Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 50 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * * Посвящается Кену Маклауду Спасибо Джеймсу Николлу, Роберту Ноджею Сниддону, Кори Доктороу, Эндрю Джею Уилсону, Кэтлин Бласделл, Дэвиду Клеменсу, Шону Эрику Фэгану, Фаре Мендельсон, Кену Маклауду, Джульет Мак-Кенне и всем остальным подозрительным лицам – Этот аппарат, – начал он и взял рукоять привода, на которую тут же оперся, – изобретение нашего бывшего коменданта. Вы уже что-нибудь слышали об этом человеке? Нет? Знаете, не будет преувеличением сказать, что построение всего здешнего поселения является его рук делом. Мы, его друзья, уже к моменту его смерти знали, что все устройство поселения столь четко подчинено принципу внутренней замкнутости, что его преемник, сколько бы новых планов ни вертелось у него в голове, еще много лет не сумеет изменить ничего из старого. Наше предсказание сбылось: новому коменданту пришлось смириться с такой ситуацией. Да, жаль, что вы не знали бывшего коменданта! Франц Кафка. В поселении осужденных [1][Перевод А. Тарасова.] Кто помнит сегодня об армянах? Адольф Гитлер, 1939 год Режимы, происходящие из Насущной Республики, не используют классические дни, недели и другие земные календарные меры, разве что в историческом или археологическом контексте. Однако классическая секунда осталась основной единицей измерения времени. Удобный конвертер выглядит следующим образом: 1 секунда время прохождения светом 299 792 458 метров в вакууме. 1 килосекунда в архаичных единицах 16 минут. 100 килосекунд (1 день) в архаичных единицах 1 день и 3 часа. 1 мегасекунда (1 цикл) 10 дней, в архаичных единицах 11 дней и 6 часов. 300 мегасекунд (1 месяц) 300 дней, в архаичных единицах 337 земных дней (11 месяцев). 1 гигасекунда в архаичных единицах около 31 земного года. 1 терасекунда в архаичных единицах около 31 тыс. земных лет (половина возраста человеческого вида). 1 петасекунда в архаических единицах около 31 млн земных лет (половина временного отрезка с конца мелового периода). 1. Дуэль Темнокожая женщина с четырьмя руками идет ко мне через танцплощадку клуба. Из одежды на ней – только пояс из человеческих черепов. Волосы образуют дымный венок вокруг открытого любопытного лица. Она интересуется мной. – Ты здесь новенький, не так ли? – спрашивает она, останавливаясь у моего стола. Я смотрю на нее. За исключением изящно встроенных вспомогательных плечевых суставов, тело ее – самое обычное человеческое: типовой дизайн. Цепь, украшенная колючей проволокой и бутонами роз, удерживает черепа на бедрах. – Да, я новичок, – отвечаю я. Кольцо условно-досрочно освобожденного преступника щекочет левый указательный палец – незначительное такое напоминание. – Я обязан предупредить вас, что прохожу переиндексирование личности и реабилитацию. Я – ну, человек, подобный мне, – могу быть склонен к вспышкам насилия. Расслабьтесь, это лишь предупреждение: я не причиню вам вреда. А почему вы спрашиваете? Она пожимает плечами – широкий, волнистый жест, который заканчивается, чуть сотрясая ее бедра. – Потому что еще не видела вас здесь, а я тут бываю почти каждый день, и так – уже дней двадцать-тридцать подряд. Помогая кому-то, можно заработать дополнительные баллы на реабилитацию. Про кольцо не беспокойтесь, их здесь многие носят. До недавнего времени и мне приходилось всех предупреждать. Я выдавил улыбку. Значит, такая же заключенная? Просто в иерархии программы – чуть повыше? – Хотите чего-нибудь выпить? – спрашиваю я, указывая на стул рядом с собой. – А как вас зовут, если можно спросить? – Кей. Давай без официоза. – Она выдвигает стул и садится, перекинув через плечо огромную прядь волос и обеими руками запихивая черепа под стол. В то же время она смотрит на меню. – Я хочу охлаждённый двойной мокко с капелькой коки. – Она снова смотрит мне в глаза. – В клинике все устроено так, что волонтер постоянно приветствует здесь новых людей. И сейчас как раз моя смена. Назовешься? И да, откуда ты? – Не гони лошадей. – Кольцо вновь щекочет. Я не забываю улыбаться. – Я – Робин. И ты права, я только что из рехаб-емкости. Выпущен один мег назад. – То есть чуть больше десяти планетарных дней, один миллион секунд. – Я из… – несколько секунд мои мысли лихорадочно мечутся, пытаясь определиться, какую байку ей скормить, и приходят к выводу, что нужно что-то более-менее близкое к правде, – …этого района, на самом деле. Но у меня заминки с памятью. Совсем залежался – вот и приходится с этим что-то делать.
