— То-то же! Я безумно хочу есть. Поэтому сейчас — к Милли, а когда стемнеет — на мол. Фаулер не спорил. Как спорить с женщиной, которая всегда права? Путь от городского центра к дому, где ее поселили, был неблизкий, но Марти не роптала. Дорогу она запомнила и после нескольких часов возни с пыльными бумажками не прочь была прогуляться и подкрепиться. Ноги сами привели к «Пирогам тетушки Энн». Часы показывали без четверти семь, и посетителей в кафе было немало. Люди приходили и уходили, одни располагались за столиками, другие — заказывали выпечку с собой, но все это происходило спокойно и размеренно, без единого намека на толчею и суету. Для Марти, как и вчера, нашлось место у стойки. — Рада тебя видеть, дорогая, — приветливо улыбнулась Бернис. — Как прошел первый рабочий день? — Неплохо. — Устала? Ничего, чай с лимоном и мясной пирог тебя взбодрят. Вообще-то Марти собиралась заказать яблочный, так понравившийся ей накануне, но возражать не стала. Ведь и вчера она не выбирала, взяла то, что предложили, и осталась довольна. И сегодня… — Бернис, можно задать вам один вопрос? — Всего один? — лукаво прищурилась толстушка. — Ты уверена? Погоди-ка… Она скрылась в закутке, где, видимо, было окошко в кухню, и спустя несколько секунд вернулась с обещанным чаем и пирогом. Значит, у нее есть помощник. Но как она передает ему заказы? И как он успевает выполнять их так быстро? Да уж, одним вопросом тут не обойтись. Но расспрашивать о пирогах Марти не будет. Пусть появляются из ниоткуда, ароматные и желанные, именно с той начинкой, о которой ты, сам того не ведая, мечтал. В мире должны оставаться чудеса и тайны. — Бернис, я второй день тут и совсем ничего не знаю… О городе. Об острове… Хотя на самом острове я давно, но… Ей было безразлично. Тюрьма могла находиться где угодно, в любой части империи или мира, — какая разница, если для Марти все равно существовали бы только камера, огороженный решеткой двор, столовая, лазарет и библиотека, в которой она дежурила раз в месяц? Она не стремилась разузнать что-либо о Карго-Верде. Спохватилась уже в последние дни, когда ей объяснили условия досрочного освобождения. Но местные в тюрьме находились по другую сторону решетки и не слишком стремились к общению. Марти узнала, как ходит автобус, получила ключ от квартиры и бумажку с адресом. И все. Да еще Барб, подававшая без пяти минут бывшей заключенной прощальный завтрак, присела на уши с россказнями о непреодолимом притяжении. Возможно, стоило поверить женщине, которая десять лет назад сидела в Карго-Верде за мелкую кражу, после освобождения уехала на материк, а потом вернулась, чтобы правдами и неправдами выбить себе местечко на тюремной кухне… — Хороший остров, — заверила Бернис. — Тебе здесь понравится. — Многим нравится? Таким… — Марти бегло огляделась, но если кто-то и прислушивался к их разговору, то делал это незаметно. — Таким, как я? Оттуда? — Нет. Дамы «оттуда» редко задерживаются. Если по условному, испытательный срок отбывают и уезжают. Но оно и хорошо. Представь, если бы каждая оставалась? Остров-то не бескрайний. — А я? Вы сказали, что мне понравится. Откуда вы знаете? — Я не знаю… Марти подобралась. — …Но ведь уже понравилось, да? — Пока не поняла, — солгала Марти. — Поймешь, — пообещала Бернис. — И об острове все, что нужно, со временем узнаешь. Но с такими вопросами лучше к Джо обращайся. Она не кусается, только рычит иногда. Зато про Карго-Верде больше всех знает. Архивариус же. И сама по себе любопытная. Ее и спрашивать не нужно — сама расскажет. — Уже рассказывала. — Про лорда? — понимающе улыбнулась Бернис. — Любит она об этом поговорить. Только слушать некому. Народ у нас не шибко образованный. Про храм еще знают и про монастырь, что при храме был. Но такое стыдно не знать, как-никак название острова от этого пошло. — От храма? — От монастыря. Женский был монастырь и школа при нем — для девиц из благородного сословия. Невинных, само собой. Их сюда с материка свозили, прятали от соблазнов большого мира. Так потом на картах и отметили — Остров невинных. «Верде» на древнем алайском, на нем в те времена все карты писались. — Интересная история. — Легенда это. Как и лорд с его башней. Но людям нравится. — Башня — не легенда. — Вполне возможно, и остальное тоже, — согласилась Бернис. Она отвлеклась на других посетителей, а Марти уткнулась в тарелку и не поднимала глаз до тех пор, пока не разделалась с огромным куском пирога. Когда толстушка освободилась, Марги решилась на еще один вопрос: — Что означает, когда кто-то говорит «Карго-Верде знает»? — Просто поговорка. Марти, не ожидавшая, что ответ будет настолько простым, растерянно захлопала ресницами. — Чужак скажет «мне кажется» или «я так думаю», а наши — «Карго-Верде знает», «Карго-Верде говорит», — пояснила Бернис. — Вроде как остров с ними разговаривает, понимаешь? Хотя с кем-то, может, и разговаривает. Появляется сама по себе какая-то чуйка: что сделать, как