– Я скоро подойду. Прошу прощения за задержку, – продолжала женщина с улыбкой, едва сдерживая слезы, как вдруг ее взгляд упал на Александра, и она спросила испуганно: – Что ты здесь делаешь? Тебе же пока нельзя… – Королева замолчала, вновь натянула улыбку и обратилась к Каспару: – Не могли бы вы, пожалуйста, отвести его в покои? Я скоро подойду. – Ваше Величество… – Все нормально. Дверь резко захлопнулась прямо перед носом Каспара, но он запомнил мгновение, когда улыбка на лице королевы уступила выражению обиды, стыда и обреченности. Он понимал, что не имеет права вмешиваться в жизни королевских особ, что к психически больным людям нужен деликатный подход, ведь жесткие меры могут лишь озлобить их и сподвигнуть на непоправимые поступки. По опыту Каспар знал: все, что нужно делать королеве, это молчать и ждать, когда волны гнева отступят. Это была жертва со стороны Броук, но иначе она поступить не могла. Заметь король Каспара, незнакомого свидетеля, или Александра – и стыд за собственное поведение резко перешел бы в новую волну ярости. Стало бы лишь вопросом времени, когда та накрыла бы его маленькую семью. «Психопат, – пришел к выводу Каспар. – И где же Марго в такую трудную для королевы минуту?» Он взглянул на Александра, смотревшего в пол с пустым и в то же время растерянным выражением лица. – Идемте, – ласково произнес Каспар. – Где ваши покои? Помолчав, принц поднял на него румяное от смущения лицо. – На третьем этаже. В комнатах принца было мрачно: задвинутые шторы не пропускали ни единого лучика утреннего солнца, светильники были выключены, а в отдраенном начисто камине давно не разжигали огонь. Все так же придерживая живот, Александр лег в кровать с балдахином, стоявшую справа от входа в спальню. – Может, вызвать кого-нибудь? «У вас здесь довольно тихо. Я бы даже сказал, подозрительно тихо», – едва удержался от замечания Каспар. – Все в порядке, – тихо ответил Александр и повернулся к нему спиной. – Я хочу побыть один. – В такой ситуации вам точно не стоит… – Каспар умолк. – В какой? – чуть оживленнее поинтересовался принц. – Когда… Когда вам грустно. Порой оставаться наедине со своими мыслями полезно, но вы еще совсем ребенок, и… с вами должен быть хоть кто-то. Александр повернулся к нему лицом и хлопнул по кровати, предлагая сесть рядом. Немного помедлив, Каспар принял его предложение. – А у вас есть ребенок, мистер Шульц? – Да. Дочка, Ульрике. – Вы похожи на того, у кого мог бы быть ребенок. Каспар по-доброму усмехнулся. – Как вы это определили? – Не считая кольца? Не знаю. Но это чувствуется. Внезапно на его лице появилась гримаса боли. – Что с вами? – Каспар вскочил с кровати и потянулся за телефоном в карман. – Живот… – только и смог ответить принц. Каспар дозвонился до Марго. – Да, мистер Шульц? – Его Высочеству плохо. – Я сейчас же приду вместе с медиком. Проверьте, не разошлись ли швы на животе. Каспар собирался поднять одеяло, в которое завернулся принц, но тот вцепился в него свободной рукой. – Скажите ей, что я ее подожду! – почти взмолился он. Услышав его слова, Марго оборвала звонок. Каспар беспомощно стоял рядом в мучительном ожидании помощи. «Она сказала, швы. Получается, после операции. А какую операцию могут сделать мальчику восьми лет? Не то мальчик, не то девочка… – Каспар хотел хлопнуть себя рукой по лбу. – Он нимфае. И как я сам не понял?» Увидев осознание в его глазах, заметив, как изменился его взгляд, Александр спрятался под одеялом. «Он стыдится своей сущности, – с жалостью пришел Шульц к выводу, – и не хочет, чтобы кто-то из посторонних узнал о ней». Медик и Марго, прибыв на место, попросили гостя выйти в коридор. Дворецкий провел его в аудиенц-зал, куда спустя десять минут как ни в чем не бывало спустилась королева. На ней были белая рубашка под красным пиджаком, классическая красная юбка и лакированные лодочки. Светлые волосы были зачесаны в сторону и лежали на правом плече. – Доброе утро. – Женщина улыбалась искренне, но не задерживала на нем взгляд. – Прошу, извините за сегодняшнее представление. Мне очень жаль, что вы стали свидетелем этого недоразумения. – Она села в кресло напротив и сложила руки в замок. – Вы в порядке? – с сочувствием поинтересовался Каспар. Броук сглотнула и улыбнулась во все зубы. – Да, разумеется. – Она хотела сказать что-то еще, но, глядя на сострадательное выражение лица мужчины, не смогла придумать убедительной лжи или способа плавно перейти к другой теме. Улыбка медленно сошла с ее лица, и теперь лишь уголки