— А я… что? — спросила Клара. — Лекарство от кашля, — сказала Джейн первое, что пришло в голову. — Ты сможешь найти какое-либо средство от кашля? Мой брат… — Бедный Энди. С ним все совсем плохо вышло, да… — Клара нахмурилась, явно расстроенная. — Это такой шок. Но мы обе видели такое уже слишком много раз, правда? Нельзя жить в мире искусства, не зная хотя бы десяток прекрасных людей, которые заразились. Заразились? — Горе? — Ник стоял у открытой двери. — Вы идете? Вы должны это увидеть. Обе. Клара ускорила шаг. Джейн с трудом переставляла ноги. У нее во рту пересохло. Сердце готово было вырваться из груди. Она двигалась вперед только по инерции. Сначала по дорожке. Потом по ступенькам. Через дверь. Внутрь дома. Заразились? Войдя в дом, Джейн сразу прислонилась к стене и выпрямила колени, чтобы не рухнуть на пол. Онемение во всем теле вернулось. Ощущение было такое, будто все ее мышцы превратились в желе. Мы обе видели такое уже слишком много раз. Джейн знала очень много молодых, достойных людей, которые кашляли, как Эндрю. Которые выглядели такими же больными. Тот же бледный цвет лица. Те же тяжелые, нависшие над глазами веки. Джазовый саксофонист, талантливый виолончелист, тенор, оперный певец, танцор, еще один танцор и еще один… Все они были мертвы. — Иди сюда, дорогая, — Ник махал Джейн, чтобы она заходила в комнату. Они все собрались вокруг телевизора. Паула сидела на диване рядом с мужчиной — очевидно, Такером. Двое других — Спиннер и Вайман, женщина и мужчина соответственно — сидели на складных стульях. Клара сидела на полу, потому что танцовщики всегда сидят на полу. — Эндрю спит, — сказал Ник, встав на колени, чтобы увеличить громкость. — Это потрясающе, Горе. Они, наверное, последние пару дней снимали только специальные репортажи. Джейн видела, как двигаются его губы, но звук шел как будто из-под воды. Ник снова сел прямо, восторгаясь их славой. Джейн смотрела на экран, потому что все остальные на него смотрели. Дэн Разер вел репортаж о событиях в Сан-Франциско. Камера выхватила репортера, стоявшего у викторианского дома перед мастерской. Он сообщал: «Согласно источникам из ФБР, прослушивающие устройства помогли убедиться в том, что Александра Мэйплкрофт была убита самими заговорщиками. Главный обвиняемый — их лидер, Николас Харп. Помимо Эндрю Квеллера его сопровождала еще одна женщина, которая помогла им бежать через прилегающее здание». Джейн передернуло, когда она увидела сначала лица Ника, а потом — Эндрю, на мгновение появившиеся на экране. Паула была представлена темным силуэтом с большим знаком вопроса посередине. Джейн закрыла глаза. Она искала в памяти фотографию Эндрю, которую только что увидела. Год назад или даже больше. Румяные щеки. На шее повязан веселенький шарф. День рождения или какая-то вечеринка? Он казался таким счастливым, сияющим, живым. Она открыла глаза. Репортер продолжал: «Главным вопросом остается, является ли Горе Квеллер еще одним заложником или добровольным соучастником. Передаю слово вам в Нью-Йорке, Дэн». Дэн Разер поправил стопку бумаг на своем столе. «Уильям Аргенис Джонсон, еще один заговорщик, был застрелен снайперами при попытке бежать. Женат, отец двоих детей, аспирант Стэнфордского уни…». Ник выключил звук. Он не смотрел на Джейн. — Уильям Джонсон, — прошептала она вслух, потому что это не укладывалось в голове. Его звали Леонард Брандт. Детей нет. Никогда не был женат. Жил один в доме 1239 по Ван Дафф-стрит. Работал плотником в округе Марин. — Хренов вопросительный знак? — стала возмущаться Паула. — И это все, чего меня удостоили, — хренов вопросительный знак? — Она встала и начала расхаживать по комнате. — При этом бедненькая Горе Квеллер срывается с крючка совершенно безнаказанной! Как насчет того, чтобы написать им хреново письмо о том, что ты делаешь все добровольно, без проблем и с удовольствием? Будешь ты тогда довольна, тупая сука? — Пенни, — сказал Ник. — У нас нет на это времени. Отряд, слушаем меня. Нам нужно ускориться. Масштаб событий больше, чем даже я мог надеяться. Как у нас дела в Чикаго? — Бомбы готовы, — сказала Спиннер с такой интонацией, как будто сообщала, что ужин на столе. — Все, что нам нужно сделать, — это разместить их на подземной стоянке и уйти на пятнадцать метров от здания, прежде чем нажать на кнопку. — Невероятно! — Ник громко хлопнул в ладоши. Он несколько раз подпрыгнул на мысках, призывая их всех подняться на ноги. — Со взрывами в Нью-Йорке все должно быть так же. Я останусь здесь еще на несколько часов, а потом поеду. Даже без моего фото в новостях ФБР усилит охрану в аэропортах. Я не уверен, выдержит ли мой паспорт слишком уж тщательную проверку. Вайман сказал: — Наш фальсификатор из Торонто… — Очень дорогой. Мы потратили целую кучу денег на документы Мэйплкрофт, потому что всего этого не случилось бы, не попади Лора на конференцию. — Ник сосредоточенно потирал руки. Джейн могла представить, как работает его мозг. Эти моменты он всегда любил — не само планирование, а то, насколько они все были им увлечены. — Небекер и Хьюстон ждут меня в безопасном месте в Бруклине. Мы поедем в город на фургоне после часа пик, разместим устройства, а потом вернемся туда на следующее утро и запустим их. — Когда моя команда должна