Но дата — это мелочи: просто снимок сделали раньше. Или смонтировали из старых фотографий — даже мальчишки на Карго-Верде балуются подобным… — Я не понимаю, — растерянно проговорила Джо. — Объясню по дороге. Газету он вырвал из подшивки и взял с собой, искренне жалея, что никогда не интересовался светскими хрониками. Быть может, увидь он раньше фото леди Аманды и ее жениха, Крис была бы жива… Если все это связано, конечно. Но Кен не сомневался, что связано, а то, что ему пока не удалось найти эту связь, означает лишь, что искать нужно в другом месте. В «Островке», например… — Подожди в машине, — попросил он Джо, притормозив у гостиницы. — Только не так, как тогда у мола, хорошо? Я проверю и, если все нормально, помашу с балкона, и ты поднимешься. — А если возникнут проблемы? — Тогда, скорее всего, не помашу. Но, прежде чем мчаться мне на выручку, подожди хотя бы пятнадцать минут. — Десять. Джо потянулась к нему и похлопала по груди, проверяя, не забыл ли он защитный значок. А сразу показалось — хотела обнять… — Десять, — согласился он. — Но лучше — пять. — Не торгуйся. — Он шутливо щелкнул ее по носу газетой и вышел из машины, пока условия в очередной раз не поменялись. Пока они с Джо были в библиотеке, небо потемнело еще больше, а усилившийся ветер услужливо распахнул перед лейтенантом скрипучую калитку. Фаулер взбежал на крыльцо, быстро пересек холл и собирался так же, не сбавляя темпа, подняться на второй этаж, но был перехвачен выскочившей неведомо откуда хозяйкой гостиницы. — Здравствуй, Кен. Куда торопишься? — Я… к Мартине. Она ведь у себя? — Что-то случилось? — Белла подозрительно оглядела его с головы до ног, а потом и в обратном направлении. — Ничего, — соврал он. — Джо просила кое-что передать. В качестве «кое-чего» он предъявил ведьме газету и хотел уже проскочить мимо, но Белла успела сцапать его за рукав. — Подожди. Есть разговор. — Давай позже? Она помотала головой и, привстав на цыпочки, но все равно не дотянувшись до его уха, прошептала: — Это связано с Мартиной. И, мне кажется, с убийствами тоже. Я хотела посоветоваться с Джо, но в башне никто не отвечает… Ты же знаешь, где она? С ней все хорошо? — С Джо? — Неприятный холодок расшевелил волосы на затылке и спутал мысли, заставив забыть первую половину только что услышанной фразы. — Почему с ней должно быть что-то не так? — Тебе лучше самому взглянуть, — вздохнула Белла. — Надеюсь, я ошибаюсь, но… Просто посмотри и скажи, что я — старая дура. Я убрала это подальше, чтобы никто не нашел… — Что — это? — Если я скажу, ты не поверишь. Лучше один раз увидеть, как говорят… Она завела его в ведущий в хозяйственную часть коридор и открыла дверь в подвал. Кен подумал, что сегодня все повторяется дважды: два раза пришлось вскрывать подручными средствами замки, два раза — спускаться в подвал. Этот был небольшой, гораздо меньше того, что располагался под зданием мэрии. Но металлическая дверь тут тоже имелась. — Я храню тут кое-какие вещи на продажу, — размыто сообщила Белла. — Случаются дорогие, потому и… Лейтенант удержался от комментария, но, сколько стоят нелицензированные охранные системы и другие, завязанные на магию устройства, он хорошо себе представлял. Дверь оказалась двойной. Наружная — из металла, внутренняя — из толстого дерева. К вопросам безопасности миз Паркс подходила серьезно. — Оно тут, — сказала она, пропуская Фаулера внутрь. — Видишь, на полке? — Не очень, если честно. — Подожди, сейчас включу свет. Дело было совсем не в темноте, она почти не мешала, в отличие от ткани, под которой скрывалось неведомое нечто. Казалось, кто-то просто сунул на полку смятую тряпку. Фаулер подошел поближе и… Деревянная дверь за его спиной захлопнулась. — Зря ты не послушался, Кен. Всего неделю подождать, даже меньше… Он не успел ничего сказать или сделать, как с лязгом закрылась