– Мне надо раскрыть это убийство, пойми. – А если это сделал я? Теперь она смутилась. – Так что? – настаивал Игорь. – Назовешь ты читателям блога мое имя или предпочтешь убить свой блог? Она молчала. – То-то. Выбор сделать не просто. Хорошо, я готов ответить на твои вопросы. За обедом, идет? Мы поедем в шикарный ресторан, как я тебе и обещал. Отметим окончание тбилисского вояжа. И я постараюсь предельно откровенно ответить на твои вопросы, хотя подозреваю, что мне они сильно не понравятся. «А как непросто мне будет их задать!» – невольно подумала она. Инна в отличие от него не имела такого опыта в делах любовных. Точнее, она его вообще не имела. Гоша и пара коротких романов, скорее, мучительных для нее, чем счастливых. И теперь она боялась влюбиться, хотя подозревала, что худшее уже случилось. Золотарев задурил-таки ей голову. И теперь она будет придумывать себе то, чего на самом деле не было, надеяться, ждать, ревновать, вздрагивать от каждой эсэмэски, которая пришла на телефон, или сигнала о том, что написали в WhatsApp. Когда еще это пройдет! «Я бездомная кошка, которую на время приютили. Накормили, приласкали. Поселили в номере люкс, вывели на прогулку. И даже оплатили для меня утренний концерт. Но был бы Игорь так щедр, если бы не знал, что завтра кошка отправится туда, откуда пришла? В одиночное плавание, на самообеспечение, под знамена оголтелых феминисток. Нам хорошо и без мужчин! Мы свободны! Брак – это предрассудки!»… Она боится признаться себе в том, что ходит к Гоше затем, что у него семья. Пытается остаться ее частью. Потому что одиночество похоже на лавину. Годы стремительно тают, как и силы, надежных камней, близких людей и преданных друзей, хотя бы знакомых, с которыми можно пообщаться, остается все меньше, и вот уже лавину нечем удержать. Она надвигается неотвратимо. Не успеешь оглянуться, как вокруг могильный холод, толща одиночества, через которую не пробивается и лучик света. Одна в ледяном плену… – Эй, Инна! – Что? – она очнулась. – Что с тобой? Проголодалась? Я поймаю такси… …Ресторан был очень дорогой. Едва открыв меню, Инна тут же его закрыла. На цены страшно было смотреть. Тем не менее все столики были заняты. – Это лучший ресторан в Тбилиси, – шепнул ей Золотарев. – Наслаждайся. Она пыталась. Но вопросы, которые она хотела задать Игорю, были все равно что перец, делающий все блюда, которые она ела, невыносимо острыми. Она еле могла глотать. Поэтому много пила воды. Золотарев смотрел на нее с беспокойством. – Ты, часом, не наведалась в коптильню к Зубаридзе? – спросил он. – А при чем тут их коптильня? – А ты до сих пор не догадалась, чем отравили Илию? Инна вздрогнула: – А ты что, догадался? – Конечно. Как только сказали о том, что винодел наелся селитры. – И?.. – У них была домашняя коптильня. А селитру используют, чтобы придать изделию товарный вид. Колбасы были бы серыми, так же как и копченая грудинка с окороком, если бы в них не добавляли чуть-чуть пищевой селитры. От этого мясо становится розовым. А так оно на вид неаппетитное. Но в больших дозах пищевая селитра, как ты понимаешь, яд. Зубаридзе пил минеральную воду «Боржоми». У нее горьковатый вкус. Идеальный напиток, чтобы добавить туда селитру. – О, господи! – ахнула Инна. – Ты знал и не сказал! – Кому? Полиции? И что бы это изменило? – Но тогда Резо… – она осеклась. – Нет, мог. Он сидел по левую руку от Илии. – Смекаешь? – Игорь, ты уверен? – Почти, – небрежно сказал он и поправил галстук. – Я заглянул в коптильню. У меня вообще-то ресторан. Я изучал технологический процесс изготовления деликатесов. Верь мне: Зубаридзе отравили пищевой селитрой. – Но кто?! Ах, да. Мы все решили, что это Резо. – На один вопрос я ответил? – Да, конечно. – Давай дальше. Она вдруг вспомнила, как Игорь, держа одной рукой за волосы голову Зубаридзе, другой зачем-то поднял упавший стакан из-под «Боржоми». А опрокинул его… Зубаридзе? Она напряглась, вспоминая… – Эй, что с тобой? – опять окликнул ее Игорь. – Ничего. – Ты ушла в свои мысли. О чем