Часть 40 из 72 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оппи собрался было сострить по поводу того, что они, вероятно, единственные, кто сегодня проходил мимо этой мельницы и говорил по-голландски, когда Степан Захарович Апресян указал на точку невдалеке от берега:
– Видите лодку? Вон ту, красную?
Оппи наклонил голову, чтобы поля шляпы лучше прикрывали глаза от солнца.
– Ja.
– Это скоростной катер с командой. А в международных водах стоит советский траулер «Крылов». Вам нужно лишь спуститься по пляжу, сесть в катер и…
Оппи немного подождал продолжения и, когда его не последовало, сказал:
– У меня жена.
– Которая время от времени сбегает от вас, – отозвался вице-консул. – Жена, на которой вы, извините за прямоту, вовсе не хотели жениться. Но, если захотите, мы без труда доставим и ее.
– И двое детей.
– Да, в том числе дочь, которую вы хотели отдать в приемную семью.
Оппи широко раскрыл глаза, а Апресян дружелюбно пожал плечами:
– Мы всего лишь искали определенную информацию, но вы ведь знаете поговорку: в широкую сеть попадает много рыбы. – Он указал на океан. – У этой лодки есть якорь, а вот есть ли он у вас? Нью-Йорк, Кембридж, Геттинген, Лейден, Беркли, Лос-Аламос, Принстон. – Он повернулся к Оппи. – Jij bent niet het type dat een band vormt.
Эти слова можно было бы дословно перевести: «Вы не из тех, кто завязывает отношения», но…
У него екнуло сердце.
А можно было бы и так: «Вы не из тех людей, которые привязываются».
Ох, Роберт, Роберт, Роберт…
– Вас ожидает новая жизнь, – сказал Апресян. – С богатством, с наградами.
Если только… подумал Оппи. Что-то совершенно новое, место, где никому, по крайней мере, больше не будет дела до того, что случилось с Хоконом Шевалье. Вдали от призрака Джин, от шлака «Тринити».
Но он не мог уехать. Была работа, которую нужно было сделать. Был мир, который нужно было спасти.
– Простите, – сказал Оппи и сам услышал в своем голосе отчетливое сожаление. – Я не могу. Но умоляю вас: позвольте Курчатову связаться со мною; дайте нам побеседовать. – Он снова перешел на английский. – Всего хорошего, мистер вице-консул. – Роберт повернулся и пошел обратно в парк «Золотые Ворота».
За спиной он услышал полузаглушенные звуками уличного движения и негромким прибоем слова Апресяна, сказавшего по-русски: «До свидания, товарищ», но не стал оборачиваться.
Глава 36
1947
Среди документов, не включенных в перечень, досье на ученого-ракетчика Вернера фон Брауна. Его так и не передали в НУАД.
Национальное управление архивов и документации США
У Дика Фейнмана опять начался старый зуд.
Он старался унять его, листая доставленный в институт июньский номер «Бюллетеня ученых-атомщиков». В этом номере название журнала лишилось географической привязки «Чикаго». Еще интереснее оказалось то, что на обложке были изображены некие «часы Судного дня» – стилизованное черно-белое изображение циферблата, вернее, его верхней левой четверти, на ровном оранжево-огненном фоне. Часы показывали без семи минут полночь, а врезка сообщала от имени редколлегии, что это приблизительное время, отделяющее человечество от ядерного Армагеддона, и что журнал намерен передвигать минутную стрелку вперед или назад в зависимости от складывающихся условий.
Дик положил журнал на стол. Было уже поздно, и библиотека опустела; да черт возьми, весь Фулд-холл уже почти опустел. Можно было пойти в свою гостевую квартирку, но…
Но…
Этот треклятый зуд.
О, здесь, в Институте перспективных исследований, было отнюдь не так паршиво, как в Лос-Аламосе. Здесь не было ни военной полиции, ни колючей проволоки, ни подписок о неразглашении.
Но все равно двери здесь запирались.
И на сейфах были номерные замки.
И работу следовало держать в секрете.
