— Я же пока не работаю. — Нет. Ну, просто так. Сразу бы вошел в ритм. — Вот что я вам скажу, констебль… Кирон нахмурился. — Нет, это по работе, так что — констебль. — Ладно. Так что ты мне скажешь? — Я занимаю разные должности в полиции уже более двадцати лет, и я никогда не присутствовал при эксгумации. Впрочем, с учетом их редкости это можно сказать о большинстве из нас. — Ну, пришло время поставить и эту галочку, суперинтендант. Сорок четыре — У меня нет настроения никуда ходить, Бренда. Бренда, стоявшая у нее на пороге, не сдвинулась с места. — Я знаю. Ты уже говорила мне это по телефону. Так что я поняла, что должна сама прийти и вытащить тебя. Ты идешь. Если ты не хочешь в наше обычное место, можем пойти еще куда-нибудь — та новая пекарня кажется довольно милой, а мы там никогда не были. По средам всегда тихо. — Извини. Но я бы хотела… — Я понимаю. Честно. Ты бы хотела засунуть голову под одеяло и никогда больше не вылезать из кровати, и тебе кажется, что все будут пялиться и шептаться за твоей спиной, и у тебя нет сил помыться, переодеться и уложить волосы. Я понимаю. — Но почему? Теперь они уже сидели в гостиной. Мэрион выглядела измученной, она бессильно откинулась в кресле. Было холодно. И темно. — Это неудивительно. То, что ты сделала… это смело. — Безрассудно, так ты сказала. — И это тоже. Но это тебя добило. Ты и раньше была как комок нервов из-за всего этого напряжения, ожидания, а теперь еще и встреча с ним… Но, пожалуйста, давай пойдем. Если ты откажешься, мне придется идти домой и есть консервы, потому что больше у меня ничего нет. Я всегда с нетерпением жду наших встреч. Это, конечно, была правильная тактика. Она знала, что Мэрион отреагирует, если она заставит ее себя пожалеть. У нее на кухне лежала пара прекрасных кусков ягнятины и контейнер с овощами, и, разумеется, никаких консервов. Но цель оправдывала средства. Мэрион поднялась. — Нет, так дело не пойдет. Буду готова через пять минут. Они пошли в пекарню на Лэйнс. Там было пусто, так что Бренда пошла к столу у окна. — А мы можем сесть подальше, Брен? Если ты не возражаешь. — Ну, нет, только в окно мы сможем видеть, что происходит. — В это время дня ничего не происходит. — Там ходят люди, в магазинах зажигаются огни… Это хороший стол. Мэрион продолжала стоять. Официантка замерла за их спинами, держа в руках огромные меню. — Ой, ладно, сама решай, где хочешь сидеть. Они заняли стол в углу, который ниоткуда не было видно. — Ты в порядке, Мэрион? Я думала, ты взбодришься, если мы сходим в какое-то новое место. Спасибо, — сказала она официантке. Мэрион беспомощно посмотрела в меню. — Столько всего… Как-то все очень сложно. — Нет. Не обращай внимания на правую колонку, это завтрак. И на то, что внизу, — это детское меню. Поняла? Так, смотрим в левую. Блок наверху — это закуски, потом рыбные блюда, потом мясные, потом вегетарианские и в самом низу пудинги. А на обратной стороне напитки. Ничего сложного, правда?.. О, Мэрион. — Она быстро протянула к ней руку. В глазах Мэрион стояли слезы, лицо было совсем бледное и испуганное. — Что такое? Не нужно мне было настаивать на том, чтобы мы пошли. Ты себя нехорошо чувствуешь? — Я в порядке. — Это все после похода в тюрьму. Мэрион вытерла слезы. — Я просто слабая. — Нет. Это последнее, что про тебя можно сказать. Слушай, может, возьмем по бокалу вина? Это поможет? Это помогло. Они заказали себе блюда, на лицо Мэрион вернулись краски. — Извини, — сказала она. — Если ты правда хочешь знать, я чувствую себя просто ужасно с тех пор, как съездила к Рассону. Раньше у меня никогда такого не было, я не знаю, что со мной происходит. Я просыпаюсь от тошноты, меня мутит, и я боюсь… чего-то. — Чего? — Того, чего не стоит бояться. Я ухожу спать и просыпаюсь с колотящимся сердцем. Мне постоянно кажется, что в доме кто-то — или что-то — есть. Я без конца проверяю замки на двери. — Она замолчала, когда официантка принесла их тарелки. — Я схожу с ума? Может, это не имеет к нему никакого отношения. Может, я просто схожу с ума или у меня развивается