Часа через два появился Сизов, выглядел нервным, то и дело оглядывался. «Как он собирается открыть ячейку без ключа?» – хотелось спросить мне, но рядом сидел Андрюшенька, и я промолчала. – Идем, – сказала Клавдия, решив взять инициативу в свои руки. Мы поспешили за ней. Точно танкер, рассекающий морские пучины, подружка шла в толпе к намеченной цели, а впереди семенил Сизов. Когда до ячеек оставалось совсем ничего, он вдруг замер и издал странный звук, который граждане услышали и начали торопливо оборачиваться. А я, глянув в нужном направлении, поняла, в чем дело. Ячейка за номером пять была распахнута настежь. Сизов сделал еще шаг и грохнулся на плиточный пол, очень быстро собрав вокруг себя толпу. Андрюшенька явился ближе к обеду. Накануне в торговом центре мы с Клавдией тихо смылись, а он остался. Ночевал у себя или где-то в другом месте, а теперь притащился. Судя по его физиономии, визит не сулил нам ничего хорошего. Толмачев сел в кресло, посмотрел на нас, нахмурив брови, и спросил: – Где деньги? – Если ты о тех деньгах, что стащил Сизов, то откуда бы нам знать? – Хорошо, спрошу по-другому. Что Сизову понадобилось в супермаркете? А главное, почему Лизавета решила, что он там появится? – Не видать тебе Лизки, – ядовито сообщила Клавдия, ловко орудуя пилочкой для ногтей. – Вот как? – Вот так. Уж очень деньги любишь, а нам такие женихи без надобности. Таких женихов хоть лопатой греби… – Сизов в больничке «дурочку включил», мол, ничего не помнит. Но из больнички его выпишут когда-нибудь, и Ковров из него все вытрясет. – И что? Сизов денег здесь не оставлял, нам ни словечком о них не обмолвился. К тому же, кроме твоего Коврова, есть еще и Паршин. Надеюсь, он не позволит оболгать честную женщину. – Я бы на это не особо рассчитывал, – язвительно сказал Андрюшенька. – Короче, так. Чтобы вы по дурости своей не угодили в тюрьму или того хуже, на кладбище, придется мне работать с вами. – Как это? – пискнула я. – Точно так же, как и до этого. Принимай в штат, матушка, – дурным голосом продолжил он. Мы с Клавдией переглянулись, и тут раздался звонок домофона. – Открой, – велела мне Клавдия после некоторого замешательства. На пороге стоял Вовчик, опираясь на костыли. – Клавдия дома? – спросил, заискивающе улыбаясь. – Где ей еще быть, проходи. Он прошел, то есть проскакал, и сообщил, поздоровавшись: – Выписали. Готов приступить, так сказать… Андрюшеньке он, кстати, обрадовался, не подозревая, что обрел в его лице конкурента. – Вы сговорились, что ли? – отбросив пилку в сторону, возмутилась Клавдия. – И на фига мне столько дармоедов? Топайте оба, глаза б мои вас не видели. Вовчик, до этого с трудом устроившийся в кресле, собрался было вскочить, но, взглянув на Андрюшеньку, остался на месте. Толмачев, вальяжно раскинувшийся в кресле, всем своим видом показывал, что никуда не собирается. – Так вы уходите, слава тебе господи, или остаетесь, не дай бог? – задала риторический вопрос подружка. – Не жмотничай, – влезла я. – Деньги теперь валом повалят. Матушку на телевидение пригласили, – повернулась я к мужикам. – На центральный канал? – уточнил Андрюшенька. – Пока на местный. Рассказать, как она помогла разыскать опасного преступника, на совести которого три совершенных убийства и одно покушение. – Это я им звонил, – радостно сообщил Вовчик. – И они вот так взяли и поверили? – усомнилась подружка. – А я своим бывшим шефом представился. Мы молча переглянулись, а Клавдия рявкнула: – О премии даже не мечтайте. Чувствовалось, ей было что сказать, но ее вновь прервал звонок домофона. Я пошла открывать, а вернулась очень быстро. – Там Паршин с букетом. Затаимся или в свете последних событий лучше открыть? – Сама открою, – сказала Клавдия и погрозила кулаком Толмачеву, предоставив нам гадать, к чему относится этот жест. Подхватив ничего не понимающего Вовчика, мы скрылись в моей комнате, а Клавдия направилась в прихожую. Похоже, на этот раз до гостиной они не дошли, рухнув где-то на пороге. – Сматываемся? – предложила я Андрюшеньке, зная, что чужое блаженство длится долго. – Я с вами, – заволновался Вовчик, который уже некоторое время сидел красный, как рак. – Куда? Ты своими костылями скрябать начнешь, спалимся. Матушку сторожи, – заявил Андрюшенька, хватая меня за руку. Дом мы покинули через окно, и на этот раз я сама спросила: – К тебе или ко мне? – Ко мне ближе. Ты не против? Я кивнула, мысленно усмехаясь. С чего это мне быть против? Я ж своему счастью не враг.