— В общем, она умерла у него на руках, — закончил без патетики Руби. — Проплаченная сказочка, как по мне, но состряпана с умом. Было ли в жизни Стайна что-то мало-мальски похожее, не знаю. Не успел разобраться, только статейки те нашел, но зацепиться в них не за что. Фамилию девушки, разумеется, никто не упомянул, а по имени попробуй разыщи. К тому же имя выбрали распространенное… — Мартина? — О, так ты это читал? — Да. Ты сказал, я вспомнил… Сам Стайн эту историю не подтвердил, как я понимаю? — И не опроверг, — заострил внимание на данном факте репортер. — Ни он, ни его невеста тех статей не прокомментировали. Но и не поженились до сих пор. Леди Аманда до недавнего тоже жила в Идвере и иногда появлялась с женихом на публике, а когда я связывался с идверскими знакомыми по твоим вопросам, узнал, что она уехала из города. Официально — навестить родственников в столице. А что там на самом деле и вернется ли она — никто не знает. — Уехала? — заинтересовался Кен. — Давно? — Нет, я же сказал, всего несколько дней как… — Ты ее видел? Сможешь описать? — Зачем? — подозрительно уточнил Руби. — Впрочем, все равно ведь не скажешь… А видел я ее только на фотографиях. Красотка, как раз в моем вкусе. Да и вообще красотка — лицо, фигура… Ей сейчас около тридцати, но выглядит моложе… — Блондинка или брюнетка? — Блондинка. «С короткой стрижкой?» — хотел спросить Кен, но промолчал: длина и цвет волос у женщин не имеют постоянных значений. А Уоллес подвизается на военных хрониках и политических новостях, глупо ждать от него подробного описания чьей-либо внешности, все-таки не воздушный бой и не пикет на крыльце Сената… — Понятия не имею, что ты будешь со всем этим делать, но надеюсь, я хоть немного помог, — сказал Руби, заканчивая разговор. — Правда, не представляю, в чем именно. — Однажды расскажу, — пообещал Фаулер. — Эксклюзив по-прежнему за тобой. ГЛАВА 22 Похолодание не было неожиданным, о приближающемся шторме говорили давно, но все же к стылой промозглости раннего утра Марти оказалась не готова. Если в первый день на свободе ей было жарко в костюме, то сегодня хотелось, чтобы юбка стала длиною до пят, а у жакета появилась меховая подбивка. Тогда не пришлось бы дрожать от холода в ожидании автобуса. Впрочем, дрожать Марти начала раньше, чем вышла из гостиницы. Намного раньше — еще вчера, когда, сидя у Бернис и ковыряя вилкой впервые самостоятельно заказанный пирог, поняла, что все-таки поедет в лечебницу. Что бы ни ждало ее там, ответы или новые вопросы, с этим нужно разобраться как можно скорей. Тогда и поселилась в теле мелкая нервная дрожь — то ли тревога, то ли предвкушение, а может, и то и другое сразу. Тревожное предвкушение, предвкушение тревог… Оно отпустило ненадолго, когда Марти, побродив еще по городу, вернулась в свой номер, приняла ванну и вздремнула недолго, компенсируя ранний подъем. Но уже на закате заглянул вернувшийся от сестры Адам, и беспокойство напомнило о себе. — Добрый вечер, Мартина. Не составите мне компанию за ужином? Он хотел поговорить. Опять. Возможно, на этот раз не скрытничал бы и объяснил что-нибудь. Но Марти уже не нужны были его объяснения, она хотела найти их сама. — Не сегодня, простите, — извинилась она и медленно потянула, закрывая, дверь номера. — Неважно себя чувствую. — Заболели? — Обычное женское недомогание. Я тяжело переношу эти дни… если вы понимаете… Адама, который показывал ей город и возил к маяку, а в архиве с восторгом заглядывал в рот «миз Гарнет», подобное объяснение отказа смутило бы. Но того Адама больше не было, а пришедший ему на смену вряд ли знал, что такое смущение. Он оглядел Марти со скепсисом и, казалось, с насмешкой, будто его позабавила ее ложь, и, перехватив этот взгляд, Марти догадалась… почти догадалась о чем-то… Почти раскрыла один из секретов, коих Адам имел в избытке… Но только почти. — Тогда увидимся завтра, — сказал он, притворившись, что поверил ее словам. — Доброй ночи. Была ли ночь доброй? Была. Марти уснула довольно легко, и ее не тревожили сны. И проснулась она сразу, без будильника, которым так и не обзавелась, — но именно тогда, когда нужно, чтобы успеть привести себя в порядок и не опоздать на автобус. Вышла из номера… Через окно. Это было странно, но отчего-то подумалось, что раз уж она тайно покидает гостиницу, то дверью пользоваться нельзя, а окно, хоть и узкое, но не настолько, чтобы невысокой и худенькой женщине в него не пролезть, да и выходило оно не на отвесную стену, а все на тот же балкон, откуда можно было выйти в общий коридор и спуститься по лестнице в холл. Но все равно странно. С чего бы ей спускаться крадучись, а после придерживать, чтобы не хлопнула, входную дверь? Небо нависло над городом темным пологом, в котором вязли рассветные лучи. Ветер трепал волосы и норовил пробраться под одежду. Люди на остановке — их было немного, всего четверо, трое мужчин и женщина, прятавшие руки в глубоких карманах плащей, зашнурованные, застегнутые на все пуговицы, — смотрели со снисходительным сочувствием и даже для вида не возмущались, когда Марти, маленькая, но грозная в своей решимости, растолкала их, чтобы первой забраться в подъехавший наконец-то автобус. В салоне она свернулась на сиденье, растерла озябшие плечи, отогрела дыханием пальцы, но не смогла