Паула показала ей два пакета с чипсами. — Нужно что-то съесть, а то у тебя живот заболит от таблеток. Энди не знала, что сказать, поэтому просто ответила: — Барбекю. Паула открыла один из пакетов зубами. Потом она начала разворачивать сэндвичи. — Горчица и майонез? Энди кивнула, наблюдая за тем, как сумасшедшая, которая подстрелила и похитила ее, намазывает пластиковым ножом майонез и горчицу на ее сэндвич с индейкой. Что происходит? — Съешь минимум половину. — Паула передала ей сэндвич и стала намазывать горчицу на свой. — Я серьезно, девочка. Половину. Потом можешь выпить таблетку. Энди взяла его, но потом у нее перед глазами возникла идиотская картинка, как бутерброд начинает лезть наружу через дырку у нее в боку. И тут она неожиданно вспомнила: — Нельзя есть перед операцией. Паула молча на нее посмотрела. — Ну, пуля. Я к тому, что, если… когда… приедет мама и… — Никто не станет тебя оперировать. Проще оставить пулю внутри. Тут надо бояться инфекций. Это дерьмо может тебя убить. — Паула включила телевизор. Она переключала каналы, пока не нашла Энимал Планет, и выключила звук. «На свободу с питбулем». — Хороший выпуск, — сказала она, отвернувшись от телевизора, и выдавила майонез на сэндвич. — Эту передачу неплохо было бы показывать в Данбери. Энди продолжала наблюдать, как Паула щедро намазывает майонез пластиковым ножом. Это все должно было казаться странным, но не казалось. Да и с чего бы? Неделя Энди началась с того, что она увидела, как ее мать убивает подростка, потом она сама убила охотника за головами, после она оказалась в бегах, обезвредила наемника ударом по яйцам, затем послужила причиной одного или, может, даже двух убийств. Так почему так уж противоестественно было оказаться прикованной наручниками к столу и смотреть, как уголовники пытаются перевоспитать бродячих собак в компании профессора колледжа, просидевшего в тюрьме двадцать лет? Паула собрала свой сэндвич. Она поправила шарф — тот самый, который был на ней два дня назад в Остине. — Я думала, тебя душили, — сказала Энди. Паула откусила большой кусок сэндвича. — Я начала простужаться. Нужно держать горло в тепле, чтобы не кашлять. Энди не стала комментировать этот довольно дурацкий народный рецепт. Простуда объясняла хриплый голос Паулы, но она все-таки спросила: — А твой глаз?.. — Твоя чертова мамаша. — Еда летела у нее изо рта, но она продолжала говорить. — Она заехала мне по голове. В тюрьме всем на нас было насрать. Так что левый глаз у меня побелел, а в правый попала инфекция. Он все еще слишком чувствителен к свету, поэтому я ношу темные очки. Благодаря твоей матери так я выгляжу последние тридцать два года. Интересная арифметика. — Что еще ты хочешь знать? — прямо спросила Паула. Энди больше нечего было терять. Она спросила: — Это ты послала того парня в дом моей матери? Чтобы он пытал ее? — Сэмюэл Годфри Беккет. — Паула фыркнула от смеха, а потом закашлялась: сэндвич попал ей не в то горло. — Стоит своих денег хотя бы из-за этого дурацкого имени. Я не сомневалась, что Джейн все выдаст. Она никогда не умела постоять за себя. Хотя она убила того пацана в дайнере. Я чуть не обосралась, когда увидела ее лицо на экране. Лора, мать ее, Оливер. Жила на чертовом пляже, пока мы все гнили в тюрьме. После этих слов язык Энди прилип к нёбу, и она задумалась. Пистолет все еще был заткнут за пояс джинсов Паулы, но ее руки были заняты едой. Что, если Энди толкнет стол ей в живот, а свободной рукой попытается достать пистолет? — Что-то еще, девочка? Энди мысленно представила себе последовательность действий. Ничего не выходило. Ее рука была слишком далеко под столом. Она сама напорется на него, если потянется за пистолетом. — Давай же. — Паула откусила