они? – настойчиво спросил он. «Лилит» его все-таки убило… Кто это сказал? Инна мучилась ответом на эти вопросы, в них и была скрыта тайна убийства винодела. А потом и Тамары. Лолита в алых перчатках… Татьяна с веером… Крохотная сумочка, расшитая бисером на поясе у Агриппины Викентьевны… «Я застала их в коптильне…» – За здоровье? Или за прекрасную погоду? – Игорь поднял свой бокал. Она пила неохотно. Лишь для того, чтобы ему угодить. Он так долго выбирал вино и так тщательно. Сомелье стоял у их столика, вытянувшись в струнку. Да, Золотарев знаток! – Как тебе вино? – прищурился он. – Великолепно! – Тогда почему не пьешь? – Игорь, это оранжевое вино! – И что? – Неужели ты не понимаешь?! – Ты слишком впечатлительная. Давай следующий вопрос. Что там у тебя по списку? – Он откинулся на спинку и взял зубочистку. – Ты сказал, что Лолита сама тебя соблазнила. И что она это сделала из-за отца. Поясни. – Вспомни, как ее зовут, – загадочно сказал Золотарев. – Имя редкое, но и не такое бывает. – Аристарх по образованию филолог. Имя дочери он дал, потому что ему нравилась книга… – Господи! – ахнула Инна. – Набоков! «Лолита»! Ты хочешь сказать… – Я не знаю имя его любовницы. Меня тогда не было в Москве, и вообще в России. Могу только предполагать. Ее возраст. – Школьница? – Как думаешь, почему никто ничего не знал? О романе Стара Ригера с актрисой Тамарой Поздняковой кричали все. Подробности были в таблоидах. И до этого тоже. Стар постоянно с кем-нибудь встречался. Это обсуждали в высшем свете, папарацци охотились за фотографиями. Но как ты теперь понимаешь, это была ширма. – А на самом деле ему нравились несовершеннолетние девочки, – напряженно сказала Инна. – С ними он чувствовал себя молодым, – насмешливо сказал Золотарев. – Считать его негодяем было бы неправильно. Детей он не трогал. Он обращался внимание на рано созревших девушек. Любил сорвать первым цветок невинности. – Лолита… Она наверняка что-то видела. Ведь к ней приходили подруги. – У Ригеров была дача, – небрежно сказал Золотарев, грызя зубочистку. – Лолита поначалу была общительной девочкой. А дом был огромен. И сад. Вишни, яблони, заросли малины. Детям там было раздолье. Они чуть ли не со всего поселка собирались в саду у Ригеров. Играли в салки, прятки, в городки… Агриппина Викентьевна, душа этого дома, была против того, чтобы дети часами сидели в Интернете. Даже против того, чтобы они подолгу смотрели телевизор. Тогда мать Ригера была совсем другой. Она была счастливой. С ней рядом были обожаемый сын и внучка. – Лолита тебе рассказывала, кого именно застала с отцом? – осторожно спросила Инна. – Нет. Мы об этом не говорили. Но она вдруг стала оказывать мне знаки внимания. Мне показалось, что она кого-то копирует. Отец был ее кумиром. Лолита его любила какой-то болезненной любовью. Понимаю, как это прозвучит, но ее ласки как будто достались не мне, а… Ты меня поняла. – Инна кивнула. – Вероника тоже была яркой женщиной, но она быстро увяла. Они со Старом поженились в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать. А через десять лет разошлись. Удивительно, что протянули так долго. – Но как ты мог уступить Лолите? – А что я, не человек? Она похожа на отца, если ты заметила. Красивая, породистая… Был дождь. Я приехал к Ригерам на дачу, а они отправились в аэропорт кого-то встречать. Нежданные гости, родственники, живущие в Америке. Вероника поехала по магазинам и рынкам вместе с домработницей, они со Старом хоть и разошлись, но цивилизованно. Просто зафиксировали раздельное проживание. Ника дала ему свободу, он продолжал давать ей деньги. И любезно предоставлял на лето свою дачу. Она была огромна, места хватало всем. Так вот, был сильный дождь. Дома осталась только Лолита. Мы сели играть в карты. Она готовилась к выпускным экзаменам. – В карты играли на раздевание? – ехидно спросила Инна. – Как ты догадалась? – насмешливо улыбнулся он. – Сначала дурачились. Выпили вина. Я не помню подробности, больше десяти лет прошло. Она называла меня «дядя Игорь». – А потом?