Прохладные синие и зеленые наряды, развевающиеся в воде. Бледная кожа сверкает серебром в свете жезлов-фонарей, которые держат слуги, спешащие перед знатью на толстых рыбах. Носы и скулы скрыты дыхательными масками со множеством тонких трубок: из-за них блёсны немного похожи на призрачных кошек. В глаза втерта жгучая мазь, защищающая их от воды – из-за нее радужки у блёснов совсем черные, а белки – слегка голубоватые. Тонкокостные и безжалостные, на огромных мускулистых конях эх-ушкье – воплощениях смерти, в руках – гарпуны и копья. Причудливое, странное зрелище, все в дурманной жемчужной пыльце, шлейфом тянущейся за Охотой. Медноволосую голову блёсна, скачущего впереди кавалькады, украшал ракушечный венец. Одетый в изящный темно-зеленый костюм с широкими длинными рукавами, он был самым красивым из рамбловцев. Я невольно залюбовалась его точеным профилем, высоким лбом и гордым орлиным носом, заметным под маской. Густые локоны цвета красного дерева доходили ему до плеч и слабо колыхались под водой, мягкие губы напоминали розовые лепестки. На мелодичном дольнем языке блёсен приказал своему двору остановиться. Охотники, спешиваясь с черногривых эх-ушкье, хохотали и пели, огрызались и целовались. Слуги, сопровождавшие вереницу, стали спешно распаковывать припасы, устилать морское дно тяжелыми тканями, уставлять напитками и яствами подводного мира. Донные яблоки – медовые и сладкие; устрицы и морские ежи; зажаренные птички-ныряльщики, нашпингованные пастернаком и черемшой. Кто-то из блёснов, почти не целясь, швырнул за скалы гарпун – и слуги вытащили из зарослей мертвое существо, похожее на дельфина. Алая кровь облачками взмывала вверх. – А вот и завтрак: зажарьте его для нас, – мелодично пропел блёсен в венце и лег на блестящую ткань. Слуги начали колдовством разводить подводный огонь – нестерпимо синий – а другие охотники и охотницы садились и ложились вокруг своего господина, велеречиво переговариваясь, скаля белые, будто жемчуг, зубы, передавая по кругу табакерки с пыльцой. Их смех был похож на звук бьющегося хрусталя, а бешеные, злые взгляды напоминали Мокки – только будто замедленного в своем бытии. Мы с Мокки не могли уплыть: нас тотчас стало бы видно на большой песчаной поляне. Бакоа зашипел от гнева и беззвучно саданул кулаком о камень, после чего закрыл глаза и погрузился в ожидание. Я наблюдала за блёснами, хвастающимися друг перед другом убитыми сегодня жителями глубин: слуги приносили их и уносили по легкому мановению руки. В какой-то момент чуть не вспыхнула драка: одна блёсна обвинила кудрявого юношу с татуировкой во все лицо в том, что он перехватил намеченную ею сегодня акулу. Тот зарычал и выхватил из-за пояса стеклянный светящийся меч. Но блёсен в венце поднял ладонь, запрещая дуэль, и тихо сказал что-то с улыбкой. Все рассмеялись, ссора была забыта. Я уже было расслабилась – ну, подождем, – но вдруг один из всадников – огромный, мрачный, с рисунком морской звезды в разрезе рубахи – поднялся и, подозрительно покрутив головой, пошел в нашу сторону с гарпуном наперевес. – Мокки! – Я ткнула вора в плечо – он так и сидел неподвижно, будто уснул. – Кажется, у нас проблемы. – Почему я не удивлен? – процедил вор, прижимаясь всем телом к камню и прижимая туда же меня откинутой в сторону рукой. Устрашающий блёсен приближался. – Что ты там ищешь, Вальорен? – я вновь услышала мелодичный голос блёсна с венцом. – Мне кажется, там кто-то есть, мой принц. Принц? – Не по статусу нам гоняться за каждой креветкой. Вернись и раздели со мной кубок, нам скоро снова пора отправляться в путь. – Я чувствую запах испуганной плоти. Человеческой плоти, мой господин. Кажется, рыбаки нарушили договор. Толпа охотников зашелестела удивленно-взбудораженными ахами и охами. – Гурх, – прошептала я. Пальцы Мокки, лежавшие у меня под ключицами, сжались. – Тогда я сам хочу посмотреть, Вальорен. Где мой гарпун? Вода молчала: ни шагов, ни дыхания – не поймешь, как близко от нас враг. Только волны шепотов растекались по песчаной поляне. Оказалось, блёсен обошел наш круг из скал. Неожиданно он выступил нам навстречу из зарослей подводных цветов. Я замерла на вдохе, увидев принца так близко. Уголки его губ приподнялись в улыбке, обнажая немного заостренные зубы, глаза сузились, оценивающе глядя на меня, гарпун в руке поблескивал в свете рыбы-удильщика, сопровождавшей мужчину. Блёсен издевательски наклонил голову набок и уже нараспев начал: – Вальорен, да ты… Как вдруг он перевел взгляд на Мокки и замер. И без того бледная, кожа рамбловца в венце совсем побелела. Он очень медленно моргнул, в