– Просили ли вы мистера Андерсона об одолжении, о котором попросили меня? – Нет. – Почему? Мисс Барстоу замялась: – Ну… Мне показалось, в этом нет необходимости. Показалось… Я не знаю, как объяснить. – Пошевелите мозгами, мисс Барстоу. Не потому ли, что вы посчитали маловероятным, чтобы он раскопал что-либо достойное упоминания? Она полностью овладела собой. Ее руки – чертовски приятные руки с крепкими пальцами лежали сжатыми в кулачки на коленях. – Нет! – отрезала она. – Прекрасно. Тогда что заставило вас счесть вполне вероятным, по крайней мере возможным, что мое расследование принесет более существенные результаты? Она начала было: – Я не считала… Но он прервал ее: – Ну же, возьмите себя в руки. Я задал прямой и честный вопрос. Вы ведь сочли меня более компетентным, не так ли? Поскольку я первым добрался до истины? – Да. – Иными словами, поскольку я каким-то образом узнал, что ваш отец был убит отравленной иглой, выпущенной из рукоятки клюшки для гольфа? – Я… я не знаю, мистер Вулф. – Мужайтесь. Скоро это закончится. Следующий вопрос продиктован одним лишь любопытством. Откуда взялась эта странная уверенность, будто я столь исключительная личность, что положительно отзовусь на идиотскую просьбу, которую вы вознамерились мне изложить? – Даже не знаю. Вообще-то, никакой уверенности у меня не было. Но я решила попытаться. И еще я слышала, как один университетский профессор – Готлиб, психолог, – упоминает ваше имя… Он написал книгу «Современное раскрытие преступлений». – Да. Книга, которую сметливый преступник просто обязан разослать всем знакомым детективам в подарок. – Возможно. Его мнение о вас более лестное. Когда я позвонила профессору Готлибу, он сказал, что вы не поддаетесь анализу, так как обладаете поистине дьявольской интуицией, и что вы чуткий художник, а еще человек чести. Это произвело впечатление… Вот я и решила повидаться с вами. Мистер Вулф, я прошу вас… прошу вас… Я был уверен, что она сейчас расплачется, и мне этого не хотелось. Но Вулф бесцеремонно прервал ее: – Это все, мисс Барстоу. Это все, что я хотел узнать. Теперь моя очередь попросить вас о любезности: не позволите ли вы мистеру Гудвину проводить вас наверх и показать вам мои растения? – Сара Барстоу уставилась на него, а он продолжил: – Никаких уловок с моей стороны. Я всего лишь хочу остаться наедине с дьяволом. На полчаса, пожалуй. И кое-кому позвонить. Когда вы вернетесь, у меня будет для вас предложение. – Он обратился ко мне: – Фриц позовет вас. Мисс Барстоу встала и пошла со мной, не проронив ни слова. Я решил, что оно и к лучшему, так как ее походка была нетвердой, а состояние в целом даже наводило на подозрение, что она малость не в себе. Чтобы не затруднять мисс Барстоу подъемом по лестнице, я провел ее по прихожей к лифту Вулфа. Когда мы вышли на верхнем этаже, она схватила меня за плечо: – Мистер Гудвин, почему мистер Вулф отослал меня сюда? Я покачал головой: – Бесполезно меня спрашивать, мисс Барстоу. Даже если бы я и знал, то не сказал бы. А поскольку я ничего не знаю, то не лучше ли нам полюбоваться цветами? На звук открывшейся двери в коридор из помещения, где растения высаживались в горшки, выглянул Хорстман. – Все в порядке, – успокоил я. – Мы тут посмотрим немного? Он кивнул и быстро исчез. Сколько бы раз я ни бывал в оранжерее, все равно неизменно заходил туда, затаив дыхание. Подобное я испытывал и от некоторых других вещей: например, сколько бы раз я ни видел, как Снайдер[6] подпрыгивает, одной рукой принимая опасную подачу – словно одна молния останавливает другую, – сердце неизменно замирает. Вот так и с оранжереей. Вулф использовал бетонные стойки и стеллажи из металлических уголков, а также систему распыления, изобретенную Хорстманом для увлажнения. Здесь было три основных помещения: одно для каттлей, лелий и гибридов, другое – для гибридов одонтоглоссумов, онцидиумов и мильтоний, а третье представляло собой тропический уголок. Еще тут имелось помещение для пересадок, каморка Хорстмана и угловое помещение для размножения орхидей. Расходные материалы – горшки, песок, сфагнум, перегной из листьев, суглинок, корни чистоуста, древесный уголь и черепки – хранились в неотапливаемой и незастекленной комнате возле наружной шахты лифта. Поскольку стоял июнь, на рамах были установлены затеняющие реечные экраны, и все внутри: широкие листья, цветки, узкие проходы, десять тысяч горшков – было покрыто