Дику не нравилось, что человечество не ставят в известность о надвигающейся катастрофе, но он согласился подчиниться воле большинства. Но ведь были и другие вещи, которые держали в секрете не для того, чтобы избежать паники или защитить американские интересы, а просто потому, что для некоторых самонадеянных типов секретность сделалась навязчивой идеей. Что ж, таких людей действительно нужно время от времени дергать за носы.
В Лос-Аламосе Дик вполне неплохо ладил с другим Диком, генералом Лесли Р. Гровзом, но вполне понимал и неприязнь к этому человеку Лео Силарда, которую тот и не думал скрывать. Гровза можно было сравнить с цеппелином, но вместо водорода или гелия он был надут чванством и фанфаронством.
Генерал захватил под свой кабинет комнату на втором этаже Фулд-холла под номером 212, рядом с кабинетом Гёделя и точно над секретарем фон Неймана, но пребывал по большей части в Вашингтоне. Сегодня его тоже не было на месте, и Фейнман с наслаждением предвкушал, как вскроет замок в генеральской двери. ИПИ строился без учета возможной секретности работ, и Дик обнаружил, что замок в нужной двери просто удручающе легко открыть; он справится с этим за несколько секунд.
Но это было далеко не все. У Гровза в кабинете стоял сейф размером с холодильник; он, вероятно, предпочел бы встроенный, чтобы комми, которые, как он подозревал, скрывались за каждым углом, его не утащили. Таких устройств Фейнман никогда раньше не видел, с латунным номеронабирателем, расположенным посередине бордовой дверцы. А вот это было достойно трудов!
Естественно, Дик прежде всего заглянул в те места, где люди обычно записывают цифровые комбинации, и попробовал несколько чисел, связанных с биографией Гровза – дату рождения, несколько юбилеев и телефонных номеров. Безуспешно – ну и ладно. Дик погладил подушечки больших пальцев кончиками всех остальных пальцев по очереди. Вскрыть сейф можно, тщательно прислушиваясь к тому, что происходит в замке, но для того, чтобы полагаться в этом деле только на слух, требуется очень большой опыт. Фейнман не был знаком с этой моделью и не знал, сколько язычков запирает замок, но обычно в сейфовых замках их делали три. Он посмотрел на часы – половина удовольствия состоит в том, чтобы проследить, сколько времени потребуется, – и взялся за дело. Сначала он просто крутил наборный диск с разной скоростью, привыкая к пощелкиванию и пытаясь уловить чуть заметные изменения сопротивления при переходе через различные цифры. В конце концов решив, что почувствовал механизм, повернул диск на полный оборот, чтобы сбросить все выставленные значения и начать с чистого листа.
Дверь сейфа открылась через двадцать три минуты и восемнадцать секунд: очень даже приличное время. Первоначально он хотел лишь подложить Гровзу подарок: какую-нибудь мелочь, которая заставила бы генерала удивиться, когда он в следующий раз откроет свою сокровищницу. Фейнман собирал пятидесятицентовики с идущей Свободой, выпущенные начиная с 1918-го, своего года рождения, и использовал их вместо визитных карточек (вряд ли кто-то рассердится, внезапно получив полдоллара, верно?). Вот и сейчас он выудил один из кармана своих бежевых брюк, но, пока поднимал руку, чтобы положить монету на верхнюю папку, его взгляд зацепился за ее название. На торце папки крупными печатными буквами было написано: «Проект “Облачность”»[57].
Фейнман любил беседы с Джонни фон Нейманом и, приезжая сюда, старался как можно чаще беседовать с ним. Он знал о его плане использовать свой вычислитель для точного прогнозирования погоды на месяцы или даже годы вперед. Дик сомневался, что это когда-нибудь станет возможным. В Лос-Аламосе его собственная работа была по большей части посвящена газодиффузионному методу отделения изотопа урана-235 от урана-238; этому процессу мешало пьяное метание частиц, обычно именуемое броуновским движением. Он подозревал, что подобное случайное перемещение всегда будет сбивать с толку метеорологов в их попытках предсказывать погоду, наподобие римских гаруспиков, по внутренностям перистых облаков. Тем не менее название заинтриговало его (он всегда считал себя не только любознательным, но и любопытным, и не стеснялся второго качества) и поэтому, не колеблясь, вынул склеенную из крафт-бумаги папку. Она была толстой; он чуть не рассыпал ее содержимое.