еще один здоровенный кусок. — Задавай мне все те вопросы, которые не могла задать своей матери. Энди отвернулась от нее. Посмотрела на уродливые простыни в цветочек. На дверь в шести метрах от нее. Паула предлагала ей все на тарелочке, но после столь долгих поисков Энди просто не хотела знать ответы. Она хотела объяснений, а их она могла получить только от своей матери. Паула принялась рыться в пакете в поисках салфеток. — Ты что, меня стесняешься? Энди не хотелось, но она все-таки спросила: — Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — Я гораздо честнее той шлюхи, которую ты называешь матерью. Энди прикусила свой и так измученный язык, чтобы не взорваться. — Кого ты убила? — Одну суку, которая пыталась пырнуть меня в тюрьме. Они не могли осудить меня за Норвегию. С Мэйплкрофт все случилось не по моей вине. Это Четвертак ее пырнул. Да и потом я была ни при чем. — Она прекратила жевать. — Я призналась в побеге с места преступления. За это мне дали шесть лет, а потом я порезала ту суку в целях самозащиты, и мне добавили до четырнадцати. Еще вопросы? — Как ты получила работу в университете? — Им нужно было поддерживать разнообразие среди профессуры, и моя плаксивая история с исправившейся преступницей им идеально подошла. Еще. — С Кларой все в порядке? — Ха, хорошая попытка. Но как насчет такого: почему я ненавижу твою мерзкую суку мать? Энди замолчала, Паула тоже не говорила ни слова. Максимально незаинтересованным и утомленным голосом Энди спросила: — Почему ты ненавидишь мою мать? — Она предала нас. Всех нас, кроме Эдвина и Клары, но только потому, что хотела их контролировать. — Паула ожидала какой-то реакции, но Энди не выдала ровно ничего. — Джейн взяли в программу защиты свидетелей в обмен на ее показания. Она заключила отличную сделку, потому что часики тикали. У нас уже была подготовлена еще одна бомба, но ее поганый рот все испортил. Энди пыталась уловить в словах Паулы какое-то лукавство, но не смогла. Программа защиты свидетелей. Энди пыталась как-то уложить в голове полученную информацию, понять, что по поводу нее чувствует. Лора соврала ей, но Энди уже свыклась с тем фактом, что ее мать врет. Наверное, она испытывала даже легкое облегчение. Все это время Энди думала, что Лора преступница. Она и была преступницей, но она все-таки сделала что-то хорошее, сдав остальных. Верно? — Легавые все-таки посадили ее на два года, — сказала Паула. — Они это могут даже в рамках программы защиты свидетелей. И Джейн успела натворить достаточно стремного дерьма. Мы все успели, но мы делали это ради чего-то. Джейн делала это просто потому, что была избалованной сучкой, которой надоело тратить папины деньги. — «КвеллКорп», — произнесла Энди. — Миллиарды, — сказала Паула. — И все — на страданиях и бедах больных людей. — Значит, ты взяла меня в заложники ради денег? — О нет! Мне не нужны ее вонючие кровавые деньги. Это не имеет никакого отношения к «КвеллКорп». Семья лишилась всяких прав собственности много лет назад. Никто из них уже не имеет к ней никакого отношения. Они просто загребают деньжищи с опционов. Теперь Энди поняла, откуда взялись деньги из «Релайанта». С доходов на бирже нужно платить налоги, но раз Лора включена в программу защиты свидетелей, то все, наверное, было по закону. Верно? — Джейн никогда не рассказывала тебе ничего из этого? — спросила Паула. Энди не стала подтверждать и так известный Пауле факт. — Она говорила тебе, кто твой отец? Энди молчала. Она знала, кто был ее отцом. — Ты не хочешь узнать? Ее отцом был Гордон. Он вырастил ее, заботился о ней, терпел ее невыносимые приступы нерешительности. Паула тяжело и разочарованно вздохнула. — Николас Харп. Она никогда не называла тебе его имя?