узорами из полосок света и тени. Мне это нравилось – так казалось эффектнее. Для мисс Барстоу посещение оранжерии стало уроком. Она училась любоваться цветами. Конечно же, поначалу необходимость разглядывать их нравилась ей не больше, чем мне ее просьба игнорировать предложение о награде. Впрочем, ей хватило воспитания, чтобы у первых рядов каттлей изобразить вежливый интерес к увиденному. Первым, что все-таки задело ее за живое, был небольшой стебель примерно с двадцатью цветками Laeliocattleya Lustre. Я был весьма доволен, поскольку это одно из моих любимых растений. – Поразительно, – произнесла она. – Ничего подобного не видела. Цвета изумительны. – Да. Это межродовой гибрид, в естественной природе их не существует. Она заинтересовалась. В соседнем проходе располагались Brassocattlaelia Truffautianas, и я срезал парочку цветков и вручил ей. Я немного рассказал о скрещивании, рассаде и прочем, но мисс Барстоу, похоже, не слушала. В следующем помещении меня постигло разочарование. Одонтоглоссумы ей понравились больше каттлеи и ее гибридов! Я заподозрил было, что все дело в высокой стоимости и сложности выращивания, но выяснилось, что причина ей неведома. О вкусах не спорят, махнул я рукой. А больше всего – даже после посещения тропического отсека – ей понравилась малютка Miltonia blueanaeximina, на которой я никогда не задерживал взгляд. Мисс Барстоу восхитилась изяществом ее форм. Я кивал, начиная терять интерес. К тому же меня сильно занимало, что же замышляет Вулф. Наконец появился Фриц. Он подошел прямо к нам, поклонился и церемонно объявил, что мистер Вулф нас ожидает. Я усмехнулся и с удовольствием ткнул бы его в бок, когда проходил мимо, но знал, что он никогда мне этого не простит. Вулф так же сидел в кресле, и я не заметил никаких признаков, что он покидал его. Он кивком предложил нам с мисс Барстоу сесть и поинтересовался: – Вам понравились цветы? – Они поразительны. – Она смотрела на него уже иными глазами, для меня это было очевидно. – В них слишком много красоты. – С первым согласен, – кивнул Вулф. – Вот только долгое и близкое знакомство с ними рассеет подобное заблуждение, станет очевидной и скудость их характера. Впечатление, которое они произвели на вас, всего лишь их блеф. И красоты не может быть слишком много. – Возможно. – (Орхидеи ее больше не интересовали.) – Да, возможно. – Как бы то ни было, они скрасили ваше ожидание, помогли приятно провести время. И конечно же, вы хотели бы знать, как его провел я. Сначала я позвонил в свой банк и попросил немедленно раздобыть отчет о финансовом положении Эллен Барстоу, вашей матери, и подробности завещания Питера Оливера Барстоу, вашего отца. Затем позвонил доктору Брэдфорду и попытался уговорить его заехать ко мне сегодня днем или вечером, однако он сослался на занятость. Потом сидел и ждал. Пять минут назад мой банк сообщил мне все, о чем я запрашивал. Я послал за вами Фрица. Вот и вся моя деятельность. Сара Барстоу вновь напряглась. Губы ее были плотно сжаты, словно она намеревалась не раскрывать рта. – Я сказал, что у меня будет для вас предложение, – продолжил Вулф. – Вот оно. Твой блокнот, Арчи. Стенографируй, пожалуйста. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы изобличить убийцу Питера Оливера Барстоу. Я представлю результат своих усилий вам, Сара Барстоу, и, если с вашей стороны не последует возражений, – органам правосудия, после чего буду ожидать чек на сумму, предложенную вашей матерью в качестве награды. Если мое расследование приведет к заключению, что убийца в действительности является тем, кем вы и опасаетесь, кого в данное время вы стараетесь скрыть от правосудия, дальнейшего разоблачения не последует. Будем знать только мистер Гудвин и я, и никто более. Одну минуту! Мисс Барстоу, будьте любезны, выслушайте меня до конца. Еще два пункта. Вы должны отдавать себе отчет, что я имею полное законное право выдвигать данное предложение. Я не должностное лицо, даже не адвокат, и я не давал никаких клятв соблюдать закон. Рискованная роль лица, содействующего сокрытию преступления, меня не пугает. Далее: если ваши опасения окажутся оправданными и я откажусь от разоблачения, то как же тогда поступить с вознаграждением? Признаю, я слишком сентиментален и романтичен, чтобы включить в данное предложение оговорку, что при подобных обстоятельствах вознаграждение все равно должно быть выплачено. Слово «шантаж» претит