вторая дверь, металлическая. А на полке… На полке лежала смятая тряпка, да… ГЛАВА 23 Марти шла по выложенной желтым камнем дорожке и зачем-то считала шаги. Один, два… пять… десять… На четырнадцатом разглядела за деревьями увитую диким виноградом беседку. На двадцатом сорвавшийся с верхушки тополя ветер подхватил скомканный лист бумаги, брошенный кем-то на газон, и швырнул ей под ноги. Она подняла на двадцать первом. Медленно развернула, увидела карандашный рисунок и потерялась в переплетении ломаных линий… А пальцы вдруг перестали дрожать. Совсем. Замерли, вцепившись в края листа… И сердце застыло в груди… «Дыши! — приказала себе Марти, чувствуя, что не устоит на ногах, если треклятая мышца, гоняющая по телу кровь, не заработает снова. — Дыши! Ты ведь знала, что тебя ждет!» Знала, конечно. Не сразу, но с той минуты, как увидела эту девушку, бледностью и блеклостью походившую на привидение — на призрак прошлого, о котором Марти так и не смогла забыть. Так стоит ли удивляться, что прошлое не смогло забыть о ней? Или смогло? Она заглянула в беседку, перехватила на миг рассеянный взгляд, в котором не промелькнуло и тени узнавания или иных чувств, и отступила опять на дорожку. Сердце забилось — быстро, еще быстрее, наверстывая потерянные секунды, — но облегчения это не принесло. Мысли разбегались, не давая ухватиться хоть за одну из них, пусть даже самую несуразную. — Печальное зрелище, — сочувствующе вздохнула девушка-тень. — Но в первые месяцы было хуже. Сейчас он хотя бы встает с постели. Выходит в парк. Рисует. Иногда разговаривает с людьми. Правда, говорит обычно одно и то же. — Что именно? — Спросите его сами. Не важно о чем, просто спросите. Просто? О нет. Просто — это оперировать в темноте, зажав в зубах карманный фонарик. Три ампутации в один день затупившейся проволочной пилой — это просто. Месяц на больничной койке в ожидании смерти, но с надеждой на жизнь и три с половиной года в тюрьме без ожиданий и надежд — просто. А войти снова в беседку — нет. Но Марти смогла. Пересилила себя, переступила через страхи и боль, через смятые рисунки, валявшиеся на деревянном полу. Подошла вплотную. Стряхнула с пальцев вернувшуюся дрожь и осторожно коснулась ссутулившейся спины, такой худой, что позвоночник выпирал даже под рубашкой. Шевельнула губами… Беззвучно: воздух закончился на выдохе… Пришлось набрать его в грудь побольше. — Томми… Он замер, прислушиваясь. Но не обернулся. Мотнул головой, точно отгоняя случайный звук — собственное имя, ставшее чужим… Вторая попытка: — Лорд Томас? Совсем ничего. Разве что карандаш быстрее зашуршал по бумаге. Марти видела его — стертый огрызок, зажатый в длинных, болезненно истончившихся пальцах. Он дергался нервно и неровно, как будто стрелка энцефалографа, и рисунок скачками ритмов проступал на листе. Портрет, как и те, что разбросаны вокруг. Лицо, в котором смешались черты знакомых и незнакомцев. Картина искореженной памяти… — Капитан Стайн! — окликнула она негромко, но резко и властно, словно на плечах у нее полковничьи погоны, как у начальника госпиталя — седого, грузного, неизменно не выспавшегося и недовольного тем, что в санчасти опять посторонний: ходит и ходит сюда, таскает букеты полевых цветов, к вечеру превращающиеся в охапку сена, отвлекает от работы докторов. Томми вскакивал при его появлении, вытягивался в струнку, вскидывал руку к козырьку… Покорно выслушивал нотации и незаметно подмигивал Марти, а на следующий день или той же ночью приходил снова… Сейчас не встрепенулся, не вытянулся. Но распрямился медленно и так же медленно повернулся. Посмотрел на Марти, а она — на него. На осунувшееся лицо, на заросший щетиной подбородок. В глаза, зеленые, по-прежнему яркие и ясные, но сейчас… не пустые, нет… Напротив, в них было много всего. Слишком много, как в сплетении линий на его рисунках…