прогнать ожившую в них дрожь. Смотрела в окно и пыталась представить, что ждет ее в конце пути. Потом — наоборот, заставляла себя не думать об этом и не строить пустых догадок. Автобус ехал медленно. Дорога казалась бесконечной. Попутчики задремали, и только Марти, боясь пропустить свою остановку, продолжала во все глаза таращиться в окно на однообразные рощицы, неубранные поля и изредка видневшиеся вдалеке строения. — Лечебница, миз! — прокричал водитель за секунду до того, как автобус дернулся и остановился. — Здесь? — недоверчиво уточнила Марти. За открывшейся дверью не наблюдалось ничего похожего на лечебное учреждение, только деревья и густой кустарник. — Идите по той дороге, — махнул рукой шофер. — Через четверть мили упретесь в ворота. — Спасибо, — вздохнула Марти, спускаясь с подножки. — Во сколько вы будете здесь на обратном пути? — Как повезет, миз. Если погода совсем не испортится, к семи вечера подъеду. Но если шторм успеет раньше… Тогда уже — как стихнет. Это дня на два-три обычно. «Замечательно», — мрачно подумала Марти, глядя вслед удаляющемуся автобусу, но всерьез перспективе застрять на три дня в обществе душевнобольных не расстроилась: что-то подсказывало, что это — не самый худший вариант развития событий. Повернуть назад тревожное предчувствие не заставило. Да и куда поворачивать? Нет, только вперед, пока не упрется в ворота… У ворот сидел в застекленной и, наверное, теплой будочке охранник. Заметив подошедшую Марти, он приоткрыл окошко и сочувственно покачал головой: — Не лучший день вы выбрали для посещений, миз. — Я не… Не посетитель. С кем можно переговорить по поводу устройства на работу? Сестрой или… можно санитаркой… Хоть посудомойкой — лишь бы ее впустили внутрь. Взгляд охранника переменился. Сочувствие все еще виделось в нем, но уже другое, словно устраиваться ей сюда нужно не на работу, а на лечение. Но вслух ничего подобного произнесено не было. — Как вас записать, миз? — Охранник придвинул к себе толстый журнал. — Мартина Аллен. — Можете предъявить права или другое удостоверение личности? В сумочке у нее лежало только временное регистрационное свидетельство, полученное в день выхода из тюрьмы, и Марти, не задумываясь, просунула его в окошко. Если у охранника и появились какие-то мысли на этот счет, он оставил их при себе. — Подождите минутку, — попросил все так же вежливо. Он снял трубку телефонного аппарата, негромко сказал кому-то несколько слов, дождался ответа, сказал еще что-то… — Можете проходить, миз. — Автоматические ворота раздвинулись перед Марти, не полностью, но достаточно, чтобы пропустить ее за ограду. — От входа налево. У клумбы с желтыми розами повернете направо и выйдете на центральную аллею. По ней — прямо до главного корпуса, вас там встретят. Если увидите кого-то из пациентов, не волнуйтесь, у нас не содержат опасных психов, люди тут просто отдыхают… «Как в санатории», — пришли на ум слова Адама. Но в этом он, как выяснилось, не обманывал. Лечебница ничем не походила на те заведения закрытого типа, о которых вспоминают, говоря о психбольницах. Ухоженные аллеи, зелень, цветы. Вместо мрачных корпусов — небольшие светлые домики, которые вряд ли хочется покидать в такую непогоду, но все же нескольких пациентов Марти заметила. Они прогуливались по дорожкам с видом скучающих курортников, сами или в компании сиделок. Что ж, если эти люди действительно не настолько больны и нуждаются только в покое и относительном уединении, подобные условия им только на пользу. — Что вы тут делаете? — громким шепотом спросил густо покрытый цветами куст спиреи. Марти обернулась, но никого не рассмотрела за пышной зеленью и колышущимися на ветру полушариями белых соцветий. Пришлось ускорить шаг, чтобы выманить говорившего, вернее — говорившую, на просвет. — Не останавливайтесь, — велела шедшая по другую сторону зеленой изгороди девушка. — И не смотрите на меня… Но Марти уже посмотрела. Она умела смотреть быстро, это ценилось в ее профессии… В той, что была у нее прежде. Особенно на фронте. С одного беглого взгляда оценить характер и тяжесть ранения, определить необходимость и варианты вмешательства… Или до мелочей запечатлеть в своем сознании внешность: длинные светлые волосы, бледные щеки, большие серо-голубые глаза, по-детски пухлые губы, придающие тонкому лицу обманчивое выражение беззащитности… Девушка казалась знакомой, и не только потому, что походила на Адама так, как лишь сестра может походить на брата без ущерба для своей красоты и женственности. И Марти она каким-то образом узнала. Этому можно было бы удивиться, но Марти не удивлялась. Она ведь догадалась еще вчера… Почти догадалась, а сегодня уже уверилась в этой догадке… — Откуда вы здесь? — снова спрятавшись за кустарником, спросила девушка. — Приехала на автобусе. Разве вы сами не хотели, чтобы я попала сюда? — Но не так же! — сердито шикнул очередной куст. — Как же с вами… — Сложно? — Марти улыбнулась, и, если бы навстречу попался кто-то из медперсонала, этой улыбки хватило бы, чтобы ее приняли за одну из пациенток. — Я сложный человек, да. — Сейчас будет поворот направо, не пропустите, — велела… Вивиен? По ее тону чувствовалось, что решение принималось спешно и о нем, возможно, еще придется пожалеть. Марти сожалений давно не боялась.