деменция. — Нет. Это не так. В любом случае деменция начинается не так. И я не думаю, что так начинается безумие. Мэрион гоняла кусок рыбы по тарелке. Это была прекрасная рыба, морской окунь, но она не смогла съесть ни одной вилки — каждый раз ее горло как будто сжималось. — Прости. — Просто пей свое вино и не беспокойся. Ничего не случится. — Бренда доела свои лингивини с крабом. Паста была восхитительной, но она чувствовала себя ужасной обжорой, поглощая еду перед своей несчастной подругой. Они ушли через час. — Прости, прости меня, мне очень жаль, — повторяла Мэрион. — Ты теперь никогда не захочешь снова со мной куда-нибудь пойти. Я все испортила. — Так, слушай, вот стоянка такси, сегодня тебе не надо мучиться с автобусами. Сначала он может закинуть меня. И не спорь. Но она уже совсем устала и расклеилась. Поездка оказалась короткой. Бренда помахала ей рукой от своей двери, и они завернули за угол. — Сколько я вам должна? Но Бренда уже заплатила за них обеих, обо всем подумала. Она показала себя настоящим добрым другом, и Мэрион стало стыдно, что она составила ей такую отвратительную компанию, не доела прекрасный ужин — вообще зачем-то вышла в город. Больше она не повторит эту ошибку. Такси уехало, она открыла калитку, и собственный дом уставился на нее своими темными пустыми окнами. В домах с обеих сторон от нее окна были плотно занавешены шторами, за парой мерцал телевизор. Она прошлась по дорожке. Было слишком тихо. Кто-то открывал ее входную дверь. Точно. Ключ как-то странно вошел в замок. Дверь поддалась слишком просто. Обычно ее надо было подергать и потрясти, и на самом деле только Мэрион она поддавалась без проблем. Она отперла ее — дверь открывалась внутрь, в прихожую — и сделала шаг назад. Темная тишина. Мимо проехала машина, и она повернула голову, думая остановить ее, позвать на помощь. Или она может пойти к соседям. Мэйсоны были довольно закрытыми людьми, но чрезвычайно милыми, и она знала, что Джон согласится зайти и все проверить для нее. Секунду она колебалась, стоя на пороге прихожей, но потом развернулась и быстро зашагала по дорожке. — Там ничего нет, в доме никого, и, если честно, Мэрион, не похоже, что кто-то заходил внутрь. — Джон сразу вышел на ее зов и осмотрел дом, прежде чем позвать ее внутрь. — Все выглядит нетронутым — только если не забрали какие-то ценности, но это тебе самой надо смотреть. Иди, оглядись при мне, проверь. Она проверила. Ничего. Никто не заходил в дом, ничего на пропало и даже не было сдвинуто с места. Она тяжело опустилась на краешек дивана. — Извини, пожалуйста, — сказала она. — Эй, не говори глупостей, ты все правильно сделала. Я только рад, что смог тебя успокоить. Я же успокоил, правда? Да, конечно, ответила она ему. В доме никого не было. Но на самом деле нет. Было что-то странное с дверным замком. Нужно было попросить его проверить замок, вот идиотка. Какая идиотка. Ей не хватало смелости сходить и снова открыть и закрыть его. А вернуться и попросить сделать это Джона она тоже не могла. Она просидела на самом краешке дивана еще очень долго, так и не сняв пальто, с колотящимся в груди сердцем. Она знала, что никого в доме не было, ни сейчас, ни раньше, что она заглянула в каждый угол вместе с Джоном Мэйсоном, который страховал ее, и не нашла ничего необычного, ничего не услышала, не почувствовала, не унюхала, не нащупала. Никого. Она встала. Плотно задернула шторы. Повесила свое пальто на крючок. Отперла и снова заперла дверь. Задвинула засов. Проверила все задвижки на окнах. Она сходила наверх и проделала все то же самое, не включив нигде свет, быстро помылась, отправилась в постель в полной темноте и лежала, объятая неподдельным ужасом: у нее в голове было как на американских горках, которые то внезапно падали с высоты тысячи футов, то снова взмывали вверх, носясь по кругу, и она чувствовала тошноту и дурноту, и вся комната кружилась вокруг нее. Кружилась и кружилась. Ее глаза были широко распахнуты, потом она крепко закрыла их, но комната продолжала кружиться. Кружилась и кружилась. СТОП.