– Что случилось? Давно ты?.. – Я приехал, как только смог, – бормочет он мне на ухо. – Вчера вечером из больницы позвонили, но сказали, что я не смогу тебя увидеть, время слишком позднее и стационар закрыт для посещения… – Сэм весь напрягается. – И? – спрашиваю я. Я чувствую, что должно быть что-то еще. – У тебя были судороги. – Он все еще в напряжении. – Доктор Хант сказала, что дело дрянь, нужен радикальный метод, но она не обратится к нему без твоего на то согласия. – И что за «радикальный метод»? Зачем? – Твои воспоминания… – Сэм напрягается еще больше. Меня знобит. Доктор Хант начинает отчет, когда я поворачиваюсь взглянуть на нее: – Память кодируется несколькими способами: как разница синаптических весов и как связи между нейронами. Последнее ее редактирование, которому вы подверглись, было выполнено с ошибками. Появились перекрестные помехи. В свою очередь, это обеспокоило вашу аугментированную иммунную систему, и вы подверглись заражению механоцитами, что значительно ухудшило ситуацию. Всякий раз, когда начиналась интеграция новейших ассоциативных связей, ваши эндогенные робофаги решали, что это деятельность опасных механоцитов, и убивали нервные клетки. Вы были близки к тому, чтобы полностью утратить способность формировать новые долгосрочные ассоциации – то есть к прогрессирующему повреждению мозга. Метод, который я применила к вам, обычно используется на последней стадии редактирования памяти – я использовала его, чтобы уничтожить старую память, рвавшуюся на поверхность. Мне жаль, но теперь вы не сможете получить к ней доступ – у вас останется то, что успело интегрироваться во время фуг, но все остальное, что бы там ни было, уничтожено навсегда. Сэм ослабил свою хватку на мне, и я прислонилась к нему, глядя на доктора. – Разве я давала вам разрешение манипулировать своим разумом? – спрашиваю я. Хант просто смотрит на меня. Я чувствую себя потрясенной. Если она сделала это против моей воли, это… – Да, – говорит Сэм. – Что? – Ты была совсем плоха. – Он снова сгорбился. – Хант описывала ситуацию тебе и мне, я просил ее сделать все необходимое, а она сказала, что не может – ты тогда была в бреду. И тут ты вроде очнулась… она спросила тебя… и ты согласилась. – Но я этого не помню, – говорю я, а потом задумываюсь. Нет, вообще-то… вроде что-то помню. Но я не могу быть уверена на все сто, не так ли? Ох. Я смотрю на Хант. Узнаю выражение ее глаз. Долго-долго смотрю на нее, потом мне удается заставить себя кивнуть – очень вынужденно, но и этого достаточно, чтобы стравить напряжение. Думаю, мы все выдохнули одновременно. Теперь я никогда не смогу узнать до конца, кем была, не так ли? Но это все еще не так плохо, как участь, ждавшая меня в противном случае. Я не помню точно ни приступы, ни судороги, ни свое согласие на какие-либо манипуляции, имевшее место, очевидно, между ними, – но сделанного не воротишь в любом случае. Думаю, пора открывать новую страницу жизни. – Вообще-то, – говорю я Хант и Сэму, – я чувствую себя… гораздо лучше! Сэм смеется, и в этом смехе есть что-то грубое, граничащее с истерикой. – Лучше, правда? – Он снова обнимает меня, и я обнимаю его в ответ. Доктор Хант улыбается – как мне кажется, с облегчением оттого, что щекотливая ситуация разрешилась. Подозрительная часть меня запоминает это, но даже она готова признать, что Хант в самом деле может быть лишь той, кем кажется – доктором-ортодоксом, руководствующимся лишь лучшими интересами своих пациентов. Она, конечно, заодно с Фиоре и епископом, но иметь во вражеском стане такого в общем-то неплохого человека – утешение. – Так когда я могу пойти домой? – спрашиваю я с надеждой. Оказалось, меня оставят в больнице до конца дня и на ночь. Здешний быт утомителен и полон призраков в белых одеждах, катающих свои тележки с едой, бельем и снадобьями темного века. Я все еще