Фейнман решил, что лучше будет не тащить бумаги в библиотеку, а пролистать их здесь. Гровз был толстым, но неопрятностью отнюдь не страдал, содержал стол в идеальном порядке, и на нем было полно места, чтобы разложить бумаги. Дик опустился в мягкое кресло, которое, как он подумал, должно было обрадоваться меньшему весу сидящего, и приступил к чтению.
Он читал.
И читал.
Несмотря на название, «Проект “Облачность”» не имел ни малейшего отношения к метеорологии. Первый же документ в папке имел гриф «Секретно», двухлетний возраст – 6 июля 1945 г. – и назывался «Использование немецких специалистов в области науки и техники в Соединенных Штатах». В нем были сформулированы разбитые по отдельным параграфам «принципы и процедуры», которым должна была следовать «Облачность»:
Не допускается ввоз в Соединенные Штаты людей, которые признаны военными преступниками или подозреваются в качестве таковых. Если впоследствии станет известно, что какие-либо специалисты, доставленные в эту страну, внесены в список предполагаемых военных преступников, их необходимо вернуть в Европу для судебного разбирательства.
Вторая фраза была подчеркнута синими чернилами и теми же чернилами на полях было написано: «ВФБ».
ВФБ. Сначала Дик подумал, что это как-то связано с футболом.
Но тут же сообразил, что это инициалы Вернера фон Брауна.
Он принялся поспешно листать остальные документы. Как это сплошь и рядом бывало, приступая к решению проблемы, он не имел точного представления, что именно ищет, но не сомневался в том, что, когда найдет нужное, сразу поймет, что это именно оно.
И он нашел то, что нужно, невзирая на то, что оно было изложено в обычном косноязычном военном стиле. Заместитель директора «ОУПРД» сообщал: «негативные отчеты УВА мешают “ГД” утвердить иммиграцию ключевых активов “OC”». Дику пришлось покопаться в других документах, но все же он выяснил значение всех этих аббревиатур. «ОУПРД» оказалось Объединенным управлением планирования разведывательной деятельности, собравшим более тысячи досье на нацистских врачей, ученых, инженеров и техников, которые могли быть полезны американским военным. «OC» – операция «Скрепка» – новое название того, что первоначально называлось операцией «Облачность», очевидно, потому, что досье нацистов, которых разыскивали американские военные, были помечены скрепкой. «УВА» – Управление военной администрации Соединенных Штатов – руководящий орган США в оккупированной американцами части Германии. А «ГД», как в конце концов дошло до Дика, был Государственным департаментом США.
В заключении говорилось: «В настоящее время считаем нецелесообразным представлять какие-либо из прилагаемых досье в Государственный департамент и Министерство юстиции».
Вероятно, к документу прилагалось несколько досье, но сюда, в ИПИ, Гровз привез только одно из них. В сопроводительной записке к досье говорилось: «УВА указывает, что он рассматривается как потенциальная угроза безопасности Соединенных Штатов и его будут разыскивать для судебного разбирательства по делу о денацификации ввиду его членства в партии». А само досье принадлежало герру доктору профессору Вернеру фон Брауну.
Дик полагал, что фон Брауна считали военным преступником просто потому, что он был отцом ракеты «Фау-2», взрывы которой унесли жизни 2700 мирных жителей в Лондоне и ранили еще 6500; исходя из этих условий, его самого (как заметил Лео Силард) признали бы военным преступником, если бы японцы победили в войне.
Но, просматривая документы о фон Брауне, Фейнман почувствовал, что у него заныло под ложечкой. Переписывать относящиеся к делу страницы было бы слишком долго, да и бумагой он не запасся, и поэтому он перечитывал их снова и снова, запоминая каждое слово.
Когда он наконец покинул офис Гровза, то не оставил ни пятидесятицентовой монеты, ни какого-либо другого признака того, что побывал там. Уже в четвертом часу ночи он вышел из Фулд-холла и направился по предутреннему холодку в гостевые апартаменты. Луны не было, лишь купол, усеянный звездами, висел над головой; Дик прикинул, что их должно быть не менее шести миллионов.
Глава 37
Моя цель – звезды.
Вернер фон Браун