плывущих из-за пыльцы зрачках на мгновение появился ужас. – Убирайся. Немедленно, – едва слышно, трясущимися губами сказал принц. Свободной от гарпуна рукой он резко рванул на себе ворот изумрудного одеяния, будто ему не хватало воздуха – такой странный жест на глубине. – Не-мед-лен-но, – повторил принц и отвернулся, всколыхнув зеленые водоросли, а потом продолжил в полный голос, смеясь: – …Да ты совсем потерял охотничий нюх, Вальорен! Никого здесь нет, какое разочарование! Знаете? Мне не нравятся настолько тусклые места, эти руины – пресвятая Авена, да эти руины мы видим трижды в год, я хочу устроить привал в другом месте. На вершине Муренового холма, под светом звездных потоков, ниспадающих сквозь морскую толщу… Охота! Продолжим гонку! И рамбловец шагнул прочь. И не прошло и нескольких минут, как вся мелодичная, эфемерная, странная кавалькада жестоких блёснов с музыкой и пением неслась по морю прочь: эх-ушкье мчались то по песчаному дну, то по воде, то снова по дну… Я обернулась к Мокки. Бакоа выглядел как только что выловленный мертвец, жертва сорокадневных пыток. Дико стрельнув в меня глазами, он равнодушно бросил: – Повезло. И, оттолкнувшись голыми ступнями от острого камня – слишком острого, капли крови мгновенно затуманили воду рядом – Мокки быстро и молча поплыл вверх, в Дабатор. 26 Посланцы оришейвы Amantes – amentes. «Влюбленные – безумцы». Догнать рамбловца в воде – дохлый номер. Когда я поднялась на поверхность, Мокки уже нигде не было. Зато с деревянного настила мне протянул руку Тилвас Талвани. На щеке у него стремительно разливался темно-лиловый кровоподтек, на плече был длинный порез от бритвы. – Что у вас случилось? – спросил артефактор, вытягивая меня наверх. – Бакоа вынырнул, врезал мне без предупреждения и с криком «Встретимся в Джинглберри!» свалил за горизонт, поднимая смерчи из щепок. Я еще не видел его таким. Джинглберри был следующей точкой нашего путешествия: именно там жил мастер, способный изготовить из кораллов артефакт Объединения. – Хм. Потом расскажу, – задумчиво протянула я. – Но хорошо, что ты не стал прыгать вслед за нами. Это было бы неуместно. – Я хотел, – с нажимом сказал Тилвас. Кровоподтек к этому моменту успел раствориться так же безмолвно, как появился до того. – Вот только Бакоа утром выплеснул остатки зелий, а я, при всей своей гениальности, не умею задерживать дыхание больше чем на три минуты. Пришлось ждать. Я наклонилась, выжимая мокрые волосы. В голове у меня шумело – то ли из-за воды, то ли из-за сцены с рамбловцами. Расширенные зрачки и голубые белки подводного принца при взгляде на Мокки так и стояли у меня перед глазами. – Джинглберри так Джинглберри, – наконец невпопад сказала я. * * * Мы добрались туда за два дня. Как сказочные герои оставляют за собой хлебные крошки, так Мокки Бакоа везде, где проезжал, сеял хаос и разрушения. Кто-то обокрал придорожный чайный домик. Кто-то увел лошадь из таверны, оставив в обмен клячу с дабаторскими стременами – всю в пене. Кто-то проник в винную бодегу, где стащил ящик лучших вин, а остальные – перебил, причем, судя по разбрызганной крови, голыми кулаками. – Это был сущий демон, – говорила испуганная служанка, встретившая вора на лестнице. – Сущий демон… – Он совсем головой поехал, – уныло констатировал Тилвас. – Угу. – А ты, значит, ушла в себя. – Угу. Талвани только вздохнул, пнул камешек на дороге и засунул руки в карманы новых модненьких брюк – девушка из ателье, в котором кто-то разбил витрину, подарила их Тилвасу в благодарность за психологическую поддержку. Этот подарок и их получасовой, небо прости, флирт вызвали у меня неприятное чувство: в конце концов, я молча взяла Тилваса за локоть и увела из лавки. – Какая ты строгая, Джерри, – восхитился аристократ и потрепал меня по волосам. Когда мы наконец прибыли в Джинглберри, нам сказали, что очень странный постоялец заселился вчера в трактир «Багровая корка». – Багровая корка, серьезно? – болтун-Талвани взял на себя все коммуникации с окружающим миром. – Это которая на ранах образуется? – Нет, – смутился сторож. – Там просто пекут хлеба с добавлением тмина и красного перца, и у них получается такая аппетитная красная корочка, поэтому и назвали… Боги пресвятые… Я ж теперь буду думать только о крови, слыша это название… – Хм. Тогда простите, что сломал вам его, – бессовестно развел руками Тилвас. Он тоже был слегка на взводе. Если спусковой крючок Мокки уже успешно сорвался, выбивая один за другим психозы и зубы не понравившихся ему горожан, то мы с артефактором были напряжены, как натянутые струны. Этому способствовали три вещи.