широкого рта были приподняты как бы по привычке. – Спасибо, что постучали, мистер Шульц. Мне правда жаль, что вы все это слышали. Это… «Позор», – боялась она признаться самой себе. – Простите, что интересуюсь этим, но почему Марго не была хотя бы рядом с вашим кабинетом? – Мы условились, что во время таких… стычек никого не должно быть на этаже, – вздохнула Броук и печально улыбнулась. – Но Александра это не остановило. – Он славный мальчик. – Да. Вы оказались в нужном месте в нужное время. – Она кивнула Каспару, выражая признательность. – Дважды. Спасибо. – Вам не за что меня благодарить. Королева опустила плечи и взглянула на него украдкой, пребывая в размышлениях. Она не была похожа на ту женщину на трибуне – уверенную и лучащуюся энергией, заряжающей людей вокруг. Броук походила на сжавшееся невинное существо, в котором подавили силу воли. Ее большие миндалевидные глаза выражали намного больше страдания, чем она могла бы передать словами. – Я пойму, если после такого вы не захотите принять наше предложение. Каспар недолго помолчал и спросил: – Почему вы решили предложить такую работу именно мне – мужчине? Да и не будем скрывать… – Да, ваше прошлое настораживает, но вы давно встали на правильный путь. Вы образец настоящего молодого мужчины, и я хочу, чтобы вы стали примером для моего сына. Как вы могли догадаться, он нимфае, только что прошедший стерилизацию. Ему предстоит курс гормональной терапии… – Но ведь он и без этого полноценный мальчик. – На этом настоял муж. Он убежден, что нимфае – это девушки в мужском обличье, хоть это и не так. Может, терапия и к лучшему, но все же нашему сыну нужен пример для подражания. Тот, кто научит его настоящему мужского поведению. Конечно, многие меня осудили бы за такие слова, но в любом случае муж отказывается выбирать ему телохранительницу, и я, признаться, согласна с ним. Нам нужен именно мужчина. И именно тот, кто повидал жизнь и способен оказать на нашего сына правильное влияние. Каспар не ожидал услышать такую причину. Что-то подсказывало ему: выбор у родителей принца был невелик. – Александр хотел бы, чтобы я стал его телохранителем? – Время покажет, но, думаю, все будет хорошо. – Королева встала, и Каспар поднялся вслед за ней. – Однако если ваш ответ «нет», то я его приму. Об одном только прошу: пусть то, что вы видели и слышали, останется в этих стенах. – Разумеется. * * * «Неблагополучная семья, – пришел Каспар к выводу сразу, как только вышел за порог дворца. – Муж – психопат, жена – жертва его нападок, а младший ребенок, по мнению отца, позор семейства с несвойственными для его возраста тревогами и задатками неуверенного в себе человека». Он вернулся домой к обеду. Тихо. Какое счастье, что новый разговор с Гретой откладывается. Все чаще Каспар замечал, что не желает с ней говорить: после рождения Ульрике жена часто бывала недовольна им из-за любой мелочи, словно искала повод для расставания. Из уважения друг к другу они никогда не доводили стычки до скандалов, но порой Каспару казалось, что он, выполнив функцию отца, больше не был нужен Грете. Он зашел в кухню и выпил стакан лимонада, когда услышал приближающиеся шаркающие шаги. – Ну что? – спросила Грета, упершись плечом в дверной косяк. – Как прошло? Отказал? – Прошло не так приятно, как я бы хотел. – А чего ты от них ожидал? Все эти выступления лишь показуха, а на деле они высокомерные эгоисты, смотрящие на людей как на грязь на их неадекватно дорогих одеждах. Они сами дали тебе от ворот поворот или ты?.. – Я выхожу в понедельник. Грета умолкла. Каспар не мог разобрать, что было начертано на ее худом лице. Злость? Отвращение? Разочарование? Мысленно Шульц перебирал десятки вопросов, которые вот-вот могли сорваться с языка жены, и тут же придумывал на них ответы. А она все молчала. Затем, не переставая сверлить его взглядом, Грета оттолкнулась от дверного косяка и ушла в спальню. За годы знакомства Каспар уже успел понять: молчание Греты – наивысшая степень ее недовольства. Ночь он провел в соседней комнате в размышлениях о прошедшем дне. Жизнь Александра нельзя было назвать отражением его собственного незавидного детства, но, увидев, как мальчик сжимается после каждого крика отца, Каспар с подступающим смятением вдруг осознал, что когда-то и сам выглядел так. Перепуганным беспомощным зверьком с неотступным желанием вмешаться в стычки родителей. Но если его мать могла собрать вещи и уйти, а он сам – сбежать и начать новую жизнь, то для Александра все было куда сложнее.