Кей улыбается. У нее острые скулы, бледные зубы в обрамлении красивых губ; лицо с двусторонней симметрией – на такую работу ушли три миллиарда лет труда эволюционной эвристики и гомеозисных генов… И откуда только эта мысль взялась? – сердито спрашиваю я себя. Сложность в том, чтобы отличить собственные думы от тех, что принадлежат послеоперационному протезу личности. – Так долго не была человеком, – признается она. – Совсем недавно сюда перебралась, с планеты Zemlya. – Через мгновение она мягко добавляет: – Ради операции. Я возился с бахромой, свисающей с рукояти моего меча. С ней было что-то не так, и это меня ужасно расстраивало. – Ты жила с ледяными упырями? – спрашиваю я. – Не совсем. Я была ледяным упырем. Я таращусь на нее во все глаза – вот не думал, что когда-нибудь встречу настоящего живого инопланетянина, пусть и выписанного из своей породы. – Была ли ты… как это правильно сказать-то… в общем, ты родилась такой или на какое-то время эмигрировала? – Это два вопроса. – Она поднимает палец. – Тогда и тебе от меня – два, уговор? – Уговор. – Я кивнул без подсказки, и кольцо дало мне немного тепла. Все очень просто: поведение, предполагающее выздоровление, поощряется, а то, что усугубляет послеоперационный делирий, наказывается. Мне это не по душе, но это важная часть реабилитации – так мне сказали. – Я эмигрировала на планету Zemlya сразу после предыдущего дампа памяти. – Что-то в выражении ее лица наводит на мысль, что она увиливает от правдивого ответа. Что тому причиной? Неудачные сделки, личные враги? – Я хотела познать общество ледяных упырей изнутри. – Бокал с коктейлем вырастает из стола, Кей делает осторожный глоток. – Потому что оно очень странное. – Она на мгновение задумывается. – Понимаешь, я жила среди них ради исследования. Но по прошествии одного поколения мне стало… грустно. Если проживаешь с кем-то несколько гигасекунд кряду, волей-неволей привязываешься к нему – если только не становишься постчеловеком, обновляя свою… ну, ты понял. Я подружилась с парой, наблюдала, как они стареют, потом – умирают, и в какой-то момент поняла: не могу больше это терпеть. Поэтому я вернулась и стерла это… чувство. Эту боль. Несколько гигасекунд? Одна длится тридцать планетарных лет. Многовато времени на житие с незнакомцами. Кей внимательно наблюдает за мной. – Это, наверное, была очень точная операция, – медленно отвечаю я. – Потому что я из прошлой жизни почти ничего не помню. – Ты был человеком, – предполагает она. – Да. – Определенно, был. У меня остались обрывки воспоминаний – мечи, чья сталь мерцает в сумерках в узких проулках, вновь охваченные войной зоны; кровь, льющаяся рекой. – Я был ученым. Из профессуры. – Скомпонованный ряд охваченных огнем врат, за грозной броней поста таможенного контроля между режимами. Крики, толкотня – мирные жители устремляются к темному проему. – Я был историком. – Это хотя бы отчасти правда… было правдой. – Все теперь кажется таким скучным и далеким. – Короткий выброс энергетического оружия, за ним – тишина. – Меня заела рутина, вот и пришлось немножко освежиться. А это уже почти стопроцентная ложь. Я не был добровольцем – кто-то сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Я слишком много знал. Либо мог согласиться на вмешательство в память, либо моя следующая смерть стала бы последней. По крайней мере, так значилось в письме на мертвой бумаге – письме к самому себе, ждавшему у кровати, когда я очнулся в реабилитационном центре, сразу после того, как испил вод Леты, доставленных прямо в мозг ботами размером с молекулу – с легкой руки хирургов-храмовников. Я скалю зубы в улыбке, прикапывая полуправду в откровенной лжи. – И вот я прошел серьезную переподготовку и теперь не могу вспомнить, что к чему… – …чувствуя себя новым человеком, – договорила она за меня с полуулыбкой. – Ага. – Я смотрю на вторую пару ее рук. Не могу не подметить, как она сжимает и разжимает пальцы, словно заправская невротичка. – Но я предпочел консервативный дизайн тела. – Да, консервативного во мне – до фига. Ныне я – мужчина среднего роста, темноглазый, с уже проступающей черной щетиной – ничем не улучшенный евразиец докосмической эры, в кожаном килте и конопляных сандалиях в тон. – У меня осталось очень въедливое представление о себе, и я не собирался его отвергать. С ним слишком многое ассоциируется – так что я бы не смог. Кстати, классные у тебя черепушки. Кей улыбается: – Спасибо. И еще раз спасибо – за то, что не задал стандартные вопросы. – Это какие же? – Ну, почему я так выгляжу, например. Впервые за наш разговор я беру свой напиток и делаю глоток горькой холодной жидкости синего цвета. – Ты прожила столько же времени, сколько живет человеческая допотопная форма, среди ледяных упырей, и местный сброд куксится из-за того, что у тебя слишком много рук? – Я покачал головой. – Думаю, у тебя есть на то причины. И всё. Она скрещивает обе пары конечностей в защитном жесте. – Я бы чувствовала себя обманщицей, имея облик… – Она смотрит куда-то поверх меня. В баре есть еще парни, несколько смазливо-кавайных девиц и некоторое количество киборгов, но большинство – ортогуманоиды. Кей смотрит на даму с длинными светлыми волосами на одной стороне головы и короткими щетинками – на другой, одетую в воздушную белую драпировку и пояс с мечом. Женщина громко ржет в ответ на слова одного из своих товарищей – это берсерки ждут игроков. – …скажем, как у нее. – А ты когда-нибудь была ортогуманоидом? – До сих пор им остаюсь – глубоко внутри. Насколько я понял, она выходит на публику в ксеногуманоидном обличье, потому что стесняется. Я рассматриваю толчею берсерков и случайно встречаюсь взглядом с той блондинкой. Она смотрит на меня напряженно, затем показушно поворачивается ко мне спиной. – Этот бар здесь давно? – спрашиваю я, а сам чувствую, как горят уши. Как эта фифа посмела так поступить со мной? – Около трех мегасекунд. – Кей кивает компашке гуманоидов, вваливающейся в бар. – Лучше не обращай на них особого внимания, это дуэлянты. – Я сам такой. Дуэли – часть моей терапии. Кей гримасничает.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!