнерами.
Сашка мигом прошмыгнул в дыру забора, зашел со стороны причала, где стояла нефтеналивная баржа, и от удивления присвистнул: на борту скособочившегося сейнера за рубкой сидел Вовка Баландин и хваткой — эдакой сетью, насаженной на металлическую крестовину, ловил рыбу.
Ну и ну, только получил нагоняй за перемет — пожалел его Андрей Петрович, не составил акт, — а сегодня полез за рыбой с другой снастью!
Сашка сделал полукруг и зашел к сейнеру так, чтобы его не видел Вовка Баландин. На палубу поднялся по спущенной в воду полусгнившей мачте, прислоненной к носу, и, спрятавшись за разоренным кубриком, стал наблюдать. Вот Вовка ухватился за конец веревки, пропущенной через блок, висящий на наклоненном к воде шесте, и быстро потянул ее на себя. Блок заскрипел, завизжал, и из воды показалась хватка: в ней плавало несколько тарашек и красноперок, а снизу в ячее запутались окунь и два судачка.
Вовка выбрал из хватки улов и бросил его в мешок. В нем уже было порядочно рыбы.
— Ну хватит ловить, — выходя из-за укрытия, сказал Сашка и остановился на полпути. — Здорово ты замаскировался, вот только не сообразил блок смазать, чтоб не скрипел — у околицы слышно!..
— Опять ты?! — как ужаленный, подскочил на ноги Вовка. — Чего тебе от меня надо?!
— Чтобы не ловил рыбу запрещенной снастью да еще в запрет, — спокойно ответил он, искоса примеряясь, куда лучше отскочить, если Баландин вдруг бросится на него.
— Я вот тебе сейчас покажу, как ходить за мной!.. — пообещал Вовка, схватив подвернувшийся под руку деревянный обрубок, и двинулся на Сашку, зло прищурив раскосые, как у татарчонка, глаза.
— Попробуй!.. — вооружаясь таким же обрубком, предостерег его Сашка и неожиданно выпалил: — Вот сейчас Андрей Петрович подойдет, посмотрим, что ты тогда говорить станешь.
Весь Вовкин пыл сдуло как ветром. Он сник, швырнул деревяшку за борт и стал торопливо разбирать хватку, все время посматривая на берег. Сашка наблюдал за ним и не знал, что делать дальше. Соберет сейчас Вовка снасть и уйдет, и не докажешь потом, что он опять браконьерничал! Эх, надо было не трогать его пока, а позвать ребят или Андрея Петровича!
Закончив сборы и убедившись, что Полосухина близко нет, Вовка дерзко глянул Сашке в глаза и шагнул вперед.
— Куда торопишься? — загородил ему Сашка путь. — Подожди…
— Что-о? — сделал удивленно-насмешливое лицо Вовка. — Ты пойди сперва своего папаню задержи, вот кто первый на селе браконьер!
— Он уже давно никуда не ездит… — неуверенно возразил Сашка, чувствуя, как что-то кольнуло в груди.
— А где он был ночью третьего дня? — хихикнул Вовка. — Где это он себе лоб рассадил?
— На что-то наткнулся в темноте…
— Ха! А может, в бударке той он сцепился с Андреем Петровичем да оба упали, вот и досталось обоим?
— Брешешь!
— Сам слыхал, как твой отец с моим брательником, Генкой, разговаривал. Мол, нам еще повезло, что Полосухин вывалился за борт, — успели удрать…
Сашка разинул рот, хотел что-то сказать и не мог.