чувствую слабость, но достаточно окрепла, чтобы встать и самостоятельно сходить в туалет. Идя назад, я замечаю, что шторы вокруг другой занятой кровати в палате задернуты. Оглядываюсь по сторонам – медсестер нет. Собравшись с силами, я подхожу. Там лежит Касс, и на нее больно смотреть. Ее ноги от пят до колен ампутированы – их просто нет, – обрубки приподняты на ремнях. Синяки на лице поблекли до уродливого зелено-желтого цвета, за исключением глазниц, которые с виду одновременно опухшие и впалые. Она все еще болезненно худая; полупрозрачный пакет, полный жидкости, медленно опорожняется в ее вену через трубочку. – Касс? – тихо зову я ее по имени. Ее веки с трудом приподнимаются, глаза поворачиваются ко мне. – Гх-х-х, – произносит она. – Что-что? – Я наклоняюсь поближе, она слегка вздрагивает. – Что ты говоришь?.. Сзади ко мне торопятся шаги. Подходит медсестра-непись. – Пожалуйста, отойдите, отойдите от пациента, – бубнит она на ходу. – Какие ее шансы? – требовательно спрашиваю я. – Что вы будете с ней делать?.. – Пожалуйста, отойдите от пациента, – повторяет медсестра в последний раз и вдруг перескакивает на новую диалоговую ветку: – Все вопросы адресуйте вышестоящему медперсоналу. Спасибо за ваше участие. Возвращайтесь в постель. – Касс… – предпринимаю я последнюю попытку достучаться до нее. Словно хрупкая снежинка, мысль о манипуляциях с моими воспоминаниями кружится в голове и застывает над всем остальным. Я чувствую себя ужасно. – Ты меня слышишь, Касс? – Возвращайтесь в постель, – говорит медсестра слегка угрожающим тоном. – Да иду я, иду! – говорю я, отшатываясь от бедной раненой Касс. Я была одержима ею долгое время, считая – вот она, Кей. Но настоящая Кей все это время спала в мужском теле в соседней комнате. А жизнь Касс текла по руслу чудовищного кошмара. Здесь что-то не так с этикой. Я не думаю, что Хант – убежденная злодейка. Но она сотрудничает с Фиоре и Юрдоном, хотя ни один здравомыслящий ученый не пошел бы на это. И потом она провела мне несанкционированную редакцию памяти, а это уже противозаконно. Но я не могу быть уверена, что не согласилась? И был ли у меня – или, раз на то пошло, у Хант – выбор? Я трясу головой, жмурюсь. Все эти противоречия и прочие когнитивные диссонансы грозят свести меня в могилу. * * * За окнами – солнечное утро четверга, когда доктор Хант является вновь, садится у моей кровати с блокнотом в руке и подбадривает меня искренней улыбкой. – Итак, Рив, вы прекрасно совладали со всеми невзгодами. Выздоровление идет полным ходом. Думаю, есть все основания выписать вас. – Шариковой ручкой она что-то строчит в блокноте. – Вы все еще идете на поправку, так что мой вам совет – следующие несколько дней никаких серьезных нагрузок! Вы не должны возвращаться на работу раньше четверга следующей недели, а еще лучше – сидите дома до следующего за ним понедельника. Этот лист потом отдадите Яне – это официальный больничный. Если вдруг почувствуете недомогание, или у вас повторится приступ головокружения, немедленно звоните в клинику. – А на скорую помощь нельзя рассчитывать? – осведомляюсь я. Хант убирает непослушный седоватый локон за ухо. – Мы еще находимся в процессе привлечения новых людей в сообщество, – отвечает она. – Парамедиков здесь не будет до следующей недели. Им предстоит модернизировать свои импланты, чтобы обзавестись дополнительными навыками. Но если через две недели вы вызовете скорую помощь или полицию, вам не придется иметь дело с сотрудниками-зомби. – Доктор оглядывает палату. – Как говорили в темные века, всегда не хватает рук… – Вообще-то, я хотела спросить… – Я не заканчиваю фразу, не зная, стоит ли вообще затрагивать эту тему, но Хант уже знает, к чему я клоню. – Вы поступили правильно, вызвав скорую помощь, – решительно говорит она. – Не сомневайтесь в этом. – Она хватает меня за