мне донельзя. Однако при всей своей романтичности и сентиментальности я не настолько горд, чтобы отказаться от оговоренной суммы, если вы решитесь преподнести ее в дар. Прочитай вслух, Арчи, чтобы убедиться, что суть предложения понятна. Однако мисс Барстоу заговорила первой: – Но это… Это абсурд! Это… Вулф ткнул в нее пальцем: – Нет. Прошу вас. Неужели вы станете отрицать, что пришли ко мне со всей этой чушью с целью покрыть кого-то? Право же, мисс Барстоу, прекратите! Давайте не скатываться до идиотизма. Читай, Арчи. Я зачитал предложение по своей записи. Стоило мне умолкнуть, как Вулф сказал: – Советую вам принять его, мисс Барстоу. Я продолжу свое расследование в любом случае. И если результат окажется тем, которого вы страшитесь, вам будет весьма удобно воспользоваться предлагаемой мною защитой. Предложение это, между прочим, сугубо эгоистическое, поскольку я рассчитываю на вашу заинтересованность и содействие. Это предложение – вне зависимости от последствий – вам будет только во благо, так как позволит покончить с делом как можно скорее. Без вашего согласия я столкнусь со значительными препятствиями. Я отнюдь не альтруист и не bon enfant[7], я всего лишь человек, который хочет заработать. Вы сказали, что наверху слишком много красоты. Вы хоть представляете, во сколько обходится выращивание подобных орхидей? – (Сара Барстоу только молча таращилась на него.) – Давайте же! – настаивал Вулф. – Конечно же, никаких подписей. Именно это в шутку и называют джентльменским соглашением. Первый шаг в его выполнении будет заключаться в визите мистера Гудвина к вам домой завтра утром. Дело пока терпит. Он поговорит, с вашего позволения, с вами, вашим братом, матерью и кем-нибудь… – Нет! – взорвалась она, но сразу замолчала. – Не упрямьтесь. Прошу прощения, но это очень важно. Мистер Гудвин – человек проницательный, порядочный и безмерно отважный. Это действительно очень важно… Вот что я вам скажу, мисс Барстоу… – Он взялся за край стола, оттолкнулся в кресле, оперся о подлокотники и поднялся на ноги, а затем подошел к ней. – Поезжайте домой или по своим делам. Людям часто бывает сложно думать в моем присутствии, я не оставляю им достаточно пространства. Я знаю, вы страдаете, ваши чувства громко протестуют. Вы должны проветрить голову, иначе не сможете рассуждать здраво. Поезжайте. Купите шляпку, встретьтесь с кем-нибудь или поухаживайте за матерью, делайте все, что только придет на ум. А сегодня вечером, между шестью и семью, позвоните сюда и скажите, когда мистер Гудвин может подъехать утром. Или скажите, чтобы он к вам не являлся, поскольку с этого момента мы враги. Поезжайте! Сара Барстоу встала: – Я… я не знаю… Боже мой, я не знаю!.. – Да будет вам! Это говорит не ваш разум. Это лишь пена, поднятая взбаламученными чувствами и оттого бессмысленная. Я не хочу быть вашим врагом. Она стояла перед ним, задрав голову вверх, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Я верю вам, – произнесла она. – Я вправду верю, что не хотите. – Конечно не хочу. До свидания, мисс Барстоу. – До свидания, мистер Вулф. Я проводил ее к выходу и открыл дверь. Понадеялся было, что она, может, попрощается и со мной, но нет. Она вообще ничего не сказала. Когда она вышла, я заметил ее автомобиль на обочине, темно-синее «купе». Вернувшись в кабинет, я застал Вулфа сидящим в кресле. Я встал перед его столом и упер в него взгляд: – Ну и что вам об этом известно? На его щеках пролегли складки. – Мне известно, что я голоден, Арчи. Приятно, что наконец-то снова появился аппетит. У меня его несколько недель не было. Естественно, негодованию моему не было предела. Я ошарашенно уставился на него: – Вы хотите сказать, что после пятницы, субботы и воскресенья… – Но все равно аппетита не было. Я лишь отчаянно искал его. А теперь я голоден. Ланч будет через двадцать минут. Между прочим, я выяснил, что в гольф-клубах есть так называемые инструкторы. Выясни, кто занимает эту должность в «Грин медоу». Проверь, нет ли у нас какого-нибудь благодарного клиента, который мог бы представить нас по телефону. Пригласи инструктора, и срочно, к нам на обед этим вечером. С субботы еще остался гусь. После ланча наведаешься в кабинет доктора Натаниэля Брэдфорда и заглянешь в библиотеку за нужными мне книгами. – Понял, сэр. Кого, по вашему, мисс Барстоу… – Не сейчас, Арчи. Я предпочел бы просто тихонечко посидеть, предвкушая еду. Все после ланча.