быть готова? — спросила Паула. — Завтра утром. — Ник смотрел в их лица, все отчетливее осознавая, что происходит. — Не будьте готовы, а сделайте это! Разместите взрывчатку с самого раннего утра, когда никого еще нет на работе, убирайтесь оттуда как можно дальше и подрывайте этих сволочей к чертовой матери! — К чертовой матери! — Паула подняла в воздух кулак. Все остальные последовали ее примеру. — Мы сделаем это, отряд! — Ник кричал, чтобы его было слышно за поднявшимся шумом. — Мы заставим их поднять свои задницы и обратить на нас внимание! Мы должны разорвать систему в клочья, прежде чем сможем ее улучшить! — Это верно! — крикнул Вайман. — Черт возьми, да! — Паула все еще расхаживала по комнате. Она была похожа на животное, готовое вырваться из клетки. — Мы покажем этим хреновым свиньям! Джейн окинула взглядом комнату. Они все как будто одновременно обезумели: хлопали в ладоши, топали ногами и вопили, как будто смотрели футбол. — Эй! Послушайте! Просто послушайте! — заговорил Такер. Он встал и поднял руки, чтобы привлечь всеобщее внимание. Это был Эдвин, возлюбленный Клары. Со своими закрученными усами и волнистыми волосами он больше походил на Фридриха Ницше, чем на юриста, но Ник ему доверял, поэтому ему доверяли все. Он сказал: — Помните, у вас есть законное право отказаться отвечать на какие-либо вопросы сотрудников полиции. Просто спрашиваете легавых: «Я арестован?» Если нет, уходите. Если да, держите рот на замке — не только с легавыми, со всеми, особенно по телефону. Выучите мой номер наизусть. У вас будет законное право позвонить своему адвокату. Мы с Кларой будем находиться в городе на тот случай, если придется пойти к вам в тюрьму. — Ты молодчина, Так, но до этого не дойдет. И к черту отдых! Я уезжаю прямо сейчас! По комнате прокатилась еще одна волна воплей и восторгов. Ник лыбился, как дурак. Он сказал Кларе: — Сходи, разбуди Десятицентовика. Надо, чтобы кто-либо подменил меня за рулем. Там всего двенадцать часов езды, но я думаю… — Нет! — сказала Джейн. Вернее, не сказала. Она это прокричала. — Господи, — сказала Паула. — Ты сейчас опять начнешь ныть? Джейн не обратила на нее внимания. Значение имел только Ник. Он выглядел удивленным — наверное, потому что раньше никогда не слышал, чтобы Джейн говорила «нет». — Нет, — повторила она. — Энди не может. Ты больше не можешь его ни о чем просить. Он свою часть выполнил. Наша часть была в Осло, и мы ее завершили, так что… — Она снова заплакала, но не так, как плакала последние несколько недель. Ей было больно не из-за того, что уже случилось. Ей было больно из-за того, что очень скоро случится. Джейн теперь видела все совершенно ясно — все те признаки, которые она не замечала последние месяцы и дни. Внезапные приступы лихорадки. Усталость. Слабость. Язвы во рту, о которых он упоминал мимоходом. Боли в животе. Странная сыпь на запястьях. Заразились. — Горе? — Ник ждал. Они все ждали. Джейн вышла в коридор. Она была в этом доме первый раз, так что ей пришлось по очереди открывать все двери, чтобы найти комнату, в которой спал Эндрю. Ее брат лежал на кровати лицом вниз, полностью одетый. Он не разделся и не накрылся одеялом, не стал даже снимать ботинки. Джейн положила руку ему на спину. Она дождалась, пока она поднимется и опустится от его дыхания, и только потом позволила самой себе вдохнуть. Она аккуратно стянула с него ботинки. Осторожно перевернула его. Эндрю застонал, но не проснулся. Хриплый выдох сорвался с потрескавшихся губ. Его кожа была цвета бумаги. Она так отчетливо видела синие и красные линии его вен и артерий, как будто смотрела на картинку. Она наполовину расстегнула его рубашку и увидела темно-фиолетовые метастазы на коже. Саркома Капоши. Вероятно, еще больше метастаз было в его легких, его горле, может, даже в его мозгу. Джейн села к нему на кровать. Она выдержала только полгода, работая волонтером в клинике для больных ВИЧ и СПИД. Видеть так много людей, входящих в дверь, зная, что уже никогда из нее не выйдут, оказалось слишком тяжелым испытанием. Джейн думала, что шум в груди, с которым они ловили последние глотки воздуха, станет самым страшным звуком, который она услышит в своей жизни. До того момента, когда она услышала тот же шум в груди своего брата. Джейн осторожно застегнула его рубашку. На спинке кресла-качалки лежал голубой вязаный платок. Она накинула его на Эндрю. Поцеловала его в лоб. Он был такой холодный. Его руки. Его ноги. Она подоткнула платок как следует. Погладила бледное лицо. Джейн было семнадцать, когда она нашла старую коробку от сигар в бардачке машины Эндрю. Она подумала, что поймала его на воровстве дорогих сигар Мартина, но потом подняла крышку и буквально ахнула. Пластиковая зажигалка. Гнутая серебряная ложка из драгоценного набора ее матери. Ватные диски с пятнами. Дно банки от кока-колы. Горсть грязных ватных палочек. Сдавленный посередине тюбик крема для рук. Кусок резинового шланга для жгутов. Шприцы для инсулина с черными капельками крови на концах острых игл. Крошечные горстки того, что после долгих лет в гримерках Джейн смогла опознать как некачественный героин. Эндрю бросил восемнадцать месяцев назад. После встречи с Лорой. После того, как Ник разработал план. Но было уже слишком поздно.