руку, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. – Но зомби, увы, бесполезны, когда дело касается чего-то большего, чем рутина. – Она тихо вздыхает. – Будет проще, если помогать мне станут живые, обучаемые нестандартным навыкам и решению комплексных задач люди. – Сколько человек в итоге начнут жить в симуляции? – спрашиваю я. – В материалах вначале говорилось что-то о десяти… приходах по десять человек, но если вам требуются живые полицейские и медики – значит, к заселению запланировано гораздо больше? Доктор выглядит удивленной. – Нет, сто участников. Просто размер сравнительного набора для перенормировки баллов, Рив, всего один приход. Мы знакомим участников друг с другом контролируемым образом, по десять когорт на приход, но вы уже почти все освоились. На следующей неделе мы откроем коллектор и соединим все районы. Именно тогда наша полития начнет свое реальное существование! Это будет очень интересно – вы встретите незнакомцев, а зомби будет гораздо меньше. – Ого, – говорю я просевшим голосом. Голова идет кругом. – И сколько, э-э, районов вы планируете объединить? – О, около тридцати приходов. Этого достаточно, чтобы образовать один небольшой город, что, согласно нашим моделям, является минимумом для стабильного общества. – Все разом будет очень сложно контролировать. – Еще как! – Доктор Хант встает и поправляет белый халат. – Придется использовать как минимум три собственных воплощения, чтобы идти в ногу со временем! – Еще один непослушный локон падает на ее лицо, и она откидывает его назад. – А теперь я оставлю вас, если не возражаете. Вы готовы к выписке, можете вернуться домой, как захотите, – просто скажите медсестре в регистратуре, что уходите. У вас остались вопросы? – Да, – поспешно отвечаю я и немного колеблюсь. – Когда вы редактировали мою память, у вас было искушение… ну, знаете, что-то изменить во мне? Я имею в виду, в самой личности, в установках… Хант пристально смотрит на меня своими большими карими глазами. Она выглядит задумчивой. – Знаете, если бы я начала изменять чью-то личность… установки, как вы говорите… у меня не осталось бы времени на то, что действительно требовалось. – Она улыбается мне, но выражение ее глаз внезапно делается холодным. – Кроме того, это весьма сомнительное, неэтичное для врача поведение, миссис Браун. И у меня есть два ответа на ваш вопрос. Во-первых, что бы я ни думала о пациенте, никогда не сделала бы ничего, что не отвечало бы его интересам. И, во-вторых – от вас я ожидала большего. Хорошего дня. Она поворачивается и уходит. Ну вот, выпендрилась, думаю я; от смущения прямо тошнит. Не уследила за языком. Хотела бы я побежать за ней и извиниться, но это усугубило бы недоразумение, не так ли? Идиотка, говорю себе. Хант права, они не смогли бы управлять системой без медика-надзирателя, который действует в интересах его участников; кроме того, я обидела сейчас единственного экспериментатора, потенциально пребывающего на моей стороне. Она могла бы помочь мне лучше адаптироваться, ну да… м-да. Собственно, мне здесь больше нечего делать. Я встаю и роюсь в сумке, которую Сэм принес вчера вечером. Там есть нижнее белье, платье с цветочным узором, пара сандалий с тонкими ремешками, но он забыл сумочку. Ладно, в любом случае он хорошо поработал. Я одеваюсь и иду в отделение неотложной помощи. По пути прохожу двери в другой корпус больницы, над которыми горит надпись «РОДИЛЬНЫЙ ДОМ». Надо думать, скоро там будет полно народу, а сейчас удручающе пусто. Когда я дохожу до регистратуры, у меня пружинит шаг. – Выписываюсь! – говорю я. Непись за стойкой кивает. – Миссис Рив Браун покидает учреждение по собственному желанию, – отчитывается она, похоже, сама перед собой. – Хорошего дня. Больница выходит на Главную улицу, зажатую между рядом магазинов и кварталом, отведенным под офисы. День солнечный, теплый, и мое настроение поднимается, когда я оказываюсь на улице. Чувствую себя воздушной и пустой, легкой как перышко, ни о чем не заботящейся! По крайней мере, не сейчас, мрачно бормочет упрямая часть меня. Затем у меня создается впечатление, что даже та часть, которая всегда начеку, пожимает плечами и вздыхает, как бы говоря: уж точно можно взять выходной, чтобы восстановиться. Фиоре фактически снял меня с крючка, за что я могу поблагодарить доктора Хант, так что у меня есть реальный выбор. Я вольна продолжать брыкаться и бороться с неизбежным или пойти домой, расслабиться на несколько дней, успокоиться, избежать нежелательного внимания со стороны Фиоре и его кармодрочеров. Могу даже притвориться, что мне весело – почему бы не относиться ко всему как к игре? К тому же, приходит мне в голову, если я хочу уничтожить Джен, лучший способ сделать это – выиграть на ее же поле. А план побега всегда можно разработать позднее. И еще надо хотя бы попробовать уладить дела с Сэмом – мне не нравится, как паранойя и страх, судя по всему, отдаляют нас друг от друга. Мне требуется три часа, чтобы добраться до дома на такси, в основном потому, что я трачу много времени в женском салоне красоты. Я делаю прическу, затем прогуливаюсь по универмагу. Салон и универмаг по-прежнему обслуживают только неписи, что изрядно раздражает, но, по крайней мере, меня они не беспокоят. Мне действительно нужна новая одежда – понятия не имею, что случилось с той, которую я носила во время восхождения. К тому же модная одежда позволяет набирать очки приятным и простым способом, а в этом я могу нуждаться. В перерывах между покупками я оказываюсь у киоска с косметикой. Хочу сделать Сэму сюрприз и прошу услужливого непися помочь мне с выбором чего-то по-настоящему классного. Хотя люди в темные века мало знали о преобразующих нанотехнологиях, они вполне разбирались в использовании натуральных продуктов для изменения внешности. Когда косметолог закончил, я с трудом узнала себя в зеркале. Я все еще не очень хорошо себя чувствую, поэтому устаю гораздо быстрее, чем ожидалось. Итак, я заканчиваю поход по магазинам, заказываю доставку продуктов на дом и беру такси. Дома, как я и ожидала, ужасный беспорядок. Уборщица, которую я наняла, когда устроилась на работу в библиотеку, приходила, но только раз в неделю, а Сэм забивал грязной посудой раковину и оставлял стаканы в гостиной. Стараюсь не обращать на это внимания, сажусь и отдыхаю, но через полчаса сдаюсь. Если мне нужно адаптироваться, я должна с этим управиться – такова часть моей роли, – поэтому я отношу все стаканы на кухню и загружаю один за другим в посудомоечную машину. Потом ложусь вздремнуть. К сожалению, в мою голову уже закрался коварный демон недовольства, поэтому я снова встаю и иду в гостиную. Понимаю, что мне никогда особо не нравилась обстановка здесь, а сильнее всего и необъяснимо раздражает диван. Заменить бы его на что-то более человеческое! Пока я занимаюсь перестановкой, время летит незаметно, и вот уже почти шесть. Сэм скоро вернется с работы. Готовлю я плохо, но моих мозгов хватает, чтобы понять инструкцию на упаковке. Когда я слышу щелчок замка, быстренько раскладываю столовые приборы. – Сэм? – окрикиваю я. – Я уже дома! – Рив? – откликается он. Я выхожу в холл. Судя по его глазам, он с трудом меня узнает. – Р-рив… – Его челюсть отвисает. Бесценный момент! – По дороге я попала в небольшую аварию, врезалась в салон красоты, – игриво сообщаю я. – Ну, как тебе результат? Он прищуривается, затем умудряется кивнуть. Помимо использования макияжа, я надела самое сексуальное и откровенное платье, какое смогла найти. Ну, собственно, бедняга Сэм никогда не умел нормально выражать эмоции, но со временем я это в нем исправлю. Да и выглядит он сейчас жутко уставшим – мятый пиджак понуро свисает с покосившихся плеч.