сделать… Но с чего оно так — кто знает? «Карго-Верде», — мысленно ответила Марти. Бернис, успев нырнуть в закуток и вернуться, поставила перед подошедшим к стойке пожилым мужчиной тарелку с пирогом. Марти не слышала, чтобы посетитель делал заказ. ГЛАВА 5 Рыбный ресторанчик с оригинальным для такого типа заведений названием «Золотая рыбка» открылся в год, когда Фаулера демобилизовали. Новое место тут же стало одним из любимых у Джо наряду с «Пирогами», кофейным домиком Шеймуса и сосисочной на пристани. Джоан Гарнер вообще любила поесть, хотя, глядя на нее, вряд ли кто-нибудь мог это заподозрить. Одно слово — ведьма. В «Рыбку» она вытаскивала Фаулера частенько, и за четыре года у них появился тут «свой» столик в углу, откуда хорошо просматривался весь зал, кроме входа: его загораживал огромный аквариум с карпами. Видимо, именно этих карпов лейтенант и вспомнил сегодня в лечебнице, глядя на их плавающих в пруду собратьев, отсюда и ассоциации с едой. Второй после карпов достопримечательностью заведения была Милли — яркая фигуристая брюнетка, владелица и метрдотель ресторанчика. Его лицо, так сказать. И ноги. И все остальное, на что приходили поглазеть даже те, кто терпеть не мог морепродукты. Третьей — приготовленные по особому рецепту жареные креветки. Четвертой (для Кеннета Фаулера) — поедающая креветок Джо. Она могла съесть пять порций за один присест, и не потому, что порции тут были маленькие, сделать перерыв на отвлеченную беседу, а после заказать еще. Если к концу ужина у Фаулера в тарелке что-нибудь оставалось, она беззастенчиво отбирала и это. Однако сегодняшний визит в «Рыбку» отличался от всех предыдущих. Креветок Джо заказала всего две порции, да и с отвлеченными разговорами не задалось. Впрочем, о деле тоже не говорили. Съездят на мол, присмотрятся к Роджеру и Люси и будут знать наверняка. А до этого — что толку строить версии? Фаулер и сам не знал, на какой исход надеется. С одной стороны, ему хотелось поскорее закрыть дело. С другой — не верилось, что к убийствам причастны подростки. На войне он видел семнадцатилетних мальчишек. Они убивали. И их убивали тоже. Но то была война. Другая жизнь и мальчишки другие. С теми лейтенант нашел бы общий язык. Как подступиться к тем, что соберутся к ночи у моря, — понятия не имел. Пытался представить их себе, а видел гогочущих парней, шутки ради подвесивших его, семилетнего, вверх ногами на дерево в школьном дворе. Или себя самого и своих одноклассников накануне выпускного: дури в головах хватало, а у некоторых там ничего другого в те годы и не было. О чем с такими говорить? Но придется. В ресторанчике они с Джо просидели дотемна. Когда над морем взошла луна, а звезды засияли в полную силу, отправились на мол. Точнее, к молу. Молодежь собиралась на залитой бетоном площадке, от которой начиналась уходящая в море широкая каменная насыпь, возведенная еще в позапрошлом веке. Машины выставляли кругом, включали фары, настраивали радиоприемники на одну волну… По самому молу прогуливались только отчаянные романтики. Чем не испытание чувств — рука об руку, дрожа от ветра и щурясь от брызг, дойти до установленного в голове каменной змеи сигнального огня? А в шторм на мол выбирались безголовые смельчаки. Некоторых вылавливали потом в бухте. Некоторых уносило в открытое море. Фаулер остановил машину у обочины и, опустив стекло, прислушался к доносившейся со стороны моря музыке, смеху и неразборчивым голосам. Ничего подозрительного. Ничего нового. В их время было так же. Разве что машин поменьше и музыка другая… — Я подойду один, — сказал он Джо. — Поздороваюсь, спрошу, как дела. Предупрежу, чтобы были осторожнее, наверняка ведь слышали об этом цирюльнике… Присмотрюсь. Если понадобится твоя помощь, подам знак. — Заодно узнай, что это у них играет. На редкость мерзкая мелодия, не хочу, чтобы мне подсунули это с новыми пластинками. На самом деле мелодия была еще ничего, легкая и ритмичная. Шагалось под нее хорошо. А вот слова — бред бредом, будто пятилетний ребенок сочинял: я люблю тебя, ты люби меня… Но что подросткам нужно, кроме любви? Лишь алкоголь и сигареты… Много алкоголя. Больше, чем двадцать лет назад. И сигареты не только с табаком. Фаулер принюхался, почесал нос, но все равно чихнул. Протиснулся между двумя автомобилями, с владельцем одного из которых был хорошо знаком, а потому сомневался, что мальчишка, веселившийся где-то в толпе, взял машину с разрешения родителя. Или надеялся вернуть в гараж до утра, или плевать хотел на отцовские запреты. Появление лейтенанта осталось незамеченным. Собравшиеся на берегу молодые половозрелые, но преимущественно несовершеннолетние особи были слишком увлечены собой: танцевали, выпивали, с хохотом что-то обсуждали, целовались, шумно выясняли отношения. Резкий запах вспотевших разгоряченных тел, автомобильных выхлопов, спиртного и курева мешал обнаружить в этом сборище тех двоих, ради кого он сюда